– Муж мой, я тоже была там.
– Возблагодарим за это господа, старушка. Если бы не ты, нас обоих не было бы в живых. Но то, о чем я сейчас говорю, произошло еще до тебя; это случилось в самом начале, когда мы вышли по следу Матарезе на Корсику.
– Брэндон, о чем ты, черт побери? – взорвался Шилдс.
– Косоглазый, опомнись, я же тебе рассказывал.
– Ах да, да, теперь я вспоминаю. Именно потому мы здесь. Извини, Тони, просто твой муж… он… любит мелодрамы, а я смертельно устал.
– Да объясните же мне, наконец! – крикнула Антония.
– Высшее руководство Матарезе никогда не раскрывает своим подчиненным – если хочешь, подданным – сведения о неудачах. Такое ощущение, что оно боится признать собственную уязвимость, ибо в этом случае разольется волна страха разоблачения.
– Ну и?
– Видишь ли, старушка, с Уичито все кончено – каюк, крест, точка, погасшая на экране радара. Но я готов поставить свои счета в офшорных банках, что подчиненным об этом ничего не известно.
– Свои что?..
– Заткнись, Косоглазый. Ты настолько старше меня, что уже не можешь запомнить то, о чем я тебе говорил не далее как вчера.
– Последнее твое заявление я слышу в первый раз. Счета в офшорных банках – о господи!..
– Итак, милая моя Тони, я намереваюсь выдать себя за большого босса из Матарезе – только что прибывшего из Амстердама, который, похоже, играет в этой организации какую-то важную роль. Я собираюсь «по секрету» рассказать всем и вся, что Уичито настала крышка, труба, finito.
– Кому «всем и вся»? С кем ты собираешься встречаться?
– С председателями правлений, президентами, управляющими, главными бухгалтерами тех нескольких десятков компаний и корпораций, которые устроили все эти слияния, объединения, покупки и прочие проделки. У нас уже есть список из тридцати восьми подозрительных субъектов, в Штатах и в Европе. Уверен, кто-нибудь расколется.
– Брэндон, если ты прав, – вмешался Шилдс, – предположим, кто-нибудь свяжется с Амстердамом?
– Вот мы и протрем окна, Косоглазый. Я объясню, что Амстердам, возможно, станет следующим Уичито, и мой совет – совет нового могущественного игрока – держаться подальше от Амстердама, поскольку там и так наломали достаточно дров.
– Брэй, но ты думаешь, что тебе поверят?
– Любовь моя, мы с Талейниковым долгие годы оттачивали свое зловещее мастерство как раз для таких случаев. За каждым моим словом будем стоять мы оба. Видит бог, нам поверят!
В шотландской деревушке Лох-Терридон наступило утро; за переплетчатым окошком небольшого обеденного зала гостиницы виднелись мокрые от росы поля, уходящие к горам. Завтрак подходил к концу; посуду уже убрали, и на столе оставались только вместительные чайник и кофейник. За столом сидели Лесли Монтроз с сыном, Камерон Прайс и Лютер Консидайн, старший лейтенант ВМФ Соединенных Штатов. Морской офицер только что выслушал рассказ обо всех загадочных и страшных событиях, которые в конечном счете привели его на Британские острова.
– Это же какое-то безумие! – воскликнул военный летчик.
– Однако так обстоят дела, – возразил Прайс.
– Вы уверены в том, что мне можно было рассказывать все это? – спросил Консидайн.
– Не уверен. Но разрешение поступило с совершенно неожиданной стороны, спорить с которой не посмеет никто…
– А, понимаю, – вмешался летчик. – Его дал заместитель директора ЦРУ, с которым я имел беседу по телефону. Если не ошибаюсь, некий мистер Шилдс.
– Нет, в данном случае он лишь мелкая пешка.
– В таком случае, кто?
– Ваш юный друг Монтроз-младший, с которым вы познакомились в Манаме.
– Джеми? – Консидайн недоуменно посмотрел на подростка. – Малыш, черт возьми, а ты тут при чем?
– Без вас, Лютер, я скорее всего сейчас лежал бы на дне заброшенного колодца в Бахрейне. Вы имеете полное право знать, ради чего рисковали быть разжалованным в простые матросы, не забыли?.. Кроме того, когда вы станете адмиралом, может быть, вы поможете мне устроиться в авиацию флота или морской пехоты, где служил мой отец.
– Не знаю, то ли мне тебя благодарить, то ли бежать отсюда как от чумы! Все это выше моего максимального потолка. Целые горы дерьма, всемирный заговор с целью прибрать к рукам финансы половины земного шара…
– Чтобы затем прибрать и вторую половину, лейтенант, – прервала его Лесли Монтроз. – Наши враги добиваются своего подкупом и страхом. Я и мой сын были лишь мелкими фигурами в игре, целью которой было устранение одного человека, знакомого с прошлым Матарезе и, возможно, способного указать дорогу в настоящее.
– Да-да, эта самая Мата… как ее там? Что это такое, подполковник Монтроз?
– Это название берет начало от фамилии, Лютер, – ответил за Лесли Прайс. – От фамилии одного корсиканца, чьи идеи стали идеологией международной монополии, гораздо более могущественной, чем мафия.
– Как я уже говорил, это выше моего максимального потолка.
– То же самое можно сказать и про нас, лейтенант, – согласилась Лесли. – Мы оказались не готовы к этому; ни у кого из нас нет подготовки, чтобы этому противостоять. Нам остается только сражаться каждому на своем поле боя, моля бога о том, чтобы те, кто над нами, принимали верные решения.
Консидайн озабоченно покачал головой.
– И что мы будем делать дальше?
– Ждать инструкций от Фрэнка Шилдса, – ответил Камерон.
– Они по-прежнему в Соколином Гнезде? – спросила Лесли.
– Нет, перебрались в Нью-Йорк.
– Почему в Нью-Йорк?
– Скофилд составил сценарий, из которого, как он надеется, может получиться толк. В любом случае, попробовать сто́ит. Джеффри Уэйтерс займется тем же самым в Великобритании, в Лондоне.
– Подождите! – воскликнул чернокожий моряк, сверкнув черными глазами. – В этом я тоже должен разбираться?.. Кто такой этот Скофилд, что это за «сценарий» и кто этот Уэйтерс из Лондона?
– А вы весьма неплохо запоминаете информацию, – заметила Монтроз.
– Знаете, когда на высоте тридцать тысяч футов нужно следить за показаниями нескольких десятков приборов, особо не расслабишься, мэм… прошу прощения, госпожа подполковник.
– Мам, говорил я тебе, что когда-нибудь Лютер непременно станет адмиралом.
– Спасибо, Джеми, а тебя ждет колония для несовершеннолетних преступников.
На столе зазвонил телефон, установленный специалистами МИ-5. Трубку снял Камерон Прайс.
– Да?
– Говорит Уэйтерс из Лондона. На обоих концах работают шифраторы. Как у вас дела?
– Никак не можем прийти в себя. А у вас?
– Аналогично, старина. Готовимся воплотить в жизнь сценарий Беовульфа Агаты, но на это потребуется день-два, если, конечно, нам удастся сохранить все в тайне. Однако наш разговор подслушать невозможно.
– Рад это слышать, – сказал Камерон. – Что нам нужно делать? Куда отправиться?
– Ваш американский летчик далеко?
– Сидит рядом со мной.
– Спросите у него, допущен ли он к управлению легким турбовинтовым самолетом.
Прайс передал Консидайну вопрос главы МИ-5. Тот ответил:
– Я допущен к управлению всем, что только может оторваться от земли, кроме разве что космического корабля, хотя, вероятно, я и с ним справлюсь.
– Вы слышали?
– Слышал, и это очень хорошо. Через два часа на аэродроме Лох-Терридон приземлится старенький, но полностью отремонтированный «Бристоль фрейтер», двухмоторная рабочая лошадка. Вы полетите на нем.
– И куда?
– Запечатанный конверт с инструкциями вскроете в воздухе, минута в минуту во время, указанное на нем.
– Это же какой-то маразм, Джеффри!
– Скажите спасибо своему Беовульфу Агате, приятель. Это как-то связано с радаром.
В Марселе было половина шестого утра; над медленно пробуждающимся причалом поднимались первые проблески зари. Портовые рабочие сновали вдоль пирсов, слышался металлический лязг очнувшихся от сна машин. Ян ван дер Меер Матарейзен находился в своем кабинете один. Облегчение, вызванное отъездом Джулиана Гуидероне, внезапно разлетелось вдребезги, разбитое сообщениями из Лондона.
– Вы можете объяснить подобное упущение? – резко сказал он в трубку телефона защищенной связи.
– Сомневаюсь, что у кого бы то ни было это получилось бы лучше, – ответил голос в Великобритании, женский голос, высокомерный, аристократический.
– Но полной уверенности в этом быть не может, ведь так?
– Я в этом уверена, и ваша позиция вызывает у меня сожаление.
– Думайте обо мне что угодно, хотя, на мой взгляд, вы не в том положении, чтобы позволять себе это.
– Ян, по меньшей мере, это невежливо. И несправедливо.
– Извините, Аманда, на меня навалилось столько проблем…
– Вы хотите, чтобы я прилетела в Амстердам и занялась ими?
– Сейчас я нахожусь не в Амстердаме, а в Марселе.
– А вам приходится много путешествовать, не так ли, дорогой? Почему в Марселе?
