– Надеюсь, мы с вами поладим. – Наклонившись, Камерон пожал старику руку. – Можно нам сесть?
– Вы могли бы и не спрашивать. Садитесь.
Пододвинув плетеные кресла, американские гости уселись напротив Тогацци – рядом, поскольку этого требовало пространство узкой веранды, заполненное перемежающимися светлыми бликами и тенями. Белладжио.
– Сэр, что вам сказал Скофилд? В своей записке он мне сообщил, что вы сможете нам помочь.
– Я смогу вам помочь, синьор Прайс. Я летал в Рим, в ваше посольство. Мы с Брэндоном долго разговаривали по защищенному телефону, прослушать который невозможно…
– Хотелось бы надеяться, – прервал его Прайс.
– Молодой человек, ни синьора Скофилда, ни меня никак нельзя считать глупцами. Как говорят у вас в Америке, мы с ним соображаем, что к чему. Так вот, мы говорили намеками, используя условные слова и выражения из далекого прошлого. Но мы прекрасно поняли друг друга, хотя посторонний человек едва ли взял бы в толк, о чем шла речь.
– Специальный агент Прайс сказал, сэр, что у вас будет несколько человек, – сказала Монтроз. – Мы будем ждать остальных?
– В этом нет никакого смысла, синьора подполковник, они не приедут. Их двое, это глубокие старики, которые сообщили мне все, что знали, но лично с вами они встречаться не будут.
– Почему? – спросила Монтроз.
– Как я уже сказал, signora, они очень старые, старше меня, и им не хочется возвращаться к былым войнам, причинившим столько страданий. Однако все, что им известно, записано специально для вас.
– Но вы сами согласились нам помочь, – заметил Камерон.
– Неприятные воспоминания есть и у меня, но у меня имеются и другие причины.
– Можно узнать, какие именно? – спросила Лесли.
– В этом нет необходимости. Бейолупо о них знает.
– Но его здесь нет, – возразил Камерон. – А мы здесь.
– Понимаю. То, как я вас встретил, показалось вам необычным и весьма неудобным. Не сомневаюсь, вы уверены, что мы могли бы поговорить где угодно, скажем, в городском парке или в гостиничном номере в Милане.
– Да, могли бы.
– Вы меня не знаете, поэтому я могу говорить, что моей душе угодно. А поскольку я использовал имя Скофилда, вы думаете, будто я не сомневаюсь, что вы поверите мне на слово.
– Что-то в таком духе, – согласился Прайс.
– Но вот теперь вы задаетесь вопросом… кто такой этот человек?
– Я уже ломал голову над этим.
– И это совершенно естественно. Теперь вы начинаете задумываться, что я, возможно, не тот, за кого себя выдаю, а лжекурьер, получивший доступ к определенной информации и определенным именам.
– Мне приходят в голову разные мысли, и я ничего не могу с этим поделать.
– Совершенно с вами согласен. Вы не можете не слушать то, что подсказывает вам многолетний опыт. Как сказал Брэндон, вы знаете свое дело – возможно, вы лучший в Управлении.
– Вы уверены, это сказал тот самый Скофилд, которого знаю я? – подавив смешок, спросил Камерон. Затем он продолжал, уже серьезно: – Вы понимаете, откуда я. Расскажите нам, почему вы согласились помочь. Дайте что-нибудь, чтобы завоевать наше доверие.
– Я могу рассказать вам только правду, – ответил старый итальянец, с трудом встав с кресла и медленно направившись из тени к открытому проему, перед которым была установлена одна из красных подзорных труб. Этот прибор отличался от остальных, поскольку над толстым красным цилиндром было закреплено еще какое-то круглое устройство. Остановившись, старик похлопал по подзорной трубе, затем обернулся к Прайсу и Монтроз: – Вы слышали о двух семействах, Скоцци и Паравачини?
– Да, – ответил Камерон, – они совместно владели корпорацией «Скоцци-Паравачини», но затем между ними пробежала черная кошка, и они разошлись.
– Не «кошка пробежала», синьор Прайс, а пролилась кровь: Паравачини пошли на кровавое преступление. Им нужно было избавиться от Скоцци, чтобы примкнуть к убийцам-Матарезе. Они убивали братьев и сыновей, подкупали и шантажировали управляющих и директоров, выливали на порядочных людей ведра клеветы, вынуждая их оставлять свои места. Союз Скоцци-Паравачини, отравленный изнутри, поразила смертельная болезнь, одержавшая победу.
– Кажется, я понимаю, к чему вы ведете, – тихо промолвила Лесли. – Вы были очень близки к семейству Скоцци.
Старик печально усмехнулся.
– Поразительная проницательность, подполковник, хотя я бы не стал использовать слово «близок». Я и есть Скоцци, последний оставшийся в живых представитель семейства Скоцци.
– Но ведь ваша фамилия Тогацци, – возразил Камерон.
– «Что в имени твоем?» – как сказала одна дама. Можно назвать розу тюльпаном, но она все равно останется розой… Нам нужно вернуться на многие десятилетия назад – в то время, когда только начались убийства. Разумеется, преступников не могли найти, ибо Паравачини пользовались значительным влиянием в Милане и Риме, а также в Ватикане. Поскольку моя мать презирала и боялась Паравачини, меня отправили на Сицилию, к cugino[63] матери, для моей же безопасности. Там я окончил школу, затем перебрался в Рим продолжать образование, взяв фамилию этого cugino, Тогацци, опять же ради собственной безопасности.
– Именно тогда вы и познакомились с мистером Скофилдом? – спросила Монтроз.
– Дорогая подполковник, как хорошо быть молодым! – усмехнулся дон Сильвио, хлопнув ладонью по телескопу. – Это случилось гораздо позже, после моих universitario[64] дней.
– К этому времени вы уже работали в итальянской разведке? – уточнил Прайс.
– Да, в «Сервицио сегрето». Меня приняли сразу же после окончания университета, благодаря друзьям из Палермо, имевшим определенные связи. Я пошел работать в секретную службу, одержимый одной мыслью, одним стремлением: помимо своих профессиональных обязанностей, я хотел проникнуть в недра Паравачини, вскрыть все их грязные тайны и, в конечном счете, выйти на Матарезе. Вот тогда я и познакомился со Скофилдом и Талейниковым. Нами двигали общие интересы, но мне для того, чтобы завоевать их доверие, пришлось раскрыть себя, как я это делаю сейчас. Естественно, вы можете подтвердить у Брэндона каждое мое слово, но для этого вам придется перебраться куда-нибудь в другое место. Здесь нет оборудования, которое обеспечит достаточную конфиденциальность.
– В этом не будет необходимости, – заметил Камерон.
– Я согласна, – добавила Монтроз.
– И здесь, в Белладжио никто не знает, кто вы такой?
– Mio Dio[65], нет. Я для всех очень состоятельный siciliano[66], который благодаря своим волосам, бывшим когда-то светлыми, и богатству пользуется уважением здесь, в северных провинциях. – И снова старик прикоснулся к подзорной трубе – ласково ее погладил. – Вот, я хочу вам кое-что показать. Подойдите, посмотрите вот в эту подзорную трубу. Она оснащена устройством, которое позволит вам смотреть обоим.
Прильнув к окулярам, Лесли и Камерон поразились качеству оптического прибора. Они увидели особняк на берегу озера Комо, окруженный ухоженными лужайками, причал с огромной яхтой и повсюду фонтаны. Фигурки людей сновали вокруг, настолько отчетливые, что, казалось, до них не несколько миль, а всего каких-нибудь ярдов тридцать.
– Красивое поместье, – заметил Прайс, отойдя от подзорной трубы и повернувшись к Тогацци. – Кому оно принадлежит?
– Это поместье Паравачини, и даже самые свирепые ветры с гор не в силах развернуть эту подзорную трубу. Она прочно закреплена болтами. Отсюда я могу наблюдать и при необходимости фотографировать всех тех, кто там появляется.
– Отлично сработано, дон Сильвио, – добавил Камерон. – Кстати, можно ли проследить ваше новое имя?
– Сильвио Тогацци надлежащим образом зарегистрирован – или, скажем так, вложен в книгу записей новорожденных Палермо, а данные о его крещении занесены в церковную книгу храма Блаженного спасителя, сельской церквушки к югу от Чафалы. Все эти документы выполнены на высоком уровне и выглядят такими «подлинными», как только этого можно желать.
– А кто произвел вас в «доны»? – улыбнувшись, поинтересовался Прайс.
– Когда кто-нибудь нанимает десятки людей на расчистку поместья и строительство, щедро одаривает местных жителей, оплачивает сельские праздники и строит на свои средства две-три церкви, приставка «дон» перед его именем появляется совершенно естественно. Однако хватит обо мне. Предлагаю пройти в дом, и я передам вам все то, что нам удалось подготовить. Надеюсь, вы будете довольны.
– Прошу прощения за любопытство, – сказала Лесли Монтроз, – но вы упомянули про травму спины, следствие того, что агент Скофилд неудачно вас подхватил, когда вы прыгали с балкона. Это происшествие имело отношение к вашей совместной охоте на Матарезе?
– Едва ли, дорогая моя подполковник, хотя мое поспешное отступление действительно было вынужденным. Женщина, о которой идет речь, была замужем за фанатиком-comunistа[67], который был рабски предан своей работе и не уделял должного внимания своей жене. И я лишь попытался заполнить пустоту… А сейчас идемте, информация ждет вас.
