Камерону не пришлось звонить в Лондон или Нью-Йорк. В Милане самолет ждал новый конверт с инструкциями. Конверт, адресованный подполковнику Лесли Монтроз, был вручен ей лично. Совершенно сбитая с толку, молодая женщина поблагодарила американского морского пехотинца в форме, взявшего на себя роль курьера, и вскрыла запечатанный конверт с эмблемой посольства Соединенных Штатов Америки в Риме в левом верхнем углу.
– Я вылетел с ним час назад, госпожа подполковник, – объяснил морской пехотинец. – Моя фамилия Ольсен, я капитан морской пехоты, возглавляю службу охраны посольства. Я ни на минуту не расставался с конвертом.
– Понятно, капитан. Еще раз спасибо.
– Всегда к вашим услугам. – Козырнув, офицер удалился.
– Это от Тома Кранстона, – объяснила Лесли, под гул десятков самолетов идя по бетону аэропорта в сопровождении Прайса и своего сына.
Консидайн остался заниматься «Бристолем».
– Вот чем объясняется посольство в Риме, – сказал Камерон. – Максимальные меры безопасности, Белый дом напрямую вышел на госдеп. Знаешь, дорогая, а твоему влиянию во властных структурах можно только позавидовать.
– Мама, я тащусь.
– Боюсь, тебе еще долго не придется мной восторгаться. Ты возвращаешься на самолет. Все готово к тому, чтобы переправить тебя во Францию, к молодым Брюстерам. Том говорит, что там ты будешь в полной безопасности, и твое местонахождение останется в тайне.
– Ну же, мама, не надо! – воскликнул Джеми, останавливаясь. – Я не хочу, чтобы меня запихнули в какую-то дыру во Франции!
– Эй, Джеми, успокойся, – тихо, но решительно произнес Прайс. – Ты должен понять, что все это делается для твоего же блага. Не думаю, что тебе захочется снова отправиться в Бахрейн или куда-нибудь еще похуже.
– Нет, черт побери, но у нас ведь пятьдесят штатов! Разве нельзя было подыскать что-нибудь поближе к дому? И в качестве компаньонов пригласить моих знакомых?
– Ты не поверишь, – ответил Камерон, – но во время такого переезда, в сопровождении матери или без, ты окажешься совсем беззащитным. Уж лучше залечь на дно где-нибудь в Европе.
– Из тех же самых соображений исходили молодые Брюстеры, – вмешалась Лесли. – Быстрый частный самолет, перелет на небольшое расстояние, полная анонимность. Можно не опасаться ни наблюдателей в аэропортах, ни осведомителей в Пентагоне, ЦРУ и британской разведке, которые смогут донести обо всех секретных приказах и подозрительных рейсах.
– Кто эти люди, которых вы так боитесь? – обреченно спросил Монтроз-младший. – По вашим словам получается, что у них просто неограниченные возможности!
– Тут ты недалек от истины, – грустно усмехнулся Прайс. – К тому же, это блестящие умы. Наши враги могущественны, очень могущественны. Но они не всемогущи.
– Ну хорошо, хорошо, – пробормотал Джеми, признавая свое поражение. – Но кто хоть такие эти ребята Брюстеры?
– Они не ребята, сынок. Это брат и сестра, которые также могут стать мишенью преступников. Британская разведка хочет исключить в будущем захват новых заложников. Молодые Брюстеры тебе очень понравятся, Джеми. Мне они понравились.
– Ну, видишь ли, бывает, англичане ведут себя заносчиво, понимаешь, что я хочу сказать?
– Это вряд ли относится к английскому парню, который первый в классе по электро– и газовой сварке, – заметил Камерон.
– По чему?
– По сварке. Ты хочешь сказать, в вашей навороченной частной школе в Коннектикуте этому не учат?
– Нет, а зачем?
– Роджер Брюстер считает, что должен обязательно овладеть профессией, как и те, кто лишен преимуществ, обусловленных его богатством и положением в обществе.
– Ого, правда?
– Правда, Джеми, – подтвердила его мать. – Кроме того, Роджер, как и ты, занимается борьбой.
– Только этого мне не хватало – чтобы меня уложил на лопатки англичанин.
Показался Лютер Консидайн, быстро идущий по бетонному полю.
– Младший, мы должны быть готовы подняться на борт через пять минут, – сказал он, подойдя к Прайсу и Монтрозам. – Полагаю, вам уже все известно.
– Лютер, и вы все знали? – изумился Джеми.
– Разумеется, малыш, я ведь сижу за штурвалом, ты не забыл? Мы уже заправились топливом, и я получил странный полетный план, но это будет интересно. Я купил тебе в пиццерии дешевый фотоаппарат-«мыльницу», будешь снимать. Такое путешествие вряд ли удастся повторить!
– Лейтенант, это безопасно? – Глаза Лесли были широко раскрыты от беспокойства.
– Безопаснее, чем прогулка за молоком до ближайшего магазина. Даже если откажут оба двигателя, мы будем лететь настолько низко, что сможем спланировать и посадить нашу «бабушку» на поле или дорогу.
– Куда вы летите? – спросил Прайс.
– Вы не поверите, Камерон, но мне запрещено раскрывать это даже вам.
– Кем?
– Белым домом. Хотите поспорить?
– Не думаю, что верх будет за мной.
– Вы совершенно правы, господин шпион. Кстати, ваши чемоданы в багажном отделении. Пошли, Младший, нам нужно добраться до взлетно-посадочной полосы номер семь, и мы даже не имеем права воспользоваться каром. Можно сказать, нас не существует в природе.
Мать и сын крепко обнялись, и Джеймс Монтроз-младший побежал догонять летчика военно-морской авиации, который быстро удалялся по аэродрому.
«Старинными друзьями», о которых говорил в своей записке Брэндон Скофилд, оказался один пожилой мужчина лет семидесяти с лишним. Дорога к нему оказалась весьма неблизкой. Началось все с того, что, когда Прайс и Лесли Монтроз подходили к зданию миланского аэропорта, их вдруг окликнул хриплый голос:
– Signore, signora![50]
Из полумрака грузовых ворот появился неряшливо одетый паренек лет восемнадцати, который направился прямо к ним. В его поведении сквозила деловитость, к которой подмешивалось стремление не привлекать к себе внимание.
– Che cosa?[51] – спросил Камерон.
– Capisce italiano, signore?[52]
– Плохо. Не было практики уже несколько лет.
– Я немного говорю английский – abbastanza.
– «Достаточно»? Хорошо. Так в чем дело?
– Я провожать вас к дон Сильвио. Торопиться!
– К кому?
– К синьору Тогацци. Rapido![53] Следовать за мной!
– Кам, а как же наш багаж?
– Подождет… Как и ты, ragazzo. Attesa![54]
– Che?[55]
– Кто такой этот Тогацци, дон Сильвио? И почему мы должны следовать за тобой? Pеrchе́?[56]
– Вы с он встречаться.
– Quali nuove?[57]
– Я должен говорить… Бей… оо… lupo?[58]
– Бей… оо… волк… Беовульф?
– Si. Vero![59]
– Идем, Лесли.
Они дошли до конца стоянки перед зданием аэропорта. Открыв дверь старенького маленького «Фиата», парень знаком предложил Прайсу и Монтроз быстро забраться на заднее сиденье, где тотчас же стало тесно.
– Как ты? – спросил Камерон, несколько запыхавшийся от быстрой ходьбы через всю автостоянку.
Лесли не дали ответить резкие виражи, которые «Фиату» пришлось заложить, уворачиваясь от других машин, внезапно рванувших с места.
– Ну как итальянцы могут делать такие крошечные машины? Они что, не видели фотографии дородных мамаш, отплясывающих тарантеллу? Отвечаю на твой вопрос: ты меня раздавил.
– Я нахожу это весьма приятным. Полагаю, надо будет купить такую малютку и нанять шофера, чтобы он возил нас с тобой.
– Ну да, нам больше заняться нечем – только кататься по Италии. – Внезапно оборванный паренек выписал несколько крутых поворотов по запруженным улицам Милана. – Кажется, я только что сломала два ребра.
– Хочешь, чтобы я пощупал?
– Нет, лучше скажи этому кретину, чтобы он ехал помедленнее.
– Lento, ragazzo, piacere lento![60]
– Impossible, signore. Don Silvio impaziente… Вы много быстро менять macchina.
– Что он говорит?
– Он сказал, что не может ехать медленнее, потому что этот дон Сильвио нас ждет. И еще нам предстоит сменить машину.
– Это будет настоящим благословением, – пробормотала Лесли.
Увы, ее ожиданиям не суждено было сбыться. Новый автомобиль оказался больше, и на заднем сиденье было гораздо просторнее, но водитель, мужчина средних лет в темных очках, с длинными черными волосами до плеч, за рулем вел себя еще более дико и необузданно, чем подросток. Лесли и Камерон перебрались к нему в машину; водитель не поздоровался, не назвал себя, вообще не произнес ни слова, а сразу рванул петлять по улицам, продвигаясь ко второму выезду на главную магистраль. Покинув пределы города, шоссе повернуло на север, на Леньяно, Кастелланцу и Галларате. Камерон узнал эту дорогу: она вела в Белладжио, город на берегу древнего озера Лако-Лариус, известного во всем мире как озеро Комо.
Через тридцать восемь минут машина подъехала к старинной деревушке, на протяжении столетий разросшейся до размеров небольшого городка, однако сохранившей обаяние позднего средневековья. Узкие, извилистые улочки с крутыми подъемами и неожиданными спусками напоминали о тех далеких временах, когда по немощеным дорогам, петляющим по полям и холмам вокруг величественного озера, передвигались на повозках, запряженных мулами, крестьяне и купцы. А вдоль этих узких улочек по обеим сторонам, так близко, что, казалось, от одного до другого можно дотянуться рукой, сплошной стеной тянулись трех– и четырехэтажные дома, построенные наполовину из камня и наполовину из дерева. Каждый похожий на миниатюрную крепость, они громоздились друг на друга, чем-то напоминая поселения индейцев пуэбло или, быть может, первые кондоминиумы. Однако общее впечатление было совершенно другим, ибо здесь не было пространства для света – камень и дерево полностью заслоняли солнце, оставляя лишь широкие полосы тени.
