— Не буду.
— В таком случае в путь, сын. Поверь, я буду рад увидеть тебя снова.
— Тогда я постараюсь доставить тебе эту радость, отец, — ответил Кар, вставая. — Прощай.
Выходя, он чувствовал взгляд Сильнейшего, и тьма у сердца отзывалась тьме отцовских глаз, пока наконец завеса драконьей кожи не отделила Зал Совета от мира смертных.
* * * *
«Все-таки я во многом дикарь», — думал Кар, прощаясь с Ветром на крыше дворца. Столица Империи дышала и ворочалась во сне, словно громадный многоголовый зверь. Кар чувствовал ее Силу — Силу древних камней, хранящих заклятия строителей-магов, Силу тысяч живых душ, их страхов, их надежд. Силу крови в их жилах.
«Ты точно должен туда идти?» — красные искры в грифоньих глазах мерцали все быстрее. Тревога зверя окутывала Кара, как холодное одеяло.
«Должен, — в который уже раз повторил Кар. — Улетай, Ветер. Что бы ни случилось, не возвращайся, пока я не позову».
«Я не хочу тебя оставлять».
«Знаю. Поверь мне, Ветер. Так нужно».
Тот выгнул спину, как рассерженный кот. Длинный хвост ударял по бокам.
«Я боюсь, — признался Ветер впервые на памяти Кара. — Ты не хочешь туда. Ты идешь против своего сердца. Ты как будто умираешь!»
— Я не собираюсь умирать, мой мудрый грифон, — прошептал Кар. Ласково коснулся нависшего над головой клюва. — И туда иду по своей воле. Улетай, прошу. Доверься мне. Мы — вместе!
Грифон зашипел сердито, но все-таки подчинился. Присев, рванулся в звездное небо — темно-золотое видение из прошедших времен, мечта магов и страх дикарей. Огромные крылья на миг заслонили звезды. Описав круг над дворцом, грифон полетел прочь от столицы.
Кар глубоко вздохнул. Он дрожал, но не от холода или страха. Добротная имперская одежда из кладовых Долины — плотные штаны для верховой езды, шерстяная рубашка цвета крови, теплый плащ в тон — давила и стесняла движения. Жесткие сапоги неприятно скрипели при ходьбе.
Кар погладил знакомую рукоять меча. Давненько он не вспоминал былых привычек! Жаль, оружие бессильно против воспоминаний. Они подступали со всех сторон, давили, мешая дыханию. Звезды… глупо расстраиваться из-за звезд. И все же пасмурную ночь было бы легче. Упрямый прозрачный свет плыл над крышей, и звенели в тишине мальчишечьи голоса: «Мы будем приходить сюда, Кар? Потом, когда я стану императором?» «Как пожелаешь, мой принц». Амон, сын Амона, прижал к ушам ладони, но голоса все равно звучали в нем. «Ты — мой принц. Мой брат. Я всегда буду рядом. Клянусь». «Помни, ты поклялся».
— Нет, — прошептал Кар.
Спасаясь от призрачных мальчишек, вызвал в памяти другое воспоминание: женщину со связанными руками на залитой солнцем площади. Золотоволосого императора на помосте, рядом со жрецом. Знак унизанной перстнями руки, блеск топора в руках палача.
Голоса стихли. Плотнее запахнувшись в плащ, Кар пошел к знакомому люку.
Створки отворились со скрипом — петли давно не смазывали. Запах пыли ударил в нос. Сотворив неяркий магический свет, Кар спрыгнул на каменные ступени.
Он ждал, что дверь придется открывать магией, но та послушалась толчка. Эриан не удосужился велеть починить замок или все еще порою сбегает от императорских забот на крышу? Едва ли. Призраки-воспоминания не пощадили бы и его.
Покров невидимости — заклинание сродни магическом колпаку. Кар набросил его бессознательно, хоть в том и не было особой нужды. Дворец спал. Знакомые коридоры с потускневшими фресками на стенах окутывал полумрак. Масло в светильниках подходило к концу, но слугу, заправлявшего их, видимо, сморил сон. Даже закованные в железо стражи у дверей императорских покоев казались полусонными. Кар мог войти в двери незамеченным — вояки смотрели сквозь него, не видя и не слыша. Но, словно мстя за давнюю клевету, он направился в обход, к потайной двери.
Заперто, разумеется. Кар положил руку на замок. Закрыл глаза. Отец предупреждал, что материя здесь непослушна. Метал под ладонью нагрелся, когда древняя магия вступила в борьбу с магией Кара. Никому не позволено войти незваным во дворец Сильнейших. Никому — бездушным заклятиям невдомек, что хранят они чужих, что чужие давно вошли, без всякой магии, обычной животной силой. Девять столетий спустя заклятия еще действуют, не пуская хозяина домой.
«Это мой дом, — сказал мысленно Кар. — Я сын Сильнейшего и потомок древних Сильнейших. Во мне их Сила. Я пришел по праву».
Сначала показалось — все зря. Потом Кар увидел заклятие и вздрогнул. Такой магии его не учили. Истлевший от времени страж, скелет в воинских одеждах, медленно склонил голову с остатками седых волос: «Проходи, Сильный». Дверь отошла.
В коридоре пахло пылью и памятью. Кар опять зажег магический свет. Белый шарик поплыл над головой, указывая путь. В груди болело нестерпимо, хоть кричи. Кар тяжело дышал сквозь зубы. «Придет день, — подумал он, и сразу стало легче, — придет день, и я спрошу с тебя, Сильнейший, за эту ночь. И за ту, давнюю. Я служу тебе, но помню, кто во всем виноват…» Тьма у сердца не отозвалась. Будто охотничий пес, она чутко вглядывалась вперед, насторожив уши. Она узнавала здесь каждый камень, и Кар знал, что там, в Долине, хозяин тьмы сидит за каменным столом, стиснув руки, что ногти до крови вонзаются в его ладони, но Сильнейший не чувствует боли, терзаемый своими призраками. И призраки те много страшней призраков Кара.
Последняя дверь открылась быстро. Кар просто ударил в нее Силой, и заклятия послушно расступились.
Он был здесь. Призраки подступили вплотную. Шарик света погас. Еще шаг — и неровный огонь свечей заиграет на самоцветах в рукояти кинжала, на волосах мертвого императора, на мокрых щеках Лаиты. Кар сжал кулаки и шагнул вперед.
Свечи не горели. Холодным был камин. Лунный свет лился в окно, позволяя видеть резной балдахин над кроватью, повешенный на перекладину тяжелый халат. Алые покрывала, золотые локоны на подушке. Кар склонился, вглядываясь в лицо спящего — широкие брови, густую бороду, морщину усталости на лбу. Взрослый Эриан до боли походил на императора Атуана.
«Убей», — приказала тьма.
Кар выпрямился, гневно сжав губы.
«Не мешай мне, отец. Я помню, зачем пришел. Неужели ты думал, что я зарежу его во сне, как вор?»
«Я говорил тебе, что не время играть в дикарскую честь!»
«Он Эриан, а не один из твоих рабов. Мне безразлично, что ты думаешь. Не мешай, или я уйду, и делай все сам».
Отцовская воля ударила его, неодолимая, как лавина в горах. Тьма вцепилась в сердце стальным когтями. Кар будто со стороны смотрел, как его рука тянется к груди Эриана, как быстрая мысль проникает в тело императора, просачивается в кровь, тянется к сердцу. Один приказ — и оно замрет навсегда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
