— Пулеметы, огонь! — скомандовал Строд, подпустив белогвардейские цепи на близкое расстояние. И вот видны уже перекошенные от крика рты, глаза, полные лютой ярости, и красные, поблескивающие от пота лица врагов. Но вот уже падают белые дружинники на бегу и устилают своими телами Лисью Поляну. Отдельные из них полегли совсем близко от тунгусских яранг.
Генерал Вишневский потерял в двух атаках многих своих ветеранов, с которыми вместе выступил из Харбина. Он никак не ожидал, что измученные тяжким походом, голодные красноармейцы окажут такое упорное сопротивление. Генерал полагал, что, опытные в бою, хладнокровные и отважные, его офицеры легко прорвут оборону красных, и путь на Якутск будет открыт. Но две бесплодные атаки показали совсем иное. Вишневский понял, что ударом в лоб красных не опрокинуть. А без Лисьей Поляны не видать дружинникам Якутска как своих ушей.
Оставалось только ждать, когда прибудет из Аяна помощь да подоспеет из Охотска генерал Ракитин.
А чтобы не охладел боевой пыл у дружинников, Вишневский ежедневно устраивал вылазки. В промежутках между стычками он приказывал обстреливать позиции красных из винтовок и пулеметов.
Раненых красных бойцов сразу же относили в яранги, и отрядный фельдшер оказывал им медицинскую помощь. В помещении все время пылал в очаге огонь. Двое санитаров кипятили воду. Фельдшер делал несложные операции и перевязывал раны.
Строд решил любой ценой задержать на этой поляне белых и не пропустить их в Якутск. Генералу Вишневскому ничего другого не оставалось, как продолжать осаду Лисьей Поляны.
Воспользовавшись короткой передышкой, Строд позвал к себе старейшину тунгусов и отправил с шла ультиматум Вишневскому.
«Генерал! Вы думали в феврале взять Якутск, — писал Строд. — А весной собирались победоносным маршем пройти всю Сибирь. Но вы столкнулись с суровой действительностью, а не мечтой из сказки… Железная логика диктует вам, что никакой речи не может быть не только о Москве или Иркутске, но даже о Якутске. Ведь вы не сумели своими силами сломить даже наш небольшой отряд. И потому вторично предлагаю вам сложить на краю Лисьей Поляны все стрелковое оружие. После этого по двое выходить из леса. Командирским твердым словом обещаю, что никакого насилия никому из дружинников не будет причинено. Командир красного сводного отряда Ян Строд».
Двое суток никакого ответа от генерала Вишневского не было, хотя тунгусский старейшина оставался в лагере белых. А шел уже шестнадцатый день осады Лисьей Поляны.
И вдруг… Посреди яранг стали рваться снаряды. Строд понял, что к белым прибыло подкрепление. Каким-то чудом им удалось протащить по тайге орудие. Значит, Пепеляев не забыл о своем обещании, и теперь на стороне дружинников оказался явный перевес. От генерала Вишневского прибыл парламентер.
— Мы предлагаем вам сдаться! — заявил он. — Брат-генерал дает на размышление час. Если в течение часа не поднимете белый флаг — пощады не ждите!
Парламентер покинул душную ярангу. Строд приказал своему порученцу:
— Поднять красный флаг!
На длинном флагштоке весело заплескалось на свежем ветру пробитое пулями знамя отряда. Бойцы Строда запели «Интернационал». Грозная революционная песня победно звучала над Лисьей Поляной.
А вслед за этим начали рваться снаряды. Осколки вырывали одного за другим из красноармейской цепи. Потом последовала атака белых. Дружинники, выставив штыки, плотной стеной подступали к ярангам, где находился центр обороны. И снова дружно в лад заговорили по команде Строда пулеметы.
Атака белых и в этот раз захлебнулась.
Строд понимал, что Вишневский не оставит в покое защитников Лисьей Поляны. Надо ожидать еще более яростной атаки. Бой предстоял не на жизнь, а на смерть.
Кирками, штыками и лопатами красные бойцы сумели вырыть в мерзлой земле неглубокие окопы. Но это показалось Строду недостаточным.
— Строить баррикаду! — приказал командир. — Пусть это и оскорбит память павших, но у нас нет иного выхода: складывайте тела погибших бойцов и убитых дружинников перед нашими окопами!
Быстро начала вырастать баррикада на переднем крае обороны Лисьей Поляны. Крест-накрест ложились в поленницах из мертвых тел схваченные морозом павшие бойцы из отряда и убитые в бесплодных атаках дружинники. Остекленевшие глаза покойников равнодушно глядели в низкое оловянное небо. И даже полыхавшее среди пихт предзакатное солнце, казалось, не в силах смутить безмятежное спокойствие мертвых, которым предстояло исполнить последнюю службу, дабы установился мир на русской земле.
Снаряды, выпущенные белыми из единственного орудия, местами разметали баррикаду, составленную из мертвых тел, но разрушить ее полностью не смогли. С громкими криками «Ура!» дружинники устремились на центр обороны красных. Генерал Вишневский с револьвером в руке шагал позади наступающей цепи, громкими криками подгоняя отстающих дружинников. Он рассчитывал, что офицерская рота сумеет преодолеть баррикаду и прорвется к ярангам, где находился штаб отряда. На гребне баррикады разгорелась жаркая рукопашная схватка. Противники дрались прикладами винтовок, кололи друг друга штыками. Звонко взрывали воздух одиночные револьверные и винтовочные выстрелы.
— Боевые орлы! Отважные красные бойцы! — воскликнул первым поднявшийся на баррикаду командир отряда. — Мы прошли тысячу верст по якутской тайге не для того, чтобы отдать эту поляну белым генералам! Вперед! В атаку!
И красные бойцы, несмотря на страшную усталость последних осадных дней, поднялись из окопов вслед за своим командиром. Офицерская рота не выдержала штыкового удара. Натиск бойцов был неожиданным и ошеломляющим. Опрокинутая атакой красных, наполовину поредевшая офицерская рота увлекла за собой в бегство и остальную часть дружины. Напрасно уговаривал и увещевал братьев-дружинников генерал Вишневский: прекратить начавшуюся панику было не в его силах. Каждый стремился поскорее убраться подальше от этой страшной поляны, на которой осталась лежать большая часть белого воинства.
Трехдюймовое орудие с небольшим запасом снарядов оказалось в руках красных бойцов. Десятка два дружинников, раненных во время атаки, сдались в плен.
Тунгусский старейшина, чей род издавна пас оленей на Лисьей Поляне, вернулся наконец к пославшему его парламентером командиру отряда. Но пришел он не один. С ним вместе вошел в ярангу, где находился Строд возле раненых бойцов, немолодой сухопарый человек в овчинном тулупе и лисьем малахае.
— Кто это? — обратился Строд к старейшине.
