— Разве не существует дорог в обход таможни? — забеспокоился купец.
— Да, вдоль Шелкового пути идет довольно много обходных троп… Ты, конечно, можешь попробовать… — задумчиво протянул молодой человек, — но придется пробираться по опасным ущельям, по безводной пустыне, подвергаться угрозе нападения разбойников, которые так и рыскают по горам в поисках беззащитных торговцев, пробирающихся с контрабандным товаром мимо таможни! Немногие путники отваживаются идти такими путями!
Лицо купца с каждым словом все больше вытягивалось. Ясно было, что теперь он уж точно и шагу не сделает дальше привычных мест. На прощанье он все же сказал:
— Может, еще увидимся! Если передумаешь, знай, где меня найти: два перехода назад в Чанъань — и обратно сюда. Прежде я не решался предпринять дальнее путешествие, но твоя прекрасная сестра вселила в мою душу тягу к странствиям! Возможно, однажды я решусь…
Снова оставшись одни, счастливые своей любовью после долгой разлуки, Нефритовая Луна и Луч Света отправились в дорогу, по которой в обе стороны шли тысячи караванов и вооруженных отрядов. Теперь у них были деньги, и за плату они присоединялись то к одному каравану, то к другому. Впереди лежали Нефритовые врата, и следовало найти способ безопасно их миновать. Вряд ли кто-нибудь здесь мог связать юную пару с теми самыми беглецами… но вдруг стражникам на воротах дан приказ без разбору задерживать всех юношей и девушек, едущих на запад?
— Сколько еще до врат? — беспокойно спросила Нефритовая Луна.
— Меньше десяти дней пути, — ответил юноша и погладил подругу по руке, стремясь ободрить и успокоить.
— Надо пойти обходными путями, о которых ты рассказывал торговцу снадобьями. Хотя твое красочное описание дорожных тягот не даст мне уснуть по ночам! — рассмеялась девушка.
Почти незаметно в окружающий пейзаж вплеталась пустыня: деревья, покрытые густой листвой, уступали место все более чахлым и колючим растениям, им тяжело давалась борьба с вечной засухой, а потому они словно стремились отпугнуть любого острыми очертаниями и неприветливым обликом; вместо оживленных поселений на пути теперь встречались жалкие скопления глинобитных хижин, а потом и они сменились шатрами кочевников-пастухов.
Чем дальше на запад, тем ярче становились закаты, пламенем озарявшие горы.
Луч Света и Нефритовая Луна были в состоянии платить за сочную баранину, зажаренную на вертеле, которую подавали в придорожных харчевнях, а также за душистый и горячий черный чай, особенно приятный на том участке пути, где местность начала незаметный подъем, принесший с собою и холод. Вечерами они снимали угол в комнате на каком-нибудь постоялом дворе и засыпали, тесно прижавшись друг к другу.
Иногда им везло: имевшие довольно странные обычаи кочевники давали влюбленным кров в своем шатре, а сами уходили ночевать под открытым небом, где спали, завернувшись в кошмы. Оставшись наконец наедине, путешественники могли отдаться страсти, прикрывшись одной на двоих шкурой яка.
Однажды утром они решили свернуть с основной дороги и углубиться в горы по узкой пастушьей тропе.
— Видишь во-он там стену? Чуть подальше на ее продолжении — отсюда не видно — стоят Нефритовые врата. Это значит, нам пора уйти в сторону. Море Покоя рассказал мне, как пройти по горам, избегая таможенного досмотра, — объяснил молодой кучанец.
Когда они отдалились от Шелкового пути, еще выше поднявшись в горы, показались те самые врата. Такие величественные, что и отсюда их хорошо было видно.
— Как они прекрасны! Словно дворец! А какие мощные укрепления! — поразилась Нефритовая Луна.
— Полагаю, их строили с особым тщанием, ведь это фасад Китая, обращенный к Западу! Граница между Китаем и остальным миром. Красивое, но опасное для нас место: в том городе у ворот куда больше соглядатаев и стражников, чем обычных жителей.
Пешее путешествие по горным тропам нельзя было сравнить со спокойной ездой по торной дороге. Нефритовая Луна быстро устала, натерла ноги и вскоре не могла двигаться дальше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Смотри, это русло реки, оно заполнено мягким песком. Давай остановимся! Здесь мы сможем удобно устроиться на ночь… — попросила она.
Поблизости рос сухой кустарник, позволявший развести огонь, и Луч Света согласился, что место вполне подходит для отдыха.
Когда разгорелось пламя, они согрелись. Юноша выкопал для обоих удобное ложе в песке. Несколько мгновений — и они провалились в сон в объятиях друг друга, уверенные, что никто в целом свете их не побеспокоит.
Разве могли они вообразить, сколь коротка будет эта ночевка!
ГЛАВА 23
ИМПЕРАТОРСКИЙ ДВОРЕЦ, ЧАНЪАНЬ, КИТАЙ, 7 АПРЕЛЯ 656 ГОДА
![]()
У-хоу принимала в постели коронованного супруга, который — вот удивительно! — вел себя, как обычный крестьянин в бамбуковой хижине подле жалкой чеки — водоема, где те выращивают рис. Так же по-простому пыхтел и отдувался, так же утробно стонал (вызывая обмен проницательными усмешками у подслушивающих под дверью слуг).
— Ваше величество, не желаете ли получить в дар «иволгу, бьющую крыльями о ветку, на которой ее посадили»? — ворковала У-хоу, вспомнив утонченное название не самой красивой, но весьма возбуждающей любовной позы.
Убедившись, что император вполне насытился ласками и заснул, У-хоу осторожно соскользнула с кровати и подозвала служанку, чтобы та помогла ей одеться. Отрешенно позволяя нарядить себя и украсить волосы великолепной тиарой, на которую с бессильной завистью смотрели все наложницы императора, она старалась справиться с невыносимой головной болью: та уже два дня не оставляла ее, мешая сосредоточиться на делах.
Что следует предпринять сегодня?
Утром она вызвала префекта Ли с докладом о том, как Главная инспекция борется с незаконной торговлей шелком, хотя понимала, что едва ли может доверять словам чиновника: благодаря верному Немому она знала о распространявшихся по городу слухах. Императрица якобы содействует этому противозаконному промыслу! Несомненно, префект отлично знал об этих сплетнях, если только не распространял их самолично.
Великан тюрко-монгол, обычно невозмутимый, двумя днями ранее пришел в покои императрицы крайне торопливо и был хмур сильнее обыкновенного.
— Заговор! — показал он жестами. — Тайная торговля шелком, сплетни, старый военачальник, глава! — и невнятно рыкнул, не зная, как показать на пальцах имя Чжан.
Ошибались те, кто думал, что лишенный языка пленник совсем не может говорить. Сначала так и было, но постепенно он немного приспособился, хотя речь его, весьма невнятная, звучала, скорее, то как мычание, то как утробный рокот, то как грохот прибоя. Императрица привыкла ее разбирать, к тому же придумала для слуги упрощенный способ изъясняться, хотя тот чаще предпочитал прежний язык общения, жесты, а для подробного рассказа — письмо. И в этот раз, кратко изложив новости, он уселся за составление подробного отчета о том, что разузнал.
Императрица задумалась. Стало быть, генерал Чжан плетет заговор…
У-хоу прекрасно знала, какой ненавистью пылают к ней представители старинных родов. Было бы наивно полагать, что время сотрет эту ненависть, а влияние супруги на Гао-цзуна окажется бесконечным. Она не молодеет, и Гао-цзун вполне может начать заглядываться на кого-нибудь еще. Конечно, она начеку и надеется вовремя устранить соперницу… Да только хорошо понимает, что если сам император замыслит поискать утешения на стороне, это станет началом конца ее, У-хоу, власти. Поэтому следовало заручиться поддержкой других кругов, как-нибудь умиротворить аристократов. Хотя бы запугать, если не получится. Но лучше бы получилось…
Несколько месяцев назад ей удалось добиться от супруга передачи титула принца-наследника от Ли-чжуна к Ли Ону, их общему сыну: ребенку, которому едва исполнилось три года. Этот шаг не только не усмирил недовольных, но, напротив, вызвал новую волну возмущения.
