Евдокия, отец которой, несмотря на свое старинное дворянство, был так беден, что сам обрабатывал свое поле и жил в маленькой деревушке, приехала в Москву прислужницей при своей дальней родственнице. Эта родственница была горда, своенравна, и потому бедной Евдокии с ее тихим и кротким нравом часто случалось плакать от горя; но чтобы иметь возможность помогать отцу, добрая девушка терпеливо переносила все, никогда не жалуясь и надеясь, что Бог вознаградит ее когда-нибудь за труды и терпение. В каком неописуемом положении она находилась в то время, когда надежда ее исполнилась и Бог в самом деле наградил ее доброе сердце таким блистательным образом! Считая свое неожиданное счастье этой драгоценной наградой, она приняла его с радостью и смирением и была на царском троне еще приветливее и добрее, чем прежде в своем бедном состоянии. Это чувствовала больше всех ее молодая родственница, которая прежде так грубо обходилась с ней и теперь не знала, как благодарить добрую царицу за ласки, которыми она старалась доказать, что простила все нанесенные ей обиды.
Неизвестный художник. Портрет царя Михаила Федоровича.Царь Михаил Федорович отличался мягкостью характера и великой сыновней преданностью, поэтому в годы его правления патриарх Филарет приобрел значительное влияние на управление государством.
С такой добродетельной супругой Михаил Федорович не мог не быть счастливым. Ее любовь сглаживала его огорчения, связанные с управлением государством, расстроенным во всех частях, укрепляла его мужество в неудачах, увеличивала радость в счастливых окончаниях дел, предпринимаемых для пользы любимого народа. Наконец, почтительная привязанность Евдокии к благочестивым родителям Михаила, соединяя еще нежнее царское семейство, давала ему то счастье, каким редко можно наслаждаться на троне.
А.П. Рябушкин. Свадебный поезд в Москве (XVII столетие). 1901 г.Одной из забот патриарха Филарета была женитьба Михаила. В 1616 г. царю в невесты выбрали Марию Холопову. Однако вскоре дошли слухи, что Мария больна, поэтому ее вместе с родителями сослали в Тобольск. Проблема вероисповедания помешала царю жениться на сестре Бранденбургского курфюрста*[183]. Наконец, Михаил вступил в брак с княжной Марией Долгорукой, но вскоре она умерла. Вновь царь женился 29 января 1626 г. Его избранницей стала Евдокия Лукьяновна Стрешнева — дочь небогатого дворянина.
Продолжение царствования Михаила Федоровича до его кончины от 1619 до 1645 года
Но несмотря на все свое семейное счастье, увеличившееся впоследствии в результате рождения двух дочерей, а в 1629 году — рождения наследника престола, царевича Алексея, у Михаила Федоровича бывали минуты, когда его не могли развеселить ни нежность супруги и родителей, ни ласки детей. Это бывало тогда, когда какие-нибудь новые опасности угрожали его подданным, какие-нибудь несчастья растравляли их свежие, еще незажившие раны. Такого рода огорчения чаще всех причиняли доброму государю наши неугомонные соседи, Поляки. Их королевич Владислав, несмотря на заключенное перемирие, несмотря на свое обещание отказаться от всех требований на Русское царство, все еще тайно тешил себя надеждой рано или поздно завладеть им. В 1632 году умер его отец Сигизмунд III, и Владислав, став его наследником, не постыдился во время своего восшествия на престол принять на себя вместе с именем короля Польского и имя царя Московского.
Такая дерзость не могла остаться без наказания, и, зная, как гибельно было всякое нашествие Поляков на Россию, осторожный Михаил вынужден был предупредить Владислава и послать войско к Смоленску. С горестью видя этот знаменитый город в руках непримиримых своих врагов, царь хотел возвратить его. Русские радовались такому намерению и надеялись, что оно будет удачно: войско состояло из 100 000 человек и было под командованием знаменитого воеводы Михаила Борисовича Шейна. Шейн прославился в том же самом Смоленске во время продолжительной и несчастной осады этого города Сигизмундом. Мои читатели, наверное, помнят, какую отчаянную храбрость проявили тогда Смоляне и как многие из них, будучи вынуждены сдаться, решили лучше погибнуть ужасной смертью под развалинами взорванной церкви, чем быть пленниками Поляков. Первым пример этой неустрашимости, этой пламенной любви к Отечеству подал жителям Смоленска их градоначальник Шейн. Зато, когда Поляки взяли Смоленск, Шейн стал их первой жертвой. Бесчеловечно погубив все его семейство, они отправили его самого пленником в Варшаву. Он прожил там девять лет и возвратился в одно время с Филаретом Никитичем. В его душе пылала непримиримая ненависть к Полякам — убийцам его супруги и детей; кому же, как не ему, можно было поручить возвращение того города, где он был счастлив вместе с его жителями, и отомстить его врагам? Так думал государь, так думали все. Но вышло не так! Подивитесь, друзья мои, что рассказывают современники об этом странном, удивительном для Русских происшествии.
А.М. Васнецов. Лубяной торг на Трубе в XVII веке. 1926 г.Немецкий ученый и дипломат Адам Олеарий (1603-1671), путешествовавший по Московии, записал: «За белой стеной на особом рынке стоит много домов, частью сложенных, частью разобранных. Их можно купить и задешево доставить на место и сложить… а в два дня выстроить совершенно готовыми, потому что продающиеся бревна все заготовлены, пригнаны друг к другу, и их стоит только сложить на новом месте и проконопатить мхом». Так лубяной торг спасал москвичей, давая возможность быстро восстановить свой дом после пожара, а пожары в те времена бывали часто.
Шейн уже подошел с войском к Смоленску и тотчас приказал идти на приступ. Воины быстро взлетели на стены, но вдруг сзади, из их собственного лагеря, стали стрелять в них из пушек! Пораженные ужасом, в недоумении, несчастные не могли продолжить своего дела и вынуждены были отступить. Причина такого поступка осталась невыясненной. Одни писатели называют это ошибкой, произошедшей из-за торопливости воеводы, не рассмотревшего своих; другие приписывают это его измене; третьи, и самые достоверные, говорят, что изменником был не он, а командир наемного войска, генерал Лесли. Как бы то ни было, но Русские отступили и уже на протяжении всей несчастливой войны чувствовали влияние этой жестокой неудачи: уныние распространилось по всему войску и с каждым днем увеличивалось, особенно с того времени, как оно услышало, что сам король идет к Смоленску.
ШляхтичОгорченный царь, узнав об этом жалком положении воинов, на которых сильно надеялся, послал на помощь к ним новые полки под командованием князей Черкасского и Пожарского. Но прежде, чем они успели дойти до Смоленска, Владислав с сильной армией был уже там и не разбил, а как будто какой-то волшебной силой победил Русских: они почти без сопротивления начали отступать и так скоро и с таким, казалось, страхом, что всю свою артиллерию, все военные снаряды и весь обоз оставляли неприятелю, а знамена даже положили перед королем! Одним словом, Русское войско не узнавало самого себя в этом постыдном деле, а иностранцы, бывшие в нем, и сам король Польский не верили глазам своим! Когда же весть об этом разнеслась по России, все в один голос сказали, что Русские не способны на такую трусость, что в этой легкой победе Поляков есть что-то особенное, что главный воевода, должно быть, изменник и Шейн — еще так недавно любимый и уважаемый всеми своими соотечественниками, Шейн — надежда государя и народа, стал ненавистным для всех и заплатил жизнью за свою вину и несчастье.
Вот какие огорчения оставляли глубокие следы в чувствительной душе Михаила. В то время, как он их испытывал, Владислав наслаждался победами, и только имя князя Пожарского остановило его блестящие успехи: как только он услышал, что избавитель России приближается к Смоленску, тотчас проявил готовность к миру и, чтобы не продолжать войну, которая могла дурно кончиться для него, несмотря на самое лестное начало, согласился на многие требования Русских. Например, он обязался возвратить им большую часть сокровищ, увезенных Поляками из Кремля, отдал тело царя Василия Иоанновича Шуйского, а что всего важнее — отказался навсегда от имени царя Русского. Но Михаилу Федоровичу не удалось возвратить при этом мире ни одного из городов, отданных Полякам в 1618 году, и, кроме того, он должен был отказаться от всех своих притязаний на Ливонию, Эстляндию и Курляндию.
Судьба, уменьшая владения Михаила на западе, увеличивала их на востоке: храбрые Казаки, следуя примеру знаменитого Ермака, помогали Русским купцам распространять торговлю в завоеванной им стране и с каждым годом далее и далее проводили их караваны, так что уже около 1635 года почти вся Сибирь до Камчатского моря принадлежала Русским. Города, один за другим строившиеся там, оживляли леса и пустыни нового царства, знакомили его диких жителей с основами цивилизованного общества, доказывали заботу государя о его самых отдаленных подданных. Туринск, Енисейск, Ирбит, Якутск и многие другие города Сибири были построены в это время. В Туринске тогда же была открыта первая железная руда в России.
