– Ай! – Небогатов попытался вырваться.
– Что надо? – грубым низким голосом спросил отшельник.
– Отпустите, тогда скажу, – сквозь зубы процедил мальчик.
– Так и быть, говори, – отшельник отпустил покрасневшее ухо ребенка, – но если мне не понравится ответ, я брошу тебя вон в ту речку.
– Мне интересно, почему вас все боятся? – Коля потирал больное ухо, мысленно приготовившись бежать.
– А ты что, еще не понял? – ехидно заметил отшельник.
– Нет, – последовал уверенный ответ. – Детям угрожать легко, но вас даже взрослые мужики чураются, которым ничего не стоит пришибить какого-нибудь задохлика одной левой.
– Против меня кулаки бесполезны, – усмехнулся лесной житель. – А боятся они, потому что я говорю правду в лицо. Вот возьму и скажу, что ты на самом деле не смельчак, а всего лишь изнеженный маменькин сынок, ищущий приключений на свою причесанную головешку. Что теперь будешь делать?
– Отвечу, что так оно и есть, – без колебаний произнес Небогатов. – Когда мы ходим в церковь, я благодарю Бога за то, что родился в такой семье. А что насчет поиска приключений, то я могу себе это позволить.
– Ха-ха, – глухо засмеялся отшельник. – Значит, ты ценишь то, что имеешь… Редкая черта. Как звать-то тебя?
– Николай Иванович Небогатов, но, если вы мне друг, называйте Колей.
– Что ж, Коля, меня зови дедом, как раз по возрасту подхожу.
С этого момента началась дружба мальчика с грубоватым отшельником. При первой возможности Небогатов стал бегать в хижину к новому знакомому. Дед рассказывал ему о травах, животных, учил рыбачить и плотничать, делился своим опытом.
– Я хочу стать моряком, когда вырасту. – Коля решился поделиться с отшельником своей мечтой.
– Почему бы и нет, – последовал равнодушный ответ.
– Мама говорит, что многие жалеют о своем выборе, когда становятся взрослыми, – продолжил мальчик.
– О СВОИХ решениях не жалеют, – твердо произнес отшельник, – а вот если выбор был сделан под влиянием родных, друзей, моды или банального страха, то сожаления неизбежны.
Тогда Небогатов ничего не ответил, но сказанные дедом слова запали в голову мальчика на долгие годы. В конце лета, когда пришла пора уезжать, отшельник подарил Коле на прощание бутылочку из темно-синего стекла. «Это вода с ледников, находящихся высоко в горах. Выпей ее, когда нахлынут сомнения, и ты увидишь последствия своего решения», – предупредил лесной житель.
Следуя за своей мечтой, Небогатов поступил в Морское училище, а потом в Николаевскую морскую академию. Со временем он повзрослел, прошел боевое крещение, обзавелся семьей, но от намеченных планов не отступил. Небогатову довелось командовать канонерской лодкой, крейсером, броненосным крейсером, пройти нелегкий путь от гардемарина до флаг-капитана. 6 декабря 1901 года Николай Иванович за отличную службу был произведен в контрадмиралы. На тот момент ему было 52 года; опытный военный, Небогатов пользовался уважением среди солдат и офицеров.
В 1904 году грянула Русско-японская война. Небогатов был назначен командующим 1-м отдельным отрядом судов Тихого океана (3-м броненосным отрядом 2-й эскадры Тихого океана). 14 мая 1905 года произошло знаменитое сражение у острова Цусима, в котором русская эскадра была разбита. К вечеру злополучного дня из оставшихся на плаву броненосцев сильно пострадал только «Орел», в который попало более 90 снарядов, разрушивших все надстройки, разбивших гребные суда и создавших в корпусе корабля много серьезных пробоин. Флагманский броненосец «Император Николай Первый» получил несколько пробоин, потерял часть шлюпок и одно 12-дюймовое орудие. Броненосец «Адмирал Сенявин» не потерпел никаких повреждений и не имел потерь в личном составе, а броненосец «Генерал-адмирал Апраксин» имел лишь незначительные повреждения.
Около шести вечера Небогатов принял командование разбитой эскадрой и пошел во главе на броненосце «Император Николай Первый». Ночью он и все следовавшие за ним корабли подвергались постоянным атакам неприятеля. Несмотря на огромную усталость, офицеры и командиры не ложились спать. К утру в составе отряда, шедшего на северо-восток, осталось четыре броненосца и крейсер «Изумруд», остальные суда были потоплены, отстали или отделились от главных сил. С рассветом 15 мая на горизонте, позади левого траверза отряда, показались дымки. Посланный на разведку «Изумруд» донес по возвращении, что это суда неприятельского флота. Осведомившись сигналом о повреждениях своих судов, Небогатов объявил боевую тревогу.
К десяти часам утра часть вражеских кораблей опередила отряд. Насколько об этом можно было судить с большого расстояния (свыше шестидесяти кабельтовых), численность окруживших отряд японских судов достигала двадцати восьми, причем все они мало пострадали во время предыдущего боя. Безысходное положение оставшихся кораблей Небогатова для офицеров и нижних чинов было очевидным – и те и другие стали готовиться к последнему бою.
На флагманском корабле адмирал Небогатов ушел в боевую рубку. «Военно-морской устав гласит, что командир может сдаться, если все его боеприпасы израсходованы, а вооружение выведено из строя, – думал Николай Иванович. – Не совсем наша ситуация, но, учитывая дальность стрельбы неприятельских кораблей, от оставшихся орудий все равно не будет реальной пользы». Небогатову вспомнился случайно услышанный накануне разговор двух матросов: один вздыхал о том, как будут жить в случае его гибели жена и дети; другой рассказал, что перед отъездом продал лошадь и корову, чтобы семья могла протянуть хоть немного. «Если мы начнем бой, их жены и дети останутся без кормильцев, – задумался адмирал, – а ведь они тоже часть Родины, и мой долг их защищать, а не усугублять страдания. Или шанс все-таки есть? Последний бой… Хочу увидеть, каким он будет!» Последнюю фразу Небогатов произнес вслух, а потом резко снял с шеи висевшую на шнурке бутылочку из темно-синего стекла, которую ему много лет назад подарил отшельник, и залпом выпил содержимое.
Проглотив прозрачную воду, адмирал почувствовал себя бестелесным. Невидимые силы перенесли его сознание на высоту птичьего полета, откуда он мог наблюдать за сражением: неприятельский флот атаковал остатки разбитой эскадры. Подчиненные Небогатову суда сопротивлялись, но снаряды не долетали до кораблей противника. Первым пошел ко дну «Орел», а за ним последовали остальные. Адмирал слышал шум выстрелов и стоны раненых; кто-то, движимый животным инстинктом, пытался схватиться за плавающие обломки, другие захлебывались, придавленные развалившимися балками. Зрелище больше походило не на бой, а на мясорубку с заранее предрешенным исходом.
К реальности Небогатова вернула сильная встряска, вызванная попавшим в рубку снарядом. Приказав не стрелять в ответ, адмирал собрал остальных офицеров и объявил им о принятом решении так: «Братцы, я прожил на свете 65 лет, и мне все равно скоро умирать, но вас мне жалко, многие после себя сирот оставят». Следующим был приказ поднять белый флаг, а когда такового не оказалось, в качестве сигнала о сдаче подняли японский флаг.
Когда враги на миноносце пришли за адмиралом, Небогатов снова собрал своих людей и сказал, что один за все отвечает. Команда плакала. Вскоре пленный командир был доставлен к японскому адмиралу Того со всем своим штабом.
– Каковы ваши условия? – спросил Того, желая соблюсти порядок.
– Никаких условий я предложить не могу, – хладнокровно ответил Небогатов.
– Ну, все-таки скажите, – настаивал Того.
– Желаю, во-первых, чтобы немедленно дано было разрешение донести Государю-Императору о постигшем меня несчастье, во-вторых, чтобы личное имущество команды и офицеров было оставлено в их распоряжении, и затем, если Государь-Император разрешит нам вернуться в Россию, со стороны японцев не должно быть препятствий.
Того сказал, что не может исполнить последний пункт без позволения Микадо, но будет ходатайствовать об этом. Так закончилась военная карьера Небогатова, а экипаж его судов получил вторую жизнь. Впоследствии японцы согласились на возвращение адмирала в Россию, но поставили условие дать подписку, что он больше не станет участвовать в сражениях. Как человек, формально еще находившийся на службе, Небогатов отказался.
22 августа 1905 года заочно, без суда, Николай Иванович был «исключен из службы с лишением чинов и последствиями, обозначенными в статьях № 36 и № 38 Военно-морского устава о наказаниях». Узнав об этом, Небогатов сказал японцам, что теперь может располагать собой, и попросил позволить ему вернуться в Россию, подписав нужный документ. Скоро он был отпущен на Родину, где его взяли под стражу.
Суд над Небогатовым продолжался с ноября по декабрь 1906 года. На нем бывший адмирал защищал не себя самого, а своих подчиненных. На вопрос, как бы он поступил, если бы какой-нибудь мужественный офицер стал убеждать команду не повиноваться приказу, Небогатов четко ответил: «Я бы его застрелил». Обвиняемый много раз подчеркнул, что воинская дисциплина превыше законности, поэтому за сдачу отвечает только командир, так как остальные выполняли приказ.
