её граница терялась, по утверждениям ведомого, в сумеречном небе, а в стороны уходила за горизонт.
Иван водил его взад-вперёд вдоль этой пресловутой стены, заставлял молодого человека искать расщелины, ступени, лазы или карнизы – что-то, где тот смог бы пройти вместе с ходоком. Толкачёв выслушивал его сетования и придумывал что-либо новенькое. Он отступал с ним до Хема, и оттуда снова начинал очередной набег по направлению к замку. И опять человек Напель испуганно вздрагивал и осаживал Ивана, видя его погружающегося в каменную крепость.
Когда очередная несчётная попытка закончилась неудачей, Иван вернулся в убежище, измазанный кровью разбитых рук полностью лишенного возможности протискиваться сквозь время молодого человека. На немой вопрос Напель он отрицательно покачал головой.
– Замок ему недоступен. Закрытие. Я не смог…
– Жаль, – без особой печали сказала Напель.
Иван пошёл умываться, заставил то же сделать и неудачнику.
Затем Напель долго беседовала со своим слугой, или единомышленником, или рабом (Иван пока что не разобрался, почему все эти люди вместе, а Напель руководит ими), после чего тот, к тайному огорчению ходока, поселился в комнате, заняв небольшой закуток недалеко от входа.
– Так надо, – нахмурив брови, строго сказала Напель.
– Надо, так надо, – не стал упрямиться Иван.
Он устал.
Вторым, не прошедшим к замку, как неожиданно выяснил Иван, уже находясь на дороге времени, оказалась женщина.
Выглядела она лет на сорок. Но вначале, взяв её за руку, ходок ощутил мужскую силу. Ему в голову даже не пришло, кого именно он ведёт в очередной раз. Смуглость лица и порывистость движений не говорили ни о чём. Подозрение пришло не ранее чем через полчаса. До тех пор она крепилась, вздыхала и действовала согласно его движениям и просьбам. Но чем дольше они блуждали в непонятном лабиринте, не имеющего выхода к замку, тем чаще он ощущал её несогласие со своими действиями. Она начала недовольно комментировать его подсказки и приказы. Дальше – больше.
А когда ему стало понятно, с кем он имеет дело (о том он спрашивал её несколько раз: женщина ли она, – пока ведомая, наконец, не призналась), поведение её изменилось совершенно. Она раскапризничалась, рот её не закрывался ни на секунду. Создавалось впечатление, что она решила высказать всё, что она думает о поле ходьбы, о ходоках и, в частности, об Иване. И обо всех мужчинах тем более. Высказывалась хлёстко, без тени сожаления о сказанном.
Иван стал уставать не столько от бесцельного блуждания, сколько от необузданного нрава пробиваемой им сквозь время. К женщинам он всегда относился с вежливостью и пониманием их забот. Поэтому, слегка посмеиваясь вначале над её словами, он не выдержал
– Слушай меня внимательно, – сказал он сдержанно, но веско, – я тебя сейчас здесь брошу. И что с тобой тогда будет, одному провидению известно. Так что помолчи! Пожалуйста…
Она тут же примолкла, услышав в его предупреждении настоящую, хотя и скрытую за вежливым «пожалуйста», угрозу. Он обрадовался перемене в её поведении, так как стал побаиваться острого язычка женщины. Но порой ему казалось, и он опасливо поглядывал на неё, что она готова вцепиться ему в горло ногтями значительного размера – до того она приходила в ярость от его бессилия что-либо сделать с проводкой к замку.
– Он же не хочет, чтобы я… – слышал Иван сквозь сон, сморивший его после возвращения в своё временное жилище, сетования женщины, которые она высказывала Напель. – Ты же знаешь, как мужчины относятся к нам…
«Дура, – хотелось ему бросить ей в упрёк, – что бы ты понимала в ходьбе во времени?»
Напель что-то отвечала ей – успокаивала.
А Иван вспомнил разговор с Эламом Шестым, по твёрдому убеждению которого с женщинами можно иметь дело и говорить с ними только об одном: как продлить свой род и заиметь потомков. Потому жалуясь Напель, эта женщина была совершенно не права, так как он к такому типу мужчинам не относился и честно старался вывести её из комнаты к замку.
Но ведь не получилось! И не по его вине.
И… не нужны ему потомки от неё! С такой страшной физиономией, ни на секунду не закрываемым ртом и язвительным языком…
Не получилось, не получилось… Не нужны, не нужны… Подобно бою колоколов, прошло через весь неспокойный сон. Иван встал ещё больше разбитым и усталым, чем был прежде.
Женщину Напель устроила на тюфячке по другую сторону от входа в Ивановом убежище…
Иван провёл последнего из людей Напель и неторопливо возвращался за нею самой. В целом, проводка, что ни говори, всё-таки удалась на славу, так как только двое не смогли пройти с ним через поле ходьбы. А вначале думалось, что такая участь постигнет половину из них.
Иван и не торопился, отдыхая в дороге. Ему предстояло побриться, принять душ, привести себя в порядок.
В предвкушении этого и окончания бесконечных переходов, он спокойно проявился в реальном мире. В комнате было шумно, в ней шла свальная драка.
Около десятка громил, вооружённых короткими мечами, в тесноте ограниченного пространства навалились на обитателей убежища. Узкий ход в комнату обороняли молодой человек и женщина, не пропущенные полем ходьбы к замку.
Женщина, ловко и точно нанося удары и отбивая их, визжала громко и высоко, словно долго не заводящаяся машина. Молодой ухал при каждом поднятии и опускании длинного меча и казался более медлительным, хотя его тяжёлое оружие било вернее и сокрушительнее, чем лёгкая рапира напарницы.
Напель сжалась в комок и с ногами сидела в постели на подушке, спина её упиралась в угол комнаты. Глаза девушки неимоверно расширились, она надеялась применить свой убийственный взгляд, памятный Ивану, и ожидала, когда нападавшие ворвутся в комнату. Впрочем, она отчётливо понимала свою полную беспомощность. Ну, поразит она одного-двух, но остальные достанут своими мечами до неё.
Защита ослабевала. Молча отшатнулся и упал, отвалясь в сторону, молодой человек. Безвольные руки выпустили меч, и тот со звоном свалился на пол. Женщина с удвоенной силой завизжала и заработала клинком.
Иван как раз застал эту картину схватки. Реакция его была решительной. Он ухватил рюкзак и сунул руку за бластером.
– Нет! – испуганно воскликнула Напель и вскочила на ноги. – Здесь, Ваня, нельзя! Только холодное оружие… Мечи… Уводи… Уводи меня отсюда!
– А она?
– Это её долг!
– Ты что?! Я не могу… бросить!
Как он мог бросить того, кто встал на защиту Напель, а значит, и его. Да за одни те мгновения, когда он вышагнул из поля ходьбы и не успел сразу понять происходящего, а она, эта сварливая мужененавистница, заслонила его от неминуемого удара, он не мог оставить её одну против толпы разъярённых мужчин.
– Ваня, уходи-и-м!
Напель повисла у него на руке. Он бессознательно отталкивал её и в то же самое время подтаскивал к двери, чтобы вступиться за
