Дастин напрягся. Если клинок обнаружат, то придется поднапрячься и выкручиваться каким-нибудь другим образом, который он по глупости не предусмотрел.
Но нет, пальцы Уолдера скользнули дальше, не заметив сломанного стилета из-за мешковатой ткани плаща, и солдат с мрачной миной уселся перед Дастином и стал завистливо наблюдать, как брыкающуюся Мириту затаскивают в повозку его товарищи, мимоходом обсуждая свою очередностью.
И во всем виноват он.
Юноша тряхнул головой. Сейчас не время обвинять себя в том, что делают другие. Закусив губу, он обхватил двумя пальцами кончик стилета и осторожно потянул его на себя.
Клинок выскользнул из привязи, едва не свалившись на землю.
Провернув его острием вверх, Дастин стал незаметно перерезать веревки. Лезвие выскальзывало из рук, поэтому он старался работать аккуратнее, однако сраные веревки наотрез отказывались рваться.
Когда они наконец упали, он разрешил себе выдохнуть.
Уолдер тем временем набивал трубку табаком. Он тщательно утрамбовал сухие темные листья и поднес к ним тлеющую щепку из костра. Потянуло сладковатым дымком, и солдат с наслаждением затянулся, прикрывая глаза.
— Разрешишь? — Дастин кивнул на трубку.
— Заткнись, — рыкнул на него Уолдер.
— Я-то заткнусь, но что будет делать без меня твой скудный разум? Боюсь, если я перестану говорить, скоро он попросту отключится из ненадобности мозговой активности.
— Чего?
— Что я и говорил.
Солдат побагровел от ярости. Он ударил его в живот, и воздух вышел из легкий Дастина. Юноша согнулся, и тут прилетел второй удар в челюсть.
Уолдер схватил его за ворот.
Стиснув в кулаке обломок стилета, Дастин воткнул его в правый глаз врага. Солдат хотел закричать, но юноша зажал ему рот рукой и подхватил под локоть, когда тело стало падать на землю.
— Тише, тише…
Он огляделся. Несколько человек включая капитана спали у костра почти под боком, остальные же столпились у повозки.
Дастин стиснул от злости зубы, когда по ушам резанул крик Мириты.
Уговаривая себя, что он не мог прийти раньше, Дастин поднялся с земли. Он перетащил труп Уолдера в сторону, скрыв его во мраке ночи, и стал обходить лагерь стороной по кругу.
Он бесшумно присел у снятого колеса и мельком заглянул в повозку.
Раньше он никогда не понимал выражение «сердце кровью обливается». Ну что ж, сейчас у него были все шансы познать всю боль этих слов на самом себе, потому что теперь его сердце кровью просто захлебывалось.
Он оглянулся. Повезло, что передовые отряды этих треклятых созданий редко использовали коней, зато несколько свободных от повозки лошадок стояло на привязи рядом.
Дастин поднял с земли камень. Размахнувшись, он кинул его в дерево, за которым лежал труп Уолдера, и резко пригнулся, когда булыжник с грохотом врезался в кору.
Секунды длились поразительно долго.
— Это Уолдер. Что у него в башке?
— Какой-то обломок. Еще один стилет? Разве пацана не проверили?
— Уолдер проверил.
— Вот и сдох. Найдите мне мальчика, идиоты, и на этот раз не стоит его недооценивать. Баракрос, можешь его найти?
— Нет, капитан, тут все чисто, будто его в лагере и не было.
— А следы?
— Есть несколько. Идут от вон того деревца и прерываются здесь. Чего-чего, а он не глупый. И легкий — слишком легкий, чтобы след сохранился при такой погоде.
— Ясно.
Дастин осторожно забрался в повозку.
Мирита, жавшаяся в углу, испуганно вздрогнула, когда услышала шуршание его плаща, но потом удивленно выпучила глаза.
— Дастин? Где мама?
— Она мертва. Нет! Сейчас не время плакать, лучше иди ко мне. Мы выберемся, обещаю.
Девушка метнулась к нему. Юноша обнял ее дрожащее мокрое тело, и в ноздри тут же хлынула вонь мужского пота.
— Ну все, хватит, — он пытался ее успокоить, украдкой бросая взгляды в сторону переговаривающихся солдат. — Идти можешь?
— Нет.
В ответ она звякнула цепью.
Он незаметно скользнул вниз и нашарил на земле подходящий камень. Вернувшись, Дастин стал возиться с цепью, грохочущей на всю округу. Та не поддавалась.
— Сука!
Разозлившись, юноша ударил камнем по самому ржавому звену — бесполезно.
— Помоги.
Они вместе стали отдирать цепь от деревянной балки, к которой был прикреплен второй ее конец. Дерево затрещало. Казалось, еще чуть-чуть, и они оба будут свободны…
Поздно.
— Поздно, — сказал он вслух, когда увидел, что они возвращаются обратно.
— Не оставляй меня, пожалуйста, — Мирита трясла его за руку. — Дастин, помоги!
Он взглянул в ее заплаканные глаза. Он не сомневался: будь он лучше, будь он умнее, он спас бы их обоих. Но он всего лишь пятнадцатилетний пацан — этим все сказано. Не важно, что он пережил, он остался полным придурком, и сейчас он понимал, что выживет, только если сбежит. А как же Мирита?
— Повернись-ка.
— Зачем? — спросила девушка и выполнила просьбу, не дожидаясь ответа.
Он сплел руки на ее шее.
— Что ты делаешь? Надо уходить! Дас-сти…
Следующие ее слова утонули в тихом хрипе, когда Дастин сдавил ей горло.
Мирита вырывалась. Она стучала пятками по деревянным доскам, и стук разносился по всему лагерю еще громче звона цепи. Сначала солдаты не придавали этому никакого внимания, а теперь в его сторону шел сам капитан. Он не видел его за девушкой, и когда подошел чуть ближе, закричал:
— Стоять!
Юноша подавил рыдания, когда тело Мириты мешком рухнуло вниз. Она не дышала.
— И кто из нас теперь убийца?
— Мы оба, — прошипел он в ответ и кинулся к лошадям.
Капитан ринулся за ним, вынимая из ножен меч.
Пока он возился внутри, Дастин уже вскочил в седло. Он оглянулся назад, пришпорил лошадь, но та вдруг брыкнулась, едва не скинув его с седла.
— Да что с вами творится? — в сердцах крикнул он.
— Не уйдешь.
Волк схватил его за лодыжку. Он резко дернул ногу Дастина вниз, и юноша рухнул на землю, отбиваясь от солдата кулаками.
Выходило, мягко говоря, прескверно.
Все удары капитан легко отбивал. Он вдруг резко пнул его носком сапога под дых, извернулся и обхватил костлявыми пальцами горло Дастина, вжав того в мерзлую почву. Он сказал:
— Надо было сразу бежать. Никогда не понимал стремление людей помогать друг другу.
Дастин потянулся пальцами к его глазам, но тот невозмутимо приподнял его над землей и снова ударил головой о землю.
— Думаю, на опыты ты сгодишься и мертвый.
Холодная сталь кинжала коснулась его груди и вошла в плоть.
Дастин захрипел от боли, ощущая, как клинок погружается глубже. Он мог поклясться, что наяву видит, как бритвенно острые лезвия скользят меж ребер и уже готовятся вонзиться в сердце, как вдруг над ними пронеслась какая-то расплывчатая огромная тень.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
