Оуи Ати, командующий армией Фачи, понял, что маршал Марана не сдержит своих обещаний, и в нем вновь запылала ненависть к империи. Он приказал своим солдатам присоединиться к сражению и нанести удар по отступающему имперскому войску.
– Фача нанесет свой удар по империи!
Двадцать тысяч солдат императора погибли во время сражения на Волчьей Лапе. Еще двадцать тысяч сдались. Девять раз имперские войска пытались перегруппироваться и оказать сопротивление, и девять раз берсеркеры Мата Цзинду прорывали их ряды. Сражение продолжалось десять дней, хотя его исход был определен в самом начале.
Имперский флот не смог войти в порт Тоадзы, где полыхали подожженные корабли, и некоторое время дрейфовал неподалеку, пока не стало очевидно, что сражение на суше проиграно. Армада отступила к восточному побережью Волчьей Лапы в надежде, что войску удастся перегруппироваться возле Большого Пальца.
Воздушные корабли пытались приземлиться и спасти хотя бы командующих, но воины Цзинду всегда оказывались рядом с убегавшими и всякий раз все попытки оканчивались неудачей. Пять кораблей было захвачено в тот момент, когда пытались взлететь, а имперские солдаты в панике цеплялись за гондолу словно якорные цепи из людских тел.
К тому времени, когда армада добралась до имперского лагеря, расположенного на Большом Пальце, спасать уже было некого. Молодые воины Ксаны, следовавшие за Мараной и Наменом через всю империю, мечтавшие покрыть себя славой, либо погибли, либо сложили оружие и встали на колени перед повстанцами.
Имперские корабли, теперь легкие и пустые, бесцельно кружили в северных водах. Уцелевшие воздушные корабли, сбросив оставшиеся бомбы на торжествующих повстанцев – пустой, бессмысленный жест, – покинули Волчью Лапу и отправились вслед за армадой.
Танно Намен и Киндо Марана, рассчитывавшие насладиться величайшим триумфом, а потому не оставшиеся на воздушных кораблях, теперь сожалели о принятом решении. Повстанцы окружили последний отряд имперских солдат, а Намен и Марана с тоской смотрели на далекие силуэты уплывающих имперских кораблей.
Намен подумал об оставшемся на Руи Тоци – интересно, как пес будет переносить холод при его хромоте.
– Старый друг, – проговорил Марана, – было бы лучше, если бы я никогда не приходил в ваш дом на берегу залива Гаинг. А теперь, вместо того чтобы подстригать кусты лиция и плавать в рыбачьей лодке, вы проведете последние годы в плену. Я не понимаю, почему мы сегодня потерпели поражение… Мне очень жаль.
Намен бесцеремонно отмахнулся от извинений Мараны.
– Я всю жизнь боролся за то, чтобы Ксана стал первым среди королевств Тиро. В моем преклонном возрасте служить империи – честь. Но мы живем по воле богов. Победа в беге не всегда достается самым быстрым, а в битве не каждый раз побеждает сильнейший. Мы сражались так, как могли: остальное – дело случая.
– Вы очень добры, если не возлагаете вину на меня. – Марана огляделся по сторонам и вздохнул. – Нам следует подготовиться к капитуляции. Нет смысла и дальше подвергать жизнь людей опасности.
Намен кивнул, но все же спросил:
– Маршал, прежде чем отдать приказ о капитуляции, вы не могли бы кое-что мне пообещать?
– Все, что угодно.
– Если у вас будет возможность, присмотрите за моей хибарой и позаботьтесь, чтобы Тоци, мой старый хромой пес, не голодал. Иногда он любит погрызть хвост ягненка.
Марана увидел улыбку на лице бывалого воина и попытался найти возможность отдалить этот момент, но понял, что уже слишком поздно.
– Спасибо, что напоследок потворствовали моему тщеславию. Я никогда не сдавался.
Намен обнажил меч, твердой рукой полоснул острым лезвием по своей худой шее и рухнул точно могучий дуб. Несколько минут его сильное сердце еще продолжало выкачивать кровь из тела, так что вскоре вокруг него образовалась алая лужа.
Марана опустился рядом с другом на колени и не поднимался, пока сердце, так любившее Ксану, не перестало биться.
Тело Намена было решено оставить там, где он принял смерть, чтобы вернутся за ним после того, как закончится формальная церемония капитуляции. В тот же миг небо над ними потемнело от дюжины – нет, сотни – птиц. Никто никогда не видел, чтобы столько соколов-мингенов появилось одновременно так далеко от озера Аризузо, расположенного на горе Киджи острова Руи.
Соколы камнем устремились вниз, причем не как одинокие хищники за добычей, а словно были частью огромного целого. Стая одновременно опустилась на землю и, подхватив тело Танно Намена, понесла его на запад, через море, вскоре скрывшись за горизонтом.
Марана и его люди поклонились им вслед. Легенда гласила, что сыновей Ксаны, которые погибали, совершив удивительные подвиги на поле брани, забирал к себе повелитель Киджи, бог всех птиц, чтобы герои могли вечно отдыхать на небесах.
Мата стоял посреди разгромленного имперского лагеря в конце Большого Пальца и с удовольствием ел кашу, приготовленную из запасов зерна имперской армии. Как и его солдаты, он даже не попытался смыть кровь, которой все еще был покрыт.
– Ты был первым, кто последовал за мной, – сказала Мата Цзинду, повернувшись к Рато Миро.
Воин кивнул, и генерал, наклонившись, сжал в своей огромной ладони его руки.
– С этого момента ты всегда будешь рядом со мной как личный телохранитель.
Рато знал, что позже, когда сердце немного успокоиться, а туман сражения наконец рассеется, вновь будет испытывать восхищение перед этим великаном, но сейчас казался себе равным генералу и наслаждался этим чувством, сожалея лишь о том, что рядом нет Дафиро, чтобы разделить с ним радость.
Когда Марану привели к Мата, маршал Ксаны опустился на колени, поднял свой меч двумя руками и потупил взор. В столь смиренной позе полагалось ждать решения победителя его собственной судьбы и судьбы остальных пленников.
Мата смотрел на него разочарованно. Перед ним стоял на коленях чиновник, который владел клинком не лучше, чем любой крестьянин, поневоле ставший солдатом, стариком был и Намен, не осмелившийся выйти с ним на поединок. Он хорошо сражался, используя свой опыт, но не соответствовал его идеалам. Неужели это лучшее из всего, что Ксана способна предложить? Где противник, который обладает такой же военной доблестью, как сам Мата?
За спиной Мараны король Дало, Оуи Ати и Хью Нокано, командующие армиями Фачи и Гана, также опустились на колени. Все с благоговением смотрели на Мата, словно перед ними стоял сам Фитовео, поскольку среди повстанцев не было никого, кто мог бы с ним сравниться в доблести.
Глава 30
Правитель Пэна
Пэн, одиннадцатый месяц четвертого года Праведной Силы
Император Мапидэрэ сам выбирал место для столицы – Безупречного города, – но вовсе не из-за того, что собирался там жить, а потому, что желал там умереть. Ему хотелось, чтобы имперские гробницы, расположенные вокруг Мавзолея, питались энергией вулканов: гор Кана, Рапа и Фитовео. Он думал, что жизненная сила вечно юных гор – ведь они постоянно изменяли себя при помощи свежей лавы, вырывающейся из их жерл, – будет одновременно обновлять жизненную силу императорской семьи, а значит, самой империи.
Дух Мапидэрэ, если он все еще витал здесь, должно быть, удивляло, что его план не сработал.
Куни Гару принял капитуляцию Ириши, когда тот прятался в своей постели под одеялом, весь мокрый от собственной мочи.
Луан Цзиа пришел попрощаться.
– Разве ты не останешься со мной? – спросил Куни. – Я не смогу стать правителем Гэфики без тебя.
Куни еще мальчишкой восхищался Луаном, когда стал свидетелем его попытки убить Мапидэрэ с воздуха, и сомневался, что на островах Дара найдется еще хоть один человек, который смог бы придумать столь же невероятный план для взятия Пэна.
