жилищ и готов вернуть всех ваших соплеменников, которых у нас около трехсот человек. Он так же хочет заключить с вами договор о мире, а для этого просит вас выполнить некоторые условия, – Хавард остановился, ожидая реакции старейшины.
– Какие? – угрюмо спросил Гостомысл.
– О-о, для вас они почти ничего не будут стоить, клянусь Тором! – купец снова улыбнулся. – Славный конунг Олав хочет, чтобы вы дали нам за ваших соплеменников, – он чуть помедлил, – шестьсот марок серебра.
– Да на торгу в Ладоге за лучших рабов дают по одной марке, а вы требуете по две за человека! – возмутился Гостомысл.
– Но ведь это рабы, а мы предлагаем вам свободных, – наставительно произнес купец. – Если хотите, мы можем отпустить их за так, но тогда заплатите виру за наших павших воинов.
– Сколько?
– Шестьсот марок серебра! – Хавард торжествующе глянул на старейшину. – Да, еще чуть не забыл, славный конунг Олав хочет, чтобы Ладога и вся словенская земля каждый год давала ему по черной кунице от дыма, хотя можно и другими товарами, но тоже на шестьсот марок серебра. – Он подождал не скажет ли ему что-нибудь Гостомысл и продолжал. – Кроме того, когда в Ладогу будут преилывать свейские купцы и воины, ладожане должны кормить их и предоставлять дома. А за все это славный конунг Олав обязуется защищать вас.
– От кого?
– От данов. Они злобны и коварны. Они не простят вам, что здесь погибли их соотечественники. Теперь они вам враги.
– Мы сами сможем защитить себя от своих врагов. И если ваш конунг хочет в этом убедиться – мы ждем его! – гордо ответил Гостомысл. – Ты сказал все, что тебе велели передать? – он развернулся, чтобы уйти.
– Не торопись, старейшина, – голос Хаварда стал почти ласковым. – Конунг Олав просил так же прислать к нему десять ваших знатных юношей. Он хочет воспитать их.
Гостомысл ничего не ответил ему и, не оглядываясь, пошел к крепости. Ему в спину, словно нож, ударили слова находника:
– На князя Ратибора не надейтесь! Вершко не дошел!
* * *
Когда Гостомысл замолчал, в гриднице повисла гнетущая тишина. Ярый, бледный от потери крови, с перевязанной полосами беленого полотна грудью, сидел на лавке, прислонившись к стене и прикрыв глаза. Рядом с ним, за длинным дубовым столом расположились Гремислав, Данислав, Твердислав, Радимир и Вольгаст. У двери стоял десятский Порей. Это был худой, высокий воин лет сорока. Он пристально смотрел на раненного воеводу, словно ждал от него приказа. Вдоль стола тяжелой, медвежьей походкой ходил кузнец Могута. Он грозно сжимал свои кулаки и сердито сопел. Дойдя до двери, кузнец вернулся обратно и остановился напротив Гостомысла.
– А что, если мы этих находников… – он грохнул кулачищем по столу и с надеждой поглядел в глаза старейшины. – А?
– Это было бы лучше всего, – тяжело вздохнуп Гостомысл. – Только вот сил у нас маловато.
– Сколько осталось в дружине гридей? – повернувшись к Порею устало спросил воевода.
– Три десятка да еще трое, – ответил десятский и, чуть помедлив, прибавил. – Однако, почитай все ранены.
– Да-а, невелика дружина, – угрюмо протянул Могута.
– Так ведь кроме дружины и ратники есть, – вмешался Данислав.
– Есть, – подтвердил Порей. – Почитай сотни четыре наберется. Однако, из них тоже больше половины ранены. Свеи то ночью напали, не всякий сумел доспех надеть. Вот и посекли многих, рубаха-то не кольчуга, – словно оправдываясь, добавил он.
– Ватажники Вульфстана обещали нам свои мечи, – напомнил Гремислав.
– Было б то хорошо, когда б было их побольше, – горько усмехнулся Данислав. – А то всего два десятка.
– А может, Ратибор вернется? – с надеждой спросил Твердислав.
– Нет! – жестко отрезал Гостомысл. – На князя надежды нет. Свеи перехватили нашего гонца.
Разговор умолк. Все сочувственно глядели на Гостомысла. Понимали, каково ему. Ведь гонец то, младший его, Вершко. «Не дошел!» – сказал свей, а живой ли, мертвый, не сказал. Знал куда больней ударить отца. Первым прервал молчание Твердислав. Он поскреб у себя в затылке и неуверенно спросил:
– А может, откупиться от находников? Что мы не соберем что ли шестьсот гривен?
– Соберем, соберем! – гневно набросился на брата Данислав. – Так ведь им того и надо! Может, им еще заложников дать, как они просят? Коли уж повадится хорь в курятник, то пока всех кур не перетаскает, не успокоится. Так и свеи, пока полную власть над нами не заберут, не дадут нам покоя!
– Так что же делать? – растерянно развел руками Твердислав.
– Не знаю, – после вспышки гнева, Данислав нахохлился еще сильнее и стал похож на старого ворона.
– А что гадания? – с тревогой обратился Гостомысл к Волхвам.
– Ничего утешительного, старейшина, – ответил Радимир со вздохом.
– Надо не гадать, а принести владыке Перуну подобающие жертвы, – наставительно произнес Вольгаст. – Может тогда он обратит на наших врагов свой гневный лик!
– Что ж, жертвы так жертвы, – Гостомысл оглядел собравших. – Есть у меня в конюшне подходящий белый жеребец…
– Нет! – негодующе оборвал его Вольгаст. – Человеческой крови жаждет владыка молний! Да не какого-нибудь раба, а человека из знатного древнего рода. Только так мы можем умилостивить Перуна!
– Ты уже знаешь кого? – тихо спросил Гостомысл.
– Это должен быть молодой воин, сильный и красивый. Он должен быть лучшим среди словенских юношей.
– Так кто же? – настойчиво переспросил Гостомысл.
– Поскольку от князя зависит милость Перуна, значит он сам должен отправиться к престолу небесного водителя. Лучше других он сможет поведать владыке молний о наших мольбах.
– Но ведь Ратибора нет в Ладоге! – уже понимая, к чему клонит волхв возразил Гостомысл.
– Зато есть его сын! – торжествующе усмехнулся Вольгаст.
– Но ведь он же совсем мальчишка! Как сможет он умалить Перуна? Может, лучше будет отправить кого-нибудь из старцев, умудренных опытом жизни?
– Нет! Здесь важен не возраст, а близость к богу. Род Храбричей был всегда в милости у грозного стреловержца! Так что даже юноша из этого рода сделает больше, чем убеленный сединами старец, – Вольгаст пронзительно взглянул на Гостомысла. – Надеюсь, ты предлагал не себя, старейшина? – и видя, как тот опустил глаза, произнес. – Твое время еще не пришло!
– Значит Вадим? – то ли утвердительно, то ли вопросительно сказал Данислав, оглядев собравшихся.
– Вадим!? – раздался жалобный девичий вскрик за дверью, а потом глухой стук тела, упавшего на пол.
Порей быстро растворил дверь в гридницу и все увидели девушку, лежавшую без чувств. Гостомысл сразу же узнал дочь. Он бросился к ней, подхватил на руки и понес в дом. Рядом растерянно семенила Улита, пытаясь заглянуть в мрачное лицо отца.
– Ты тоже слышала? – сурово спросил он у нее.
– Да, – виновато ответила дочь. – Гориславу никак не могла удержать. Все металась она
