— Я могу раздавить тебя одной рукой, — проговорил сид подрагивающим от гнева голосом, — не заставляй меня делать этого. Покорись моей воле, и я не потребую многого. — Он перевёл дыхание. — В Корнамоне осталась моя хоть, и мне не нужна жена. Роди наследника, будь на людях моей княгиней, и я оставлю тебя в покое. Ты будешь иметь всё — пищу, кров, одежду, богатство. Я не обещаю власти, но тебе она и не нужна, не так ли? Всё равно выйдет по-моему, так что не делай жизнь горше ни мне, ни себе.
***
Они выехали на следующее же утро. Люди Брана разведали не самый надёжный проход через горы, но сид предпочёл столкнуться с трудностями в дороге, нежели промедлить ещё хоть один день.
Путь, действительно, был нелёгким. Лошади неохотно брели по глубокому снегу, и мужчинам нередко приходилось спешиваться, чтобы провести упирающихся животных между загромождающими тропу валунами, но по лицу Брана, мрачному и решительному, было видно, что отступать он не намерен.
Несколько человек были высланы вперёд, остальные ехали начеку, в постоянной готовности отразить нападение, но всё было тихо. Чем дальше они уезжали от избушки, теперь казавшейся Гнеде почти домом, тем тягостнее становилось на душе девушки. Последние надежды таяли подобно её дыханию, рассеивающемуся во влажном морозном воздухе.
Одну из ночей они провели в холодной пещере, и Гнеда почти не сомкнула глаз, прислушиваясь к заунывной перекличке позёмки и ветра, задувавшего в щели. Она поймала себя на том, что ждёт, когда в чуткой тишине раздастся звук шагов.
Бран не разговаривал с Гнедой с того самого вечера, но она часто ощущала на себе его недружелюбный подозрительный взор. Впрочем, с каждым днём, прошедшим мирно и позволившим им хоть немного продвинуться к Корнамоне, чело Брана становилось всё более спокойным. Цель делалась ближе, и тревога постепенно покидала сида. Гнеда видела, как воодушевление возвращалось и к его дружинникам, тогда как сама она чувствовала себя всё более угнетённой.
Лес, по которому спутники дотоле ехали, поредел, и, судя по повеселевшим лицам, опасность миновала. Девушка не имела представления о том, где они находились, но спрашивать Брана не хотелось. Да и вряд ли он стал бы отвечать.
На исходе пятых суток они набрели на пустую пастушью колыбу, где решено было провести несколько дней, чтобы как следует отогреться и передохнуть. Устроившись в укромном уголке, Гнеда завернулась в плащ и почти сразу заснула, даже не дождавшись ужина, убаюканная уютным шебуршением обустраивавшихся в доме людей и их грубоватыми, но умиротворяющими перебранками.
Когда Гнеда проснулась, она сразу поняла, что обстановка переменилась. Бран, полностью одетый и при оружии, вполголоса и отрывисто переговаривался с гриднем, кроме которого в доме больше никого не было видно. Гнеда привстала, настороженно наблюдая за ними, когда сид, почувствовав её взгляд, посмотрел на девушку.
В его глазах было нечто новое, заставившее Гнеду похолодеть. Что-то стряслось. Сид был встревожен, но при этом он испытывал… Торжество? Он смотрел так, словно получил какое-то неведомое преимущество, и Гнеда, ещё не понимавшая, в чём дело, уже чувствовала, как на шее затягивалась петля.
Она перевела смятённый взор на воя, стоявшего напротив Брана, и вдруг поняла, откуда его лицо казалось ей знакомым. Сейчас, в дневном свете, лившемся из открытой двери, девушка ясно видела, что он не был сидом. Гнеда вспомнила, что встречала его в Золотом Гнезде в те дни, когда ухаживала за ранеными. Это был человек князя.
Гнеда моргнула. Бран что-то приказал кметю, и тот, кивнув и бросив быстрый взгляд на девушку, вышел вон. Сид же направился к ней, бесстрастно наблюдая, как Гнеда торопливо поднимается с пола, наспех оправляя сбившуюся за ночь одежду. Она быстро провела рукой по лицу, убирая растрепавшиеся волосы, когда Бран остановился, глядя на неё с насмешкой. Он видел её испуг и смаковал каждый миг.
— Что случилось? — спросила Гнеда, стараясь унять дрожь в голосе, не в силах больше терпеть безмолвную пытку. Она уже знала, что грянет удар, и оттягивать неизбежное не имело смысла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Кое-что любопытное. Я полагал, что мы оторвались от погони, но, кажется, ошибся.
Гнеда нахмурилась и скрестила руки перед собой, запахиваясь, будто так она могла спрятать от него и свою душу.
— Хотя, едва ли можно назвать погоней одного человека? — вкрадчиво спросил Бран.
Сердце подпрыгнуло.
— Этот недоумок либо слишком самоуверен, либо слишком глуп, но дозорные доложили, что при нём нет никого, кроме одного-единственного отрока. Подходы к хижине охраняются лучниками, и у них мой приказ убивать всех посторонних.
Гнеда не могла сделать ни вдоха. Грудь защемило от странной, неправильной смеси чувств. С одной стороны, её захлестнуло счастьем, чистым и сильным, словно поток, срывающийся с горных вершин. Но с другой, подступили страх и отчаяние. Она была в руках сида, с потрохами.
Бран победно ухмыльнулся. Его мысли, бывшие доселе лишь догадками, подтвердились.
— Ну и ну. Значит, живя у боярина, ты успела снюхаться с его сыночком? Кто бы мог подумать. Я-то считал, ты метила выше.
Гнеда опустила глаза. Ей хотелось ударить. Ей хотелось убить.
— Не трогай его. Он здесь ни при чём.
— Ни при чём, говоришь? — воскликнул Бран, и сквозь показное безразличие проступила ярость. — Он пришёл, чтобы отобрать то, что принадлежит мне!
Гнеда рывком подняла голову, чтобы возразить, но слова застряли где-то под ключицами, и сид хорошо видел это.
— Я сделаю всё, как ты хочешь, только не трогай его, — прошептала Гнеда, глядя в пол. Её плечи ссутулились, словно на них взвалили неподъёмное бремя.
— Что? — переспросил Бран, слегка поворачивая голову набок, будто в попытке лучше расслышать.
— Я поеду с тобой. Я выйду за тебя замуж. Я не стану убегать.
— Как? — с издёвкой сказал Бран.
— Я клянусь, что поеду с тобой и что по доброй воле выйду за тебя, если ты отпустишь его, не причинив вреда! — крикнула Гнеда, сжимая кулаки и с ненавистью глядя в лучащиеся самодовольством глаза.
— Его жизнью? — Он пристально посмотрел на девушку, испытывая. Ожидая, что у неё не хватит мужества.
— Клянусь жизнью Бьярки, — подтвердила Гнеда, жалея, что вынуждена произносить его имя перед этим человеком.
— Я, может, и рад бы отпустить, да разве он теперь уедет, — с деланным сожалением заметил сид.
— Дай мне выйти к нему, — попросила Гнеда, чувствуя, как внутри всё сжимается от волнения.
— И договориться о том, чтобы он вернулся с подкреплением? — язвительно возразил Бран.
— У него не будет и мысли возвращаться, — пообещала Гнеда, глядя ему в лицо.
Небеса ведают, что сид увидел в её глазах, но через миг он коротко кивнул.
— Ты поклялась, — напомнил он ей. — И без глупостей. Когда будешь уговаривать своего ненаглядного убраться отсюда, помни, что на него с разных сторон направлены три стрелы. Один мой знак, и твой милый превратится в решето.
— Хорошо, — тихо проговорила Гнеда, делая шаг к двери, но Бран удержал её за руку.
— Погоди.
Он снял со свой накидки потускневшую от времени и носки застёжку в виде дубового листа и, небрежным хозяйским прикосновением собрав на груди Гнеды серые складки, отчего девушка едва не отпрянула, сколол их.
— Так-то лучше, — ухмыльнулся он, любуясь своей работой. — А теперь ступай. Он, поди, заждался.
***
Она проваливалась в сугробы почти по колено, и колкий, свежий запах снега щекотал ноздри. Гнеда бежала, потому что просто не могла идти. Не имела права потерять хоть несколько мгновений из той малости, что была им отмерена.
Девушка затылком чувствовала неотрывный взгляд Брана, но он был и одновременно последним, о чём она думала. Откуда-то в них целились сразу несколько стрелков, но со стороны лесная избушка выглядела совершенно заброшенной и безлюдной.
Бьярки быстро шёл ей навстречу, бороздя белую искрящуюся целину. Он смотрел только на Гнеду.