тому же зимой… Когда же вы из Киева выехали?
– Мы, госпожа, всю осень ехали! – покашливая в рукав, сказал ей один из мужчин за спиной Карла, рослый, светлобородый, известный как Эрланд Крошка. Его спутники тихо обтирали лица и бороды от тающего снега, жадно вдыхая долгожданное тепло и запах жилья. – После дожинок нас князь снарядил, Днепр прошли по воде, а за волоками уж пришлось переждать на Ловати малость. В Зорин-городце пересидели, пока лед встал прочно. Там и лодьи оставили, а взамен Велебой нам сани дал.
– Слава богам, что вы уже здесь! – Олав тоже шагнул к Карлу, медленно глотавшему мед. – Добро пожаловать, Карл и все твои люди! Мы обо всем поговорим. – Он бережно похлопал своего бывшего тестя по плечу. – Спешить некуда, вы уж, верно, останетесь у нас на йоль.
Сванхейд глянула на стол, кивнула тиуну, и тот повел приехавших по местам. К Карлу подошла Ульвхильд.
– Так… он погиб, да?
– Нам так сказали волынцы. – Карл обнял ее. – Не думал я дожить до такого горя: увидеть мою внучку вдовой в такие юные годы! Лучше бы убили меня самого, я уже отжил век!
Удивительное зрелище они представляли: седобородый старик в темном кожухе, с прильнувшей к нему юной стройной женщиной в белой одежде, – словно божества зимы, придавленные судьбой, которую даже им не одолеть.
– А я подумала… – Прижимаясь щекой к его холодному кожуху, источающему запах снега, Ульвхильд сглотнула. – Думала, может, ты скажешь мне… иное.
– Но кто рассказал об этом вам? – Взяв себя в руки, Карл поверх ее головы посмотрел на Олава.
Олав взглянул на сыновей Альмунда – они стояли плечом к плечу в первых рядах здешних жителей, толпившихся вокруг гостей. Карл проследил за его взглядом и, узнав этих двоих, широко раскрыл глаза в сетке морщин.
– Так вы живы!
– Сдается, что да! – ответил Годо. – Будь и ты жив, Карл!
– Вы вернулись! – Судя по виду Карла, он не верил в это, хотя видел своими глазами.
– Не так давно, но вернулись. И весьма тебе благодарны, что ты избавил нас от необходимости ехать в Киев… У нас и тут есть дела. – Годо многозначительно покосился на брата.
– Но как же вы прошли? Если бы показались в Чернигове, Траусти уж верно послал бы нам весть, ему было приказано следить, не объявится ли хоть кто-нибудь из вашего войска…
– Сядь, Карл! – Олав прикоснулся к плечу старика. – Поешь, согрейся, отдохни, а потом мы обменяемся своими новостями. Это весьма длинная сага, мы сами слушали ее с полмесяца!
– Длиной в десять бочонков пива! – буркнул себе под нос тиун.
– Сдается мне, что в самом главном наши новости сходятся, – заметила Сванхейд.
Немилосердно было бы набрасываться с расспросами на людей, едва окончивших трудный путь по осенним и зимним дорогам, но Карл, понимая чувства хозяев, коротко рассказал, что известно в Киеве. Оказалось, что Амунд плеснецкий с его войском вовсе не сгинул на переволоке, а, наоборот, прошел ее с умеренными потерями и сохранил всю свою добычу. В Киев он явился в месяц ревун, когда с полей уже убрали снопы, а в желтеющих лесах ревели от страсти олени. Он поведал, что молодой Грим-конунг, скорее всего, погиб вместе со всей дружиной киевских русов и тело его осталось во власти хазар. О судьбе северного войска он ничего не знал, но думал, что люди Олава сгинули на переволоке или близ нее. Лишь кое-кто из числа полян и радимичей вернулись живыми и с добычей, но для князя Хельги поход оказался провальным. Если бы сведения Амунда насчет гибели северного войска подтвердились, то сам Амунд и остался бы наиболее могущественным и удачливым вождем русов между Варяжским морем и Греческим.
Но истинно ли Хельги обрадуется вестям, что дела Олава совсем не плохи, притом что они больше не состоят в родстве, да и заложников друг от друга больше не имеют? Озабоченность нагнала морщины на высокий залысый лоб Карла, и лицо его не светлело по мере того, как он осознавал, что его господин понес наибольшие потери из трех князей, принимавших участие в походе, а выигрыш его наименьший.
До этого в Хольмгарде вполне свободно толковали о гибели киевской дружины и даже тайком прикидывали, не будет ли из этого каких выгод, но теперь, подтвердившись, эта весть и здесь легла на сердца тяжким грузом. Величина понесенных в походе потерь угнетала, все русы, северные и южные, были обескровлены вероломством хазар. Олав и Сванхейд особенно ласково обходились с Карлом не только ради их родства и обычаев гостеприимства. В эти мгновения Олав ясно понимал: пусть Хельги Хитрый больше ему не сват, выбираться из беды им стоит вместе.
Глава 9
…В Киев важные новости прислал черниговский воевода Тростень. Гонец-угр два дня мчался, меняя лошадей, чтобы сообщить: к Чернигову подошло войско Амунда плеснецкого, вернувшееся из-за Хазарского моря.
Был поздний вечер, стемнело, и князь уже ушел на покой, но дозорные на дворе, узнав, откуда и с чем прибыл гонец, решились его разбудить. Хельги вышел в гридницу, накинув кафтан на рубаху.
– Воевода Тростень прислал. – Усталый угр поклонился, сняв шапку. Передняя часть головы у него была выбрита, а сзади длинные волосы заплетены в несколько кос. – Важный весть. Амунд плеснецкий вернулся, ведет войско. Тысяча полтора-два.
– Амунд? – повторил Хельги. Он было успел задремать, и теперь ему казалось, что это сон. – А другие? Все остальные где?
Взгляд его упал на дочь: Брюнхильд как раз вошла в гридницу, точно так же в запахнутом кафтане поверх сорочки, с заплетенной на ночь косой, с широко открытыми от удивления глазами. Она уже спала, но возбуждение от неожиданной важнейшей вести прогнало сонливость.
– А… Грим? – Хельги снова взглянул на гонца. – Мой сын? А люди Олава? Они возвращаются?
– Князь Грим нет. – Гонец мотнул головой, качнулись черные косы на затылке. – Люди Олав нет. Только Амунд и его люди.
Хельги переменился в лице. Брюнхильд молча зажала себе рот ладонью, будто боялась не сдержать крик, хотя самообладанием не уступала отцу.
– Ты видел их сам? – тут же спросила она гонца.
– Нет. – Угр обернулся на женский голос и, узнав княжескую дочь, поклонился ей тоже. Брюнхильд не раз бывала с отцом в Чернигове, ее там хорошо знали. – Пришел весть город, воевода велел мне скакать Киев. Чтобы ты скоро знал.
– Они будут здесь уже совсем скоро, если не задержатся в Чернигове. – Прикинув, сильно ли конный гонец мог опередить лодьи, идущие по Десне вниз, Хельги нашел глазами своего
