Свободная страна и все такое.
– Да, свобода быть мудаком, – ворчу я, и это вызывает смех. – Эй, что у вас с мамой? – Мне не нравится этот ком у меня в груди, но неважно. – Я видела, как ты на нее посмотрел.
– Все в порядке, – отмахивается он. – Просто небольшое разногласие, вот и всё.
Я не верю ему ни на секунду, но не собираюсь выпытывать подробности.
– Однако есть кое-что, о чем я хочу с тобой поговорить, – заявляет он. У меня одновременно ползут вверх брови и встают дыбом волосы на затылке.
– О чем же?
– Твоя мама позвонила в USC, – многозначительно произносит папа. Он бросает эту бомбу, как микрофон на сцену, весь такой беспечный и хладнокровный.
Проходит секунда, прежде чем я снова начинаю дышать.
– Эм-м… да… эм-м… – Нет слов.
– Почему ты солгала, Летти?
Мои глаза прикованы к моим ступням, точно их притягивает туда сила тяжести.
– Зачем она позвонила?
– Думаю, твоя мама глубже понимает ситуацию, чем я. Она заметила: твоя реакция на то, что тебя отвергли, была не совсем правильной. Ты поступила. Ты даже получила стипендию за свои результаты. Так… к чему эта ложь?
Я собираю все свое мужество, чтобы посмотреть ему в глаза, и слова сами возникают в моей голове:
– Потому что какой в этом смысл? – Мой спрятанный глубоко гнев вспыхивает вновь. – Ты ведь не собираешься мне помогать. Просто заявишь, что это пустая трата денег, что я не понимаю ценности доллара… что степень бакалавра в UMass та же, что и в USC. Почему я должна радоваться поступлению, когда ты исключил такую возможность? – У меня перехватывает дыхание, словно у меня аллергическая реакция, но единственное, к чему я испытываю отвращение, – это правда.
Папа выглядит удрученным, но я не чувствую себя виноватой в том, что высказала все это. Он на мгновение замолкает, а затем говорит:
– Ты права. И твоя мать сказала мне то же самое. Я собирался сообщить ей эту новость до того, как расскажу тебе, но она пошла поплавать – к тому же она точно с этим согласна, так что ты услышишь это от меня первой. Мы с твоей мамой часто обсуждали твое поступление, да и сам я много думал об этом. Теперь понимаю, что был неправ. Я не должен был лишать тебя выбора.
– Именно, – огрызаюсь я. – Какой смысл рассказывать тебе о USC, если ты просто собираешься… Подожди, что? – Я хлопаю глазами, хотя уверена, что у меня слуховая галлюцинация. – Повтори еще раз?
– Если ты хочешь поступить в Университет Южной Калифорнии, Летти, я не буду стоять у тебя на пути, – говорит он. – В приемной комиссии сказали, что для тебя все еще есть место.
– А как насчет того, чтобы узнать цену доллара? Как же все те вещи, из-за которых мы спорили?
– Похоже, я передумал. Когда я узнал, что ты солгала о поступлении, мне пришлось крепко задуматься и разобраться, почему. И вот тогда я понял… проблема во мне. Ты не могла быть честной со мной, потому что я продолжал давить на тебя. Очевидно, я неверно расставил приоритеты. Теперь все разложено по полочкам. – Он гордо улыбается собственной шутке о плохом отце.
– Это правда, папа? Ты поможешь мне?
– У тебя не будет никаких долгов, когда ты закончишь колледж, – подтверждает он. – К счастью, у нас есть деньги, Летти. Я не должен был сдерживать тебя, чтобы доказать свою точку зрения. Твоя мать права. Мы давно откладывали деньги для этой цели. С моей стороны было неправильно вставать у тебя на пути.
Я издаю восторженный вопль и внезапно начинаю подпрыгивать вверх-вниз, как будто готовлюсь к предстоящему забегу в мешках. Кажется, я не могу сдержать своей радости. Я обнимаю своего отца так крепко, как не обнимала его с тех пор, когда мне было около девяти лет.
– Я подам заявление, чтобы стать RA![43], – выпаливаю я, едва дыша. – Это сэкономит много денег… Я все понимаю. Кроме того, я не любитель выпить – ну, по крайней мере, теперь. Мне не хочется ходить на большие вечеринки, и я сдам всех нарушителей общежития, всех до единого! Я теперь профи в доносах. – Я думаю о Райли и Дилане.
Папина челюсть сжимается. Похоже, его обуревают нешуточные эмоции.
– Я горжусь тобой, Летти! – заикаясь, произносит он. Его губы подрагивают, что заставляет меня чувствовать себя крайне неловко. – Я так чертовски горжусь тобой! Я редко говорю это, не знаю, как это показать, порой не уделяю тебе внимания, но я наблюдаю, и мне нравится то, что я вижу. Ты удивительная девушка, и я благодарен судьбе за то, что являюсь твоим отцом.
Он поперхнулся, и ладно, признаюсь, теперь у меня тоже комок в горле.
– Спасибо, – выдавливаю я. – Я тоже благодарна, даже не могу описать это словами. Только не обольщайся, я все равно не буду бросать с тобой яйца.
– Разбиваешь мне сердце. – Папа хватается за грудь, как будто у него сердечный приступ. Кажется, он почувствовал облегчение от того, что благодаря моей шутке смог сдержаться от открытого проявления необузданных эмоций.
Я тоже этому рада. Мне не нужно, чтобы мы вели себя, как плаксивые дураки.
– Я буду надеяться, несмотря ни на что, – произносит он. – Однажды бросивший яйцо всегда бросает яйцо.
Я собираюсь ответить, когда появляется тетя Эмили. Мы втроем обсуждаем приезд полиции, Человека-жука и прочее, но я сопротивляюсь желанию поведать ей о своих новых планах на колледж. Мне надо немного переварить информацию, прежде чем я поделюсь ею. И сначала мне нужно рассказать маме.
Эмили собирается уходить, но потом останавливается, как будто что-то вспомнила.
– Летти, милая, не могла бы ты принести несколько складных стульев из нашего подвала? Они нужны для просмотра фильма на открытом воздухе, а Кен отказывается выходить, пока Человек-жук не уйдет, и, честно говоря, я его не виню. Стулья стоят на незаконченной стороне. Четыре штуки.
– Я помогу, – предлагает папа, но я вежливо отказываюсь. Хватит с меня на сегодня его рекламной кампании по поводу кидания яиц.
Итак, я отправляюсь в дом тети Эмили, вхожу через парадную дверь, окликая Кена просто для того, чтобы дать ему знать, что я здесь.
– Стулья внизу! – кричит он в ответ. Эмили, должно быть, предупредила о моем приходе. Его голос по-прежнему звучит хрипло.
Я сбега́ю по лестнице в подвал. Я могла бы воспользоваться всегда открытым входом в пристройку, чтобы избежать встречи с Кеном, однако до сих пор мне это не приходило в голову. В конце концов я нахожу стулья, задвинутые в угол за кучей вонючего спортивного снаряжения. Они легкие, мне не составит труда вынести их на улицу за один раз.
Поднимаясь обратно по лестнице, я замечаю футляр для пистолета на верстаке для инструментов. Я уже довольно грубо намекнула дяде Кену, что следует изменить код.
– Уверена, ничего не случится, – сказала я ему несколько дней назад, – но я смотрела на YouTube видео о ребенке-самоубийце, который знал код от оружейного сейфа своих родителей, и, ну… В общем, мне кажется, тебе нужно изменить его, просто чтобы быть спокойным.
Я не могу оторвать взгляд от футляра, он дразнит меня. Это прочная черная коробка, достаточно большая, чтобы вместить один пистолет. Я знаю, что не должна этого делать, но я помню, что Дилан рассказывал мне о коде. Все, что
