— Я не служанка тебе, — ровным голосом заметила Серилла. — Я — Сердечная Подруга. — Она выпрямилась как только могла и нараспев прочитала: — «…дабы уберечь его разум от влияния льстивых женщин, а тщеславие — от подхалимов, стремящихся лишь к собственной выгоде, пусть он избирает себе Сердечных Подруг и сажает их рядом с собою. Пусть он не сочтет себя выше их, а их — ниже себя и позволит им открыто высказывать все, что велит их мудрость, давая советы сатрапу в тех областях, в которой каждая из них наиболее просвещена. Пусть у него не будет среди них любимиц. Пусть не избирает он их, соблазняясь внешностью или дружелюбием. Подруги же пусть не восхваляют его и не склоняются покорно к его мнению из страха возразить государю, но, ничем не смущаясь, пусть неизменно подают ему честный совет. Пусть Подруга…»
— Пусть Подруга заткнется!!! — заорал Касго. И громко захохотал, восхищаясь собственным остроумием.
Серилла замолчала, хотя и не потому, что он ей так приказал. И с места, где стояла, не сошла ни на йоту.
Некоторое время он молча смотрел на нее, и странные насмешливые искры разгорались в его глазах.
— Глупая женщина, — проговорил он затем. — Как высоко ты ставишь себя. Как крепко ты веришь, будто два-три кем-то придуманных слова вправду могут тебя уберечь… Сердечная Подруга! — передразнил он. — Титул, подходящий для женщины, которая боится быть женщиной! — И он облокотился на тело Кикки, как на подушку. — Надо бы тебя от этого излечить… К примеру, отдать тебя матросам. Задумывалась ты об этом, а?… Наш капитан — калсидиец. Он не осудит меня, если я прогоню от себя женщину, которая мне наскучила. — Касго помолчал. — Может, он сам первый побалуется с тобой. А потом пустит по кругу…
У Сериллы пересохло во рту, а язык прилип к небу. Он был вполне способен на подобный поступок. Вернее сказать — стал способен… До возвращения в Джамелию пройдут еще, наверное, месяцы. И кто спросит у него отчета о том, что с нею сталось? Да никто. И никто здесь, на борту, за нее не заступится. Ни одного из вельмож, готового проявить хоть какую-то стойкость, сатрап с собой в плавание не взял. А те, что были здесь с ним, пожалуй, еще и скажут, что она сама навлекла на себя эту участь…
Она со всей ясностью увидела, что выбора у нее не было. Если хоть раз поддаться ему, ее дальнейшее унижение не будет ведать границ. Если он поймет, до какой степени испугала ее его угроза, он так и будет пользоваться ею…
И это значило, что ей оставалось единственное. Открытое неповиновение.
— Давай, — произнесла она холодно и спокойно. — Сделай это.
Она вскинула голову и скрестила на груди руки. Сердце бешено колотилось. «А ведь он может. И пожалуй, сделает…» Если так, то в живых ей не остаться. Команда многочисленна. И состоит из здоровенных грубых матросов. Кое-кто из служанок уже побывал в их руках — она видела этих девушек, еле державшихся на ногах, с лицами, разукрашенными синяками… Никакие сплетни пока не достигали ее ушей, но она и без сплетен все видела. И знала, что калсидийцы считали женщин чем-то вроде скота…
Как она молилась в этот миг, чтобы Касго пошел на попятную!..
— А вот и сделаю! — сказал он. Кое-как поднялся. И нетвердой походкой направился к двери.
У нее предательски задрожали колени. Она что было мочи сжала зубы, чтобы губы не посмели задрожать. Итак, она сделала ход… и проиграла игру. «О Са, спаси и сохрани…» — взмолилась она в отчаянии. От страха ей хотелось завыть. Почувствовав, что вот-вот потеряет сознание, она быстро заморгала, стараясь разогнать тени, сгустившиеся по краю зрения. «Нет. Он блефует. Сейчас он остановится. Он не посмеет зайти слишком далеко…»
Сатрап и вправду остановился. Он пошатывался, но она не могла с определенностью сказать, испытывал ли он нерешительность или просто был нетверд на ногах.
— Значит, именно этого ты хочешь? — поинтересовался он с жестокой насмешкой. Он смотрел на нее, склонив голову набок. — Стало быть, лучше отдаться матросам, чем попробовать меня ублажить? Подумай еще разок хорошенько…
У нее шла кругом голова. Ее тошнило. Это была самая утонченная жестокость, какую только он мог выдумать, — вот так дать ей последний шанс передумать. Ей хотелось броситься на колени и униженно молить о пощаде. Она осталась на месте лишь потому, что знала заранее — этому человеку неведомо милосердие. Она сглотнула. У нее не было сил отвечать. Пусть ее молчание послужит ответом. Ее отказом…
— Ну что ж, Серилла. Только запомни: ты сама сделала выбор. А ведь могла бы выбрать меня…
Он распахнул дверь. Там, снаружи, стоял один из матросов. Там всегда стоял кто-нибудь из команды. То ли часовой, то ли тюремный страж — поди разбери. Касго прислонился к косяку и дружески похлопал калсидийца по плечу:
— Снеси-ка весточку вашему кэпу, мой милый. Скажи ему, что я дарю ему одну из моих девок. Зеленоглазенькую… — И сатрап неверным движением обернулся к ней, чтобы полюбоваться ее ужасом. — Да не забудь предупредить кэпа, что она злонравная и несговорчивая! Но при всем том — кобылка что надо… — И он окинул ее беззастенчивым, раздевающим взглядом. Губы искривила пакостная ухмылка: — Пусть кого-нибудь пришлет, чтобы забрали ее.
ГЛАВА 15
ДОЛГОЖДАННЫЕ ВЕСТИ
Альтия испустила тяжелый вздох и отодвинулась от стола, вернее, отпихнула прочь сам стол, причем так, что перо Малты оставило на бумаге резкую загогулину. Она поднялась и принялась тереть глаза. Малта молча смотрела, как ее тетка уходит из-за стола, от раскиданных по нему счетных палочек и бумаг.
— Мне надо на воздух!.. — объявила она.
Роника Вестрит только что вошла в комнату с корзинкой свежесрезанных цветов и кувшином воды в свободной руке.
— Вполне тебя понимаю, — сказала она, ставя свою ношу на боковой столик. Наполнила водой вазу и принялась ставить в нее цветы. Это был смешанный букет из маргариток, роз и побегов папоротника. Устраивая цветы, Роника хмурилась так, словно именно они были во всем виноваты. — Подсчет долгов — занятие не из приятных, — продолжала она. — Даже мне бывает необходимо сбежать от нее на часок-другой. — Она помолчала, потом добавила с надеждой: — Просто на случай, если у тебя есть охота поработать снаружи… клумбам у парадной двери не помешал бы уход!
Альтия нетерпеливо мотнула головой.
— Нет, — сказала она. И добавила уже мягче: — Я думаю в город сходить. Немного ноги размять, с друзьями кое-какими увидеться… К обеду вернусь! — Мать все еще хмурилась, и Альтия пообещала: — Вернусь — и дорожку подмету. Обещаю.
Мать поджала губы, но не стала более ничего говорить. Альтия была уже почти у двери, когда Малта любопытно осведомилась:
— Опять к той резчице собираешься?
Отложила перо и тоже принялась тереть глаза, притворяясь, будто очень устала.
— Может быть, — ровным голосом ответила Альтия. Тем не менее, Малте послышалось в ее словах скрытое раздражение.
У Роники вырвался какой-то неопределенный звук, как будто она подумывала вмешаться в разговор. Тетя Альтия устало повернулась к ней:
— Да?…
Роника слегка пожала плечами. Ее руки были заняты расстановкой цветов.
— Да нет, ничего. Мне просто хотелось бы, чтобы ты проводила с ней поменьше времени… Или, по крайней мере, не у всех на глазах. Она ведь, знаешь ли, не нашего круга. Она приезжая. И кое-кто говорит, что она нисколько не лучше «новых купчиков»…
— Она моя подруга, — ответила Альтия без всякого выражения.
— В городе говорят, будто она повадилась ночевать в живом корабле Ладлаков. У бедного корабля и так давно уже не все дома, а общение с нею, похоже, совсем доконало его рассудок. Когда Ладлаки прислали людей, намереваясь выставить ее из своей законной собственности, с ним сущий припадок случился! Он пообещал руки им повыдергивать, если они только сунутся на борт! Можешь себе представить, как это расстроило Эмис? Сколько лет она прилагала все силы, оберегая свое имя от каких-либо скандалов! И вот теперь прошлое разворошили опять, и люди снова чешут языками о Совершенном, о том, как он когда-то свихнулся и поубивал всех, кто на нем плавал… А все она, эта женщина! И кто ее просил совать нос в дело, касающееся только старинных семей?
— Мам, послушай… — терпению Альтии явно приходил конец. — Не делай поспешных выводов, эта история далеко не так проста, как тебе представляется. Если хочешь, я тебе расскажу ее полностью. Как-нибудь потом. Когда нас дети слушать не будут…
Малта отлично поняла, что этот маленький камушек был нацелен в ее огород. И конечно, использовала случай на всю катушку.
— О твоей резчице говорят в городе странные вещи, — заявила она. — Нет, то есть все признают, что мастерица она каких поискать… Но, опять же, все знают, что продвинутые мастера иногда поступают… весьма необычно! Вот она, к примеру, живет вдвоем с женщиной, которая одевается и ведет себя как мужчина. Ты знала об этом?
