на столе.
– Прекрасно выглядишь! Сколько лет прошло. – Директор Бюхнер сжал ее руку в двух своих. Руки его были сухими и холодными, но глаза – мягкими и искренними. – Я счастлив видеть тебя в добром здравии.
– Насколько видно снаружи, – сказала она, отвечая на его рукопожатие.
– Да, – нахмурившись, подтвердил он. – Думаю, каждый из нас внутри несет свою ношу.
– У нас много дел. – Она указала рукой на мольберт.
– Да, – сказал он. – Поэтому я здесь. Не спеши тут устраиваться. – Эдит следила за тем, как герр Бюхнер достает из подмышки папку и кладет ее на стол. – Я перейду сразу к делу, Эдит. Тебе поступили новые приказы.
– Новые приказы?
Плечи Эдит опустились. Из ее легких вышел весь воздух, и она упала на стул, чувствуя, будто он вертится, вертится под ней, пока у нее не начинает кружиться голова.
Часть VI. Возвращения
78
Доминик
Мюнхен, Германия
Май 1945
Война почти закончилась, но у Доминика было тяжело на душе. Он не возвращается домой. У него всего лишь новый приказ.
Медленным, шаркающим шагом Доминик плелся за офицером британской армии до новой Центральной точки сбора. Здание было огромное. Ряды дверей чередовались со сводчатыми колоннами, а те смотрели на улицу, будто бы неодобрительно нахмурившись высокими подоконниками. Здание мрачно возвышалось над дорогой в самом центре Мюнхена, а тень его окутала Доминика холодными объятиями все еще морозного весеннего утра.
Доминик прошел следом за офицером вдоль фасада здания, слушая его рассказ о расположении всех внешних дверей, замков, окон и пожарных выходов. Об устройстве сложнейшей системы пожаротушения, которой оборудовано здание, ему уже рассказали. Он шел по улице, засунув руки глубоко в карманы. Без винтовки он все еще чувствовал себя неловко, будто его перекосило на один бок, но в оружии на улицах подконтрольного союзным войскам Мюнхена уже не было необходимости.
В награду за добытую им информацию о бесценной картине руки Леонардо да Винчи Доминик получил назначение в Мюнхенскую точку сбора, где будут собирать, описывать, реставрировать и со временем возвращать владельцам найденные произведения искусства. Стаут сказал ему, что он герой, но Доминик никак не мог взять в толк, почему. Он считал, что ему просто повезло: случайно, с расстегнутой ширинкой, столкнулся там, на холме, с той женщиной.
Доминик шел от двери к двери следом за офицером и слушал его, изложенные с мягким акцентом английских холмов, объяснения.
– На этом о том, что снаружи, все, – сказал офицер, когда они закончили обход вокруг здания и снова дошли до главного входа. Он улыбнулся Доминику. – С самым скучным покончено. Теперь идем внутрь, там увидишь, ради чего ты тут на самом деле.
Доминик постарался изобразить улыбку.
– Да, сэр.
Пока они шли по коридорам в огромный главный зал, встречавшиеся на пути охранники отдавали им честь. Офицер шел резким шагом и возбужденно рассказывал о произведениях искусства, которые как раз сейчас разгружают у этого пункта сбора, но Доминик слушал его вполуха.
Он знал, что должен радоваться, что ему перепало тут работать. Его не только не отправили в бой, не послав при этом на душераздирающее задание освобождения концентрационных лагерей, он, вдобавок, получил возможность работать с бесценными произведениями искусства, собранными из схронов по всей Германии и Австрии. Возможно, ему даже повезет еще раз увидеть что-то из тех блистательных картин, которые он только вскользь, передаваемыми из рук в руки при погрузке в машины, видел в Зигене.
Но Доминику было нелегко проникнуться энтузиазмом к этому проекту. Как бы он ни любил искусство, он недавно всей душой надеялся, что того, что он уже сделал для возвращения нескольких бесценных работ – картин работы Рубенса, Рембрандта и даже да Винчи – из дома одного из самых опасных нацистских лидеров, будет для его начальства достаточно. Он надеялся, что этого будет достаточно, чтобы наконец-то отправить его домой. Он успел увидеть столько потрясающих произведений искусства, и все они были прекрасны, но ни одно не могло сравниться с надеждой вернуться к жене и детям.
Главный зал Центрального пункта сбора был похож на такой же зал в Марбурге: ровными рядами расставленные столы, за которыми были заняты фотографированием и описью произведений искусства специалисты. Американские, австралийские и британские солдаты все свозили и свозили в центр сбора произведения.
– Мы не успеваем, – сказал сопровождавший Доминика офицер. – Мы привлекаем к работе все больше и больше сотрудников, они приезжают из всех уголков Европы. Масштабы нацистских конфискаций поражают воображение.
Доминик чувствовал, что атмосфера в Мюнхене по сравнению с Марбургом изменилась. Раньше все сопровождалось отчаяньем, с каждым произведением искусства обращались одинаково нервно, с уважением к пролитой ради его возвращения крови и с ужасом от мысли, что все, возможно, было напрасно. В любой момент на здание в Марбурге могла упасть гитлеровская бомба и уничтожить всю их работу. Но теперь, когда война была выиграна, все здание пропиталось радостным возбуждением, взгляды занятых записыванием и фотографированием специалистов наполнились надеждой. К работам они прикасались с благоговением и радостью, наслаждаясь красотой каждого произведения.
– Правда, здорово? – спросил офицер. – Идем, пройдемся по хранилищам.
Хранилища тут казались более постоянными, чем те, что были на скорую руку устроены в Марбурге. Все казалось более стационарным, большее организованным. Здание, хоть и было почти вдвое больше старых государственных архивов в Марбурге, казалось еще более тесным. Комната сразу за главным залом выходила в систему коридоров, и все они были заполнены прекрасными работами, аккуратно рассортированными по категориям. Работы не были сложены одна на другую, они висели на стенах и стояли на мольбертах, кто-то даже попытался красиво расставить по полкам скульптуры.
– Трудно поверить, что все это тут, да? – сказал офицер.
– Почему, сэр? – спросил Доминик.
– Потому что тут была личная нацистская штаб-квартира Гитлера. – Офицер содрогнулся, и взгляд его сделался отсутствующим; Доминик подумал, что же тому довелось увидеть.
У Доминика одно только имя Гитлера вызывало в памяти образ тех набитых телами товарных вагонов в Дахау. Он знал, что этот образ останется теперь с ним до конца дней, таким же, каким был в момент, когда он увидел это адское зрелище – со всеми запахами и криками солдат.
– Ну что же, – сказал офицер, выпрямляясь, – теперь тут мы сортируем украденное ими искусство, чтобы вернуть тем, кто его на самом деле заслуживает. Идем, покажу тебе твою старую подружку.
Доминик с любопытством поднялся следом за офицером в огромную квадратную комнату, которая была бы серой и мрачной, если бы по ее стенам не
