из таких.
Или из других? Из тех, кто достаточно умен, чтобы понять, когда чужая странность становится опасной, но по каким-то одному ему ведомым причинам он не станет говорить. Или мешать. Или делать хоть что-то, что выдаст его знание. Потом, когда правда о странностях соседа выходит наружу, они искренне делают вид, что удивлены, что не ждали ничего подобного, что…
– Дом тут специально построили, чтоб от людей подальше. Это сейчас город разросся, а тогда лес стоял, да… и пустыня начиналась дальше. Много дальше. Раньше тут и конюшни имелись. Сарай. Скотину держали какую-никакую. Дерри сказывал.
– Кто такой Дерри?
– Егерь. Был. Пару лет как помер… – шериф размашисто перекрестился, и жест этот показался вполне искренним. – Рак. Долго держался. Уну выучить хотел. Выучил.
– А где эта ваша…
– Кто ж знает, – шериф упер приклад ружья, которое он таскал с собой повсюду, в землю. – Может, у драконов. Может, еще где. Я ей не сторож.
А вот теперь лжет.
Знает он, где эта девица шляется, но не считает нужным говорить. Он, конечно, понимает, что и Лука, и другие приехали не в бирюльки играть, что дело серьезное, но все одно считает их чужаками. А своих надо защищать.
Даже когда защищать не надо.
– Явится. Никуда не денется.
– А не боитесь?
– Чего?
– Мало ли, – Лука все же подошел к дому. И камни заскрипели под его тяжестью. – Вдруг да прибьют.
– Уна не такая, как эти ваши девицы, – шериф перехватил ружье.
Интересно, а до ветру он тоже с ним ходит? И главное, держит этак небрежно, будто не ружье, а дубинку железную.
– К ней просто не подберешься, да и драконы чужака не пустят…
Интересное уточнение.
Лука остановился у тропы, которая огибала дом с севера. За нею начиналась пустыня, темно-красная, раскаленная и пышущая жаром. А вот ветер летел ледяной, и это несоответствие заставляло хмуриться, потому как телу было непонятно, мерзнуть ему или задыхаться от жары.
Шериф отстал, позволив Луке оглядеться. А посмотреть было на что. С этой стороны дом выглядел почти обычно. Деревянный настил. Доски поют на разные голоса, то вздыхая, то приговаривая.
Кресло.
И плед, переброшенный через него. Низкий столик, на котором, придавленная камнем, лежит газета. Свежая, что характерно. А вот кружку песком засыпало.
Ставни приоткрыты, и Лука заглядывает в дом, но в сумраке сложно разглядеть хоть что-то. Тень в тенях, и дом кажется живым.
Дверь из тонкого дерева не заперта.
Так ли вошел тот ублюдок? Или через парадный вход не постеснялся? Замок там и вправду условный. Но к ручке Лука прикасаться не стал.
– Протерли.
Треклятый шериф пусть и держался в стороне, но следил внимательно.
– Ваш парень еще вчера все тут излазил вдоль и поперек. Ручка чистая, хотя не должна бы.
– Почему?
– Уна частенько здесь сидит. Взяла привычку от Дерри…
– Она тут жила с ним?
– А где еще ей жить? Муж ведь…
– И учитель?
Луке такие вещи не нравились. Категорически. Чудилось в них что-то почти столь же противоестественное, как и в живучести подобного рода хижин.
– И учитель. Мамаша ее продала.
– В каком смысле? – Дверь манила. Обещала открыть все тайны этого места, которых за сотни лет набралось немало.
– В обыкновенном. Она из айоха, вот старый Саммерс ей документы и не стал выправлять. Покрестить покрестил, а остальное было недосуг. Тогда еще приходилось в Тампеску ездить, а у него дела. Да и не особо нужна она ему была. Он, помнится, больше о торговле думал, чем о детях. А женщина его сама из айоха…
Интересно?
Вряд ли. В маленьких городках и не такое встретишь. Как в том, где Лука отыскал с дюжину детей, которых держали в сарае и кормили помоями. И ведь после такой же шериф, разве что не настолько рыжий, оправдывался, что, мол, оно по традиции. Заведено так.
Тьфу.
Дверь все-таки приоткрылась, хотя Лука к ней не прикоснулся. А главное, приоткрылась беззвучно, что вовсе не в характере старых дверей.
Пахнуло воском и еще пылью, которая имеет обыкновение накапливаться в любом доме.
Войти?
Или погодить? Если б оно мешало магу, он бы предупредил. Стало быть, разницы нет, где Лука стоит и чем занимается.
– Я с Дерри говорил. Договор на ученичество ему б с малолеткой не заверили, – теперь шериф оправдывался, хотя услышать виноватые нотки мог бы лишь человек с весьма обостренным слухом. – А вот купить по обычаю айоха – это вполне. Тут же земли рядом. Съездили в племя, Дерри заплатил шаману, тот и шлепнул печать, чтоб, значит, в канцелярию. Сразу, кстати, и подал пакет, чтобы девочке оформили и свидетельство о рождении, и паспорт, и прочее.
Порядочный, стало быть.
Шаг.
И пол отзывается протяжным стоном. Доски гнутся. И Лука замирает, прислушиваясь. Его кожа раскалена, и сам он напряжен. Он и близко не маг, но сейчас чувствует этот старый дом от глубокого подвала до больной его крыши.
– Только те бумаги и у нас признают. Разводиться он не стал. Кто бы ему позволил с девчонкой жить?
Ага. Просто с девчонкой никак нельзя, а вот в браке если – дело другое.
– Да и с наследством оно попроще. Родни у Дерри не было, но все равно завещание оформил. И дом этот, и машина, и все, что имелось, Уне отошло. Правда, немного. Он изрядно потратился.
– И сколько такой дом стоит?
А ведь прочный.
Лука положил ладонь на стену, пытаясь прикинуть толщину. Из камня сложен. Не чета тем щитовым, которые он в городе видел. Дерево тут лишь сверху и больше для того, чтобы этот дом с другими сроднить.
– Понятия не имею. На него никто, кроме егерей, не позарится. Да и там… может, тысячи две дадут. Или три. Знаю, что мать Уны хотела, чтобы та дом продала. Только Уна послала ее куда подальше.
Лука тоже послал бы, вздумай матушка его продать.
– Жить тут осталась. Они не больно ладят.
– А с братом?
– И с ним. Вихо… проблемный парень. Был.
И вправду был.
В доме пусто. И ощущение, что Лука вот-вот потеряется в этой пустоте. Впрочем, оно скоро исчезло.
– Свет тут есть?
– Есть. Дерри провел. Правда, время от времени пропадает, но так везде. Бури вот случаются. И обрывы. Чинят быстро. Эшби за это доплачивает.
– Любите вы его.
Это было сказано чуть в сторону, скорее интереса ради, чем и вправду в надежде получить стоящую информацию, но шериф ответил:
– Мы служим им. Я служу.
– Им? Или закону?
– Закону. И Эшби. Мой прапрадед
