первый секретарь обкома комсомола, а я инструктор. Политех – ведущий ленинградский вуз.
Саюшев в ответ усмехнулся и сказал:
– Важна не должность, а разум. А он у тебя есть. Потом расскажешь, как всё получилось.
Впоследствии было ещё три таких замены.
Лев Горчаков, заведующий отделом, свидетель этих необъяснимых неожиданностей, начал нервничать. Ну, а затем финал. Я готовлю выступление Саюшева на юбилее Ленинградского университета. Обком комсомола располагался в Смольном соборе, а наш отдел – на одной из колоколен, куда я поднимался по винтовой лестнице: там была небольшая комнатка, письменный стол и два кресла, напротив полки с книгами. Таким было моё рабочее место.
Я сижу, готовлю выступление, и вдруг поднимается ко мне один из моих коллег, тоже инструктор, и говорит – Олег, тебя вызывает Иван Васильевич Спиридонов. А дело в том, что автором большинства розыгрышей в обкоме комсомола был я. В академии было то же самое. Я подумал, что мои коллеги подражают мне и разыгрывают меня. И потому рискованно ответил – слушай, вали отсюда, ты что, не понимаешь, тебя разыгрывают. Коллега пожал плечами, ничего не ответил и ушёл.
Минут через семь слышу, как скрипит винтовая лестница. Смотрю, появляется голова Кима Иванова – первого секретаря Горкома ВЛКСМ. У него вес 120 кг. «Ты чего, ошалел?!» Далее сплошной мат: «…Мы сидим у Спиридонова, а он … выпендривается – розыгрыш!»
Я сдёрнул со спинки кресла пиджак, буквально скатился с винтовой лестнице и по километровому коридору, тому самому, в котором когда-то застрелили Кирова, мчусь в кабинет первого секретаря обкома партии.
Открываю дверь. В кабинете в своём вращающемся кресле сидит Спиридонов Иван Васильевич, а напротив первый секретарь обкома комсомола Вадим Саюшев – судя по желвакам, которые буквально перекатываются по его щекам, он с трудом сдерживал своё раздражение моим отсутствием. Я, ещё не отдышавшись, начинаю с извинения: «Простите меня, Иван Васильевич, я думал, что это шутка, розыгрыш». Иван Васильевич – человек, не лишённый чувства юмора, раскачиваясь в своём кресле, не скрывая ироничной улыбки, заметил: «Ах, вы ещё разыгрываете друг друга».
Саюшев, не сдержав своего возмущения, процедил сквозь зубы: «Что ты несёшь…» Я опять повторяю «простите, пожалуйста», и сажусь в свободное кресло. И далее финал: «Товарищ Попцов, через два часа состоится пленум Ленинградского обкома комсомола, вас будут избирать секретарём обкома, подготовьтесь».
Я даже не понял, что я в шоке. И пытался объяснить ситуацию:
– Я был на беседе у Сергея Павловича Павлова, и она получилась неудачной.
– Товарищ Попцов, – говорит Спиридонов, – кому быть секретарём Ленинградского обкома комсомола, решает не ЦК ВЛКСМ, и даже не товарищ Павлов. Это решение принимает Ленинградский обком партии. Вы меня поняли?
– Понял, Иван Васильевич.
– Вот и прекрасно. Через два часа пленум. С Вадимом Аркадьевичем обсудите детали. До свидания.
Мы с Саюшевым покинули кабинет. В приёмной нас ждал Ким Иванов.
– А ты чего не вернулся? – спросил Саюшев.
– Неудобно было во время вашего разговора заходить. Попцов понёсся по коридору, за ним не угонишься.
Я послушно вздохнул: опять виноват Попцов.
– Ладно, не зацикливайся, – примирительно сказал Саюшев, – ситуация действительно нестандартная. Надо подготовиться. До пленума уже меньше двух часов.
И вот тогда, после этого пленума, а он шёл более трёх часов, я вернулся к себе в студенческий отдел. Уже никого не было, рабочий день закончился. Я сел за свой стол и произнёс фразу, которая мне запомнилась на всю жизнь: «Всё, с этой минуты ты должен расти вниз». А проще говоря, не ждать карьерных взлётов и не искать ходов наверх, а постигать жизнь, чтобы к тебе пришла уверенность и ты сможешь спокойно сказать – я знаю жизнь!!
Нынче на этажах Власти таких людей практически нет. Это плата за реформаторский зуд и за помешательство на идее омолаживания. В один поток соединились её два разрушительных процесса. Первый – расслоение общества, когда 9 % населения владеют 90 % капиталов страны. Второй поток – это сама власть с порождёнными нескончаемыми реформами и постоянным омоложением, которое некомпетентность власти сделало её отличительной чертой, и оторванность от народа есть следствие этой некомпетентности. Власть не знает сути жизни народа, интересов, которыми живёт народ, проблем его повседневной жизни.
В девяностых в начале реформ положительное отношение к советскому прошлому снизилось до 30 %. И в этом была немалая заслуга младореформаторов, которые считают своей главной целью не развитие страны, а похороны советского прошлого. Это, по сути, было политической дремучестью младореформаторов. И вот прошло 25 лет, и сегодня интерес к советскому времени и вера в прошлое невероятно возросли – до 52 %. Нечто подобное случилось и с рыночной экономикой.
Сегодня каждому второму россиянину (52 %) кажется, что рыночная экономика неперспективна и ведёт страну к краху, и лишь каждый четвёртый (то есть 26 %) поддерживает эту модель.
52 % настаивают на возвращении по экономическим основаниям к государственному планированию и распределению. Этот опрос проводил Левада-Центр в конце января 2016 г. Доля неспособных занять ту или иную позицию – это 22 %.
Причина очевидна – затянувшийся кризис. Прошлые кризисы – и 2008–2009, и 2013 г. – были сравнительно недолгими. Люди не успевали впасть в отчаяние, затем нефть начинала вновь дорожать, и общество адаптировалось к изменившейся в сторону улучшения ситуации.
Очевидным изъяном нашего развития можно считать тот факт, что ни один из прошедших кризисов не дал толчка в развитии, не заработал механизм импортозамещения, и как результат – страна в определённой степени не освобождалась от зависимости, а наоборот – всё больше погружалась в неё. Устойчивая российская привычка – вера в авось – брала верх. Страна при очередном кризисе проваливалась в одну и ту же пропасть, лишь прибавляя в скорости падения и увеличивая его глубину. А потому ни из одного кризиса мы не сумели выйти полностью. А впадали в очередной – с запасом провального состояния от кризиса предшествующего. Не хочется озвучивать своё предчувствие, но придётся. Если такая страна, как Россия, после распада СССР, державы с мощнейшей экономикой, за 25 последующих лет не смогла восстановить даже не отсутствующую, а существующую экономику, чего не произошло и за последние 15 лет, когда якобы опрокинувшая экономику России ельцинская эпоха ушла в прошлое, то следует задать вопрос – почему? Привычный ответ: санкции, падение цен на нефть, кризис… Но у нас отсутствовал рост и тогда, когда и санкций не было, и стоимость барреля нефти уходила за отметку 100$.
Вопрос президенту страны – как же так?! Общество недоумевает. Будучи свидетелями уже многолетней неспособности исполнительной власти добиться перелома в развитии экономики, мы эту власть не меняем. Что ещё должно случиться, Владимир Владимирович, чтобы вы приняли решение – если не отправить правительство в полном составе в отставку, то хотя бы кардинально
