– Не понимаю, почему Стюарт больше не стрелял? – спросила у матери Мэгги.
Они ехали рысью в том направлении, откуда дважды слышались три выстрела, глубокая грязь не давала двигаться быстрее, и обеих мучила тревога.
– Наверное, решил, что мы услышали, – сказала Фиа, но в сознании всплыло лицо Стюарта в ту минуту, когда они разъезжались на поиски в разные стороны, и как он сжал ее руку, и как ей улыбнулся. – Теперь уже, наверное, недалеко. – И она пустила лошадь неверным, оскользающимся галопом.
Но Джек поспел раньше, за ним Боб, и они преградили дорогу женщинам, едва те по краю не тронутой огнем размокшей земли подъехали к месту, где начался пожар.
– Не ходи туда, мама, – сказал Боб, когда Фиа спешилась.
Джек подошел к Мэгги, взял ее за плечи. Две пары серых глаз обратились к ним, и в глазах этих были не растерянность, не испуг, но всеведение, словно уже не надо было ничего объяснять.
– Пэдди? – чужим голосом спросила Фиа.
– Да. И Стюарт.
Ни Боб, ни Джек не в силах были посмотреть на мать.
– Стюарт? Как Стюарт! Что ты говоришь! Господи, да что же это, что случилось? Нет, только не оба, нет!
– Папу захватил пожар. Он умер. Стюарт, видно, спугнул вепря, и тот на него набросился. Стюарт застрелил его, но вепрь упал прямо на Стюарта и придавил. Он тоже умер, мама.
Мэгги отчаянно закричала и стала вырываться из рук Джека, но Фиа точно окаменела, не замечая перепачканных кровью и сажей рук Боба, глаза ее остекленели.
– Это уже слишком, – наконец сказала она и посмотрела на Боба, по ее лицу бежали струи дождя, выбившиеся пряди волос золотыми ручьями падали на шею. – Пусти меня к ним, Боб. Я жена одному и мать другому. Ты не можешь меня держать, ты не имеешь права. Пусти меня к ним.
Мэгги затихла в объятиях Джека, уронила голову ему на плечо. Фиа пошла, ступая по мокрым обломкам и головешкам. Боб поддерживал ее, и Мэгги проводила их взглядом, но не двинулась с места. Из-за пелены дождя появился Хьюги; Джек кивнул ему в сторону матери и Боба.
– Поди за ними, Хьюги, не оставляй их. Мы с Мэгги едем в Дрохеду за повозкой. – Он разнял руки, помог сестре сесть на лошадь. – Едем, Мэгги, скоро совсем стемнеет. Нельзя же оставить их тут на всю ночь, а они не тронутся с места, пока мы не вернемся.
Но на повозке невозможно было проехать, колеса увязали в грязи; под конец Джек и старик Том цепями прикрепили лист рифленого железа к упряжи двух ломовых лошадей. Том верхом на третьей лошади вел эту упряжку в поводу, а Джек ехал впереди и светил самым большим фонарем, какой только нашелся в Дрохеде.
Мэгги осталась дома, она сидела в гостиной перед камином, и миссис Смит тщетно уговаривала ее поесть; слезы текли ручьями по лицу экономки, ей больно было видеть это безмолвное оцепенение горя, не умеющего излиться в рыданиях. Потом застучал молоток у двери, и миссис Смит пошла открывать, недоумевая, кто мог добраться к ним в такую распутицу, и в сотый раз поражаясь, до чего быстро разносятся вести через мили и мили, отделяющие в этом пустынном краю жилье от жилья.
На веранде, в костюме для верховой езды и клеенчатом плаще, весь мокрый и в грязи, стоял отец Ральф.
– Можно мне войти, миссис Смит?
– Ох, святой отец! – вскрикнула она и, к изумлению священника, бросилась ему на шею. – Откуда вы узнали?
– Миссис Клири сообщила мне телеграммой, как супруга управляющего – представителю владельца, и я очень ценю ее обязательность. Архиепископ ди Контини-Верчезе разрешил мне поехать. Вот имечко! А мне, представьте, приходится его повторять сто раз на дню. Я летел до Джилли. При посадке самолет перекувырнулся, там все размокло, так что я и вылезти не успел, а уже понял, как развезло дороги. Вот вам Джилли во всей красе. Я кинул чемодан у отца Уотти, выпросил у трактирщика лошадь, он меня принял за помешанного и побился об заклад на бутылку виски, что я увязну на полдороге. Ну полно, миссис Смит, не надо так плакать! Дорогая моя, как ни страшен был пожар, это еще не конец света! – Он с улыбкой потрепал ее по плечам, трясущимся от рыданий. – Смотрите, я так стараюсь вас утешить, а вы меня не слушаете. Пожалуйста, не надо плакать.
– Значит, вы ничего не знаете, – всхлипнула она.
– Не знаю? Чего? Что… что случилось?
– Мистер Клири и Стюарт погибли.
Лицо его побелело, он оттолкнул экономку. Крикнул грубо:
– Где Мэгги?
– В гостиной. Миссис Клири еще там, на выгоне, с покойниками. Джек с Томом поехали за ними. Ох, святой отец, конечно, я женщина верующая, а иной раз поневоле подумаешь, уж слишком Господь жесток! Ну почему он взял сразу обоих?
Но отец Ральф уже не слушал, он зашагал в гостиную, срывая на ходу плащ, оставляя мокрые, грязные следы на полу.
– Мэгги!
Он подошел, опустился на колени возле ее кресла, мокрыми руками сжал ее ледяные руки.
Она соскользнула с кресла, прильнула к Ральфу, головой к мокрой, хоть выжми, рубашке, и закрыла глаза; наперекор боли и горю она была счастлива – пусть бы эта минута длилась вечно! Он приехал, все-таки есть у нее власть над ним, все-таки она победила.
– Я весь мокрый, Мэгги, милая, ты тоже промокнешь, – прошептал он, прижимаясь щекой к ее волосам.
– Ну и пусть. Вы приехали.
– Да, приехал. Хотел убедиться, что с тобой ничего не случилось, чувствовал, что я здесь нужен, хотел увидеть своими глазами. Ужасно, Мэгги, и твой отец, и Стюарт… Как это случилось?
– Папу захватил пожар, Стюарт его нашел. А его убил вепрь, раздавил, когда уже Стюарт в него выстрелил. Джек с Томом за ними поехали.
Он больше ничего не стал говорить, просто обнимал ее и укачивал, как маленькую; наконец жар камина подсушил его рубашку и волосы, а Мэгги, он это почувствовал, стала в его объятиях уже не такая оцепенелая. Тогда он взял ее за подбородок, приподнял ее голову, пока не встретился с ней глазами, и, не думая, поцеловал ее. Безотчетное движение, рожденное отнюдь не страстью, просто невольный ответ на то, что увидел он в этих серых глазах. Безличный обряд, своего рода причастие. А Мэгги высвободила руки и сама обняла его; он невольно сморщился, сдавленно охнул от боли. Мэгги чуть отстранилась.
– Что с вами?
– Наверное, при посадке ушиб бок. Самолет врезался в милую джиленбоунскую грязь по самый фюзеляж, нас изрядно тряхнуло. Под конец меня швырнуло на спинку кресла впереди.
– Ну-ка я посмотрю.
Уверенными пальцами Мэгги расстегнула на нем влажную рубашку, стянула рукава, вытащила ее из-за пояса бриджей. И ахнула: под гладкой смуглой кожей, чуть ниже ребер, багровел длинный, от одного бока до другого, безобразный кровоподтек.
– Ох, Ральф! И вы ехали верхом от самого Джилли! Как же вам было больно! А сейчас вы как? Голова не кружится? Наверное, у вас внутри что-то порвалось!
