– Ты хорошо его расположил, – сказала Юлия Сергеевна Лукьянову, стоящему рядом. – И как мне их снимать? – кивнула она на обувку.
– Да я не знаю, – вдруг признался Лукьянов.
– Как не знаешь? – опешила Юлия Сергеевна. – А на кой мы его сюда притащили?
– Понимаешь, Юля, – говорил Лукьянов, удерживая ноги Зорина, – то, что в реальности является обычным и простым делом, во сне становится непреодолимым препятствием. И наоборот. Поняла?
– Нет, не поняла, – резко отвечала Юлия. – Держи крепче, а я попытаюсь снять его туфлю.
– Что ж, давай попробуем.
Юлия Сергеевна развязала шнурки, аккуратно расширила правый башмак, но при попытке снять мокасин вновь оказался крепко зашнурованным и остался на ступне Зорина.
– Фу ты пропасть! – ругнулась Юлия Сергеевна после пятой попытки. – Точно не выходит. И что делать? Может, есть еще какой-нибудь способ воздействия?
– Может, и есть, но мне он пока неизвестен, – отпустил Зорина Юрий Петрович. – Ползи дальше! – хлопнул он по икрам одноклассника. Я думаю, его надо самого заставить раздеться и разуться. Юлька, ты его провоцируй, а я буду ему мозги пудрить всякими сказками, поняла?
– Соблазнять, что ли?
– Да. Делай, что хочешь, только расшевели его! Еще шажочек, – крикнул наверх Лукьянов. – Андрей! Я сейчас тебя вытащу!
Висевший на лестнице из веревок Зорин поднял глаза и увидел перед своим лицом руку, а затем услышал спокойный голос Лукьянова:
– Андрей, отпустите свою правую руку и хватайтесь за мою. Не бойтесь, я – сильный!
Попугай – Зорин был благополучно вытащен на перекрытие второго этажа и усажен на какой-то топчан, стоящий у стены, отдышаться. Прямо перед его глазами находилась квартира номер двадцать три. Квартира, куда, собственно, ровно сорок один год тому назад Андрея Ивановича Зорина доставили из местного роддома в пеленках и стеганом красном одеяле.
Лукьянов, близоруко прищуриваясь, удалился в квартиру напротив, а Андрей Иванович остался в одиночестве. Лестничная клетка освещалась только призрачным тусклым светом, пробивавшимся откуда-то сверху. Цементный пол был устлан ковром обвалившейся штукатурки. В помещении преобладал запах вековой пыли.
Установилась подозрительная тишина, как на передовой театра военных действий, готовая разорваться в любой момент. Андрею Ивановичу оставалось только напряженно ожидать этого момента. Подчеркивая напряжение этой тишины, откуда-то издалека долетели до ушей Андрея Ивановича звуки воды, капающей неизвестно куда.
«Наверное, кран где-то плохо закрыт. На кухне или в ванной», – автоматически предположил Андрей Иванович и нервно завозился на скрипучем топчане.
Ожидание казалось ему неоправданно длинным. Сосредоточенно потирая ссадины на руках, приобретенные за время путешествия по веревочной лестнице, Андрей Иванович внимательно изучал помещение. Дом выглядел так, как будто был приготовлен под снос и простоял в таком виде лет десять. Все, что можно было открутить, оторвать и унести с пользой для семьи, было откручено, оторвано и унесено. Куски отвалившейся штукатурки почти полностью превратились в известковый песок. Удивляли только несколько нетронутых дверей, которые обычно в лучших советских традициях уносились в первую очередь.
Несмотря на полную разруху дома и преобладающий запах пыли на площадке второго этажа, Андрей Иванович все же уловил знакомый запах детства. Запах, присущий только этому подъезду, причем, этой конкретной площадке. Эту особенность подъездных запахов Андрей Иванович подметил давно. Еще в детстве. Для него уже тогда не было секретом, что каждый дом, каждый подъезд и каждая квартира в особенности обладает своим неповторимым, уникальным запахом.
Что касается подъездов и лестничных пролетов любого дома на Земле, все они имеют свои, ни с чем несравнимые, ароматы, причем, этот первородный аромат остается у конкретного дома, подъезда и квартиры даже после капитального ремонта. Андрей Иванович продолжал внимательно рассматривать площадку перед квартирами. Ему даже показалось, цвет краски каждой двери был таким же, как и много лет назад, когда ему было лет девять.
Деревянные двери, как правило, окрашивались остатками краски, предназначенной для покраски пола, в квартире, где происходил ремонт. Номера на дверях были просто нарисованы белой краской. Андрей Иванович разглядывал все это внутреннее обустройство с нарастающим чувством тоски и тревоги: хотя он и находился в отчем доме, но те условия и обстоятельства при которых он попал сюда, заставляли волноваться и чувствовать себя беззащитно и одиноко.
– Андрей Иванович, – произнес возникший из проема двери Лукьянов. – А вот и обещанный сюрприз! – И шагнув к топчану, Юрий Петрович поставил что-то на свободный край. Андрей Иванович наклонился поближе и сразу узнал эту пластмассовую лошадку. Вконец обессиливший от потрясений, Андрей Иванович ожидал увидеть что угодно, но только не эту, изготовленную много лет назад из пластмассы со смешным названием «гуттаперча» игрушечную лошадку.
Да, это была та самая лошадка – предмет самых первых мечтаний маленького Андрюши. Лошадка эта была подарена старшему брату Александру – на день рождения еще за два года до появления Андрея. Впоследствии, разглядывая семейные фотографии, маленький Андрюша увидел эту игрушку. Лошадка гордо стояла на белой ажурной салфетке среди статуэток рядом с книгами.
На вопрос трехлетнего Андрея, где находится сейчас игрушка, ответить толком никто не мог. Папа Андрея – Иван Николаевич предположил, что, наверное, лошадка находится в какой-нибудь коробке вместе с другими старыми игрушками в подвале, где хранилась картошка, овощи и старые вещи. Тут же папа предложил простой, но очень эффективный план – в следующий раз, когда он пойдет в подвал, он обязательно поищет эту лошадку.
Лошадка стала объектом мечтаний и фантазий Андрея. Он так увлекся этой игрушкой, которую видел только на фотографии, что, даже не имея ее, умудрялся играть с ней в свои игры, использую другую игрушку – маленькую фарфоровую собаку, называя ее лошадкой во время игры, приводя тем самым в ужас родителей. Андрей не уставал расспрашивать своих домашних об этой игрушке. Какого она цвета? Размера? Запаха? И тому подобное. В результате этих опросов выяснилось, что лошадка коричневого цвета, без особого запаха и, возможно, у нее отсутствует передняя левая нога.
Это последнее известие очень расстроило Андрюшу. Сильно переживая за игрушку, он стал придумывать всевозможные способы ремонта лошадки, постоянно цитировал доктора Айболита места излечения зайчика и мотылька и подбирал необходимый материал для предстоящей пересадки конечности. Наконец, настал воскресный день. Окончательно сбитые столку недетской настойчивостью и целеустремленностью четырехлетнего сына, незадачливые родители вместе сходили в подвал дома, перерыли там все и даже принесли в доказательство коробку со старыми игрушками.
Нет, Андрюша не плакал. Он в молчании выслушал объяснения и сделал для себя простой вывод: лошадки ему не видать никогда. И вот теперь, спустя сорок один год, эта простенькая коричневая игрушка, изготовленная в далеком тысяча девятьсот пятьдесят втором году из гуттаперчи в количестве сто сорока семи штук на экспериментальном участке местного оборонного предприятия, стояла перед ним на четырех полноценных ногах.
– Да, я вижу, что, действительно, потряс вас. Смелее, Андрей Иванович! Вы можете ее взять в руки и даже понюхать. Она настоящая, уверяю вас, – мерно звучали в тишине слова Юрия Петровича.
Андрей Иванович взял игрушку и поднял ее к свету. Тут он заметил в куче мусора маленький стульчик, который они с отцом сделали в свое время для прихожей. А поскольку маленький самодельный стул мог выдерживать немалые нагрузки, то Иван Николаевич называл его: «слоновий стул».
Андрей Иванович поставил пластмассовую лошадку на край топчана и стал выкапывать стул из-под груды старой штукатурки. Почистив рукавом сиденье, Андрей Иванович, не раздумывая, уселся на этот стульчик возле проема двери квартиры, как делал в детстве, поджидая возвращения с работы своего отца.
– Юля, – сказал устало Лукьянов, – пусть он тут сидит, а когда ему наскучит, он к нам сам забредет. Главное, чтобы он не сбежал.
– Хорошо, пойдем, – согласилась Юлия Сергеевна. – Как Валентина Осиповна сказала: «Сначала ты разуй его, а уж потом его помой. Чтоб стишок перевести, ты черный камень разыщи. Когда стишок переведешь, то паучка ты враз убьешь. И еще останется семь секунд». Так?
– Да, все так. А ты молодец! Все запомнила, – удивился Лукьянов. – И еще что-то про лампочку над диваном.
– Ты узнал, где этот диван? – обрадовалась Юлия.
– Да, я нашел его! – хитро улыбался Лукьянов. – Ты помнишь? Отец Зорина попросил нас помочь выбросить старый диван, а мы вместо этого затащили его на чердак. Правда, через три дня случился скандал, и диван все же выбросили. Но два полноценных вечера мы кайфовали. Вот, смотри, – Юрий Петрович указал на последний лестничный пролет. – Диван стоит на том же самом месте. Давай, туда!