Главный же вывод, который может быть сделан на основе представленного анализа, состоит в том, что индустриальная эпоха становится сегодня достоянием истории. Есть все основания считать, что данная трансформация не может пройти гладко и безболезненно. Преодоление индустриализма порождает две тесно взаимосвязанные проблемы, которые в совокупности обусловливают прогноз на начало следующего тысячелетия, который может показаться катастрофическим, но который мы, тем не менее, рискнем сформулировать со всей определенностью.
Первая проблема связана с тем, что второй системный кризис индустриального строя как никогда обострил противоречия между постиндустриальным сообществом и остальными частями мира. В современных условиях сложились все предпосылки для того, чтобы в наиболее бедных странах начались неконтролируемые процессы разрушения природных экосистем, а также среды обитания человека в целом. Это способно не только придать новое, зловещее качество социальным противоречиям в самих этих странах и стать причиной политической нестабильности во многих регионах мира, но и оказаться источником экологической и эпидемиологической опасности фактически для всего населения земного шара. Особый драматизм ситуации придает то обстоятельство, что на наших глазах исчезает "буфер" между постиндустриальными странами и "четвертым миром", которым, казалось, могли стать страны Латинской Америки и Юго-Восточной Азии, если бы им удалось закрепиться в качестве "арьергарда" развитого мира и тем самым несколько уравновесить баланс богатства и бедности на планете. Сегодня такая сбалансированная перспектива представляется весьма сомнительной и маловероятной. Таким образом, борьба с бедностью не может быть обеспечена естественным экономическим развитием различных регионов мира, а должна стать, скорее всего, прерогативой развитых стран. Однако такой подход к этой проблеме, который еще несколько лет назад казался приемлемым (достаточно вспомнить обсуждение вопроса о природоохранных инвестициях на саммите в Рио), сегодня, на наш взгляд, не может быть реализован.
Вторая проблема обусловлена тем, что современный технологический прогресс привел к резким изменениям социальной структуры внутри самих западных стран. В условиях, когда информация и знания обрели роль основного ресурса производства, начала формироваться новая ось социального противостояния. Начиная с середины 70-х годов тенденция постоянного сокращения имущественного расслоения, характерная для развитых экономик со времен Великой депрессии, сменилась противоположным трендом. Прибыли предпринимателей стали увеличиваться вместе с ростом доходов наиболее высококвалифицированных работников и лиц, занятых в отраслях четвертичного сектора, на фоне быстрого снижения доходов и жизненного уровня работников традиционной сферы услуг и других категорий низкоквалифицированного персонала. Более того. В современной экономике, где в четвертичном секторе становится господствующей нематериалистическая мотивация к деятельности, сложилась ситуация, с которой никогда не сталкивалось индустриальное общество: традиционный конфликт, связанный с распределением долей производимого богатства, не проявляется в его прежней форме. Если раньше обе стороны -- предприниматель и работник -- стремились к максимизации своего материального богатства, то теперь многие интеллектуальные работники имеют возможность получать неизмеримо больший объем материальных благ, хотя это не является основным мотивом их деятельности. Напротив, работники первичного, вторичного и отчасти третичного секторов оказываются лишенными возможности такого присвоения, несмотря на то, что оно фактически исчерпывает все мотивы их деятельности. Таким образом, новый социальный конфликт возникает уже не только на имущественном, но и на социопсихологическом уровне, что делает его исключительно опасным.
Обе эти проблемы вызваны к жизни одним и тем же процессом -технологическими изменениями, приведшими к постиндустриальной трансформации последних десятилетий. Наиболее существенным различием между ними является то, что в развитых странах конфликт уже принял явный социопсихологический оттенок, тогда как на мировой арене он еще сохраняет основные черты сугубо экономического противостояния. Однако очевидным остается тот факт, что Запад, который сегодня еще находится под влиянием иллюзии благополучия, порожденной серией его реальных и мнимых успехов 70-х -- 90-х годов, в самом скором времени окажется перед необходимостью осмыслить и решать новые острые проблемы. В этой ситуации станет ясно, что массированные инвестиции и кредиты, направляемые сейчас в пораженные стагнацией страны, являются не столько инструментом эффективного преодоления происходящих там кризисных процессов, сколько средством резкого обострения внутренних противоречий, все более зримо проявляющихся в самих развитых экономиках. В этих условиях замыкание постиндустриальных стран на своих внутренних проблемах станет не менее естественным, чем уже происходящее замыкание их в хозяйственных контактах друг с другом В результате окажется, что на некоторое время, которое, безусловно потребуется для решения этих внутренних проблем, источник финансовых, технологических и материальных вливаний, поддерживающий в настоящее время существование и развитие большинства стран планеты, будет перекрыт. Удастся ли при этом избежать разрушительного глобального противостояния двух полюсов цивилизации, будет зависеть только от того, какие перспективы откроются для преодоления основного социального противоречия в постиндустриальном мире.
* * *
Последняя треть XX столетия представляет собой один из наиболее драматичных периодов мировой истории. Важнейшим его событием стало разрушение основ индустриального общества как самодостаточной хозяйственной системы и становление постиндустриального строя как единственной открытой в будущее социальной реальности. Последнее, однако, отнюдь не означает, что в ближайшие годы социальные структуры постиндустриального типа вытеснят любые иные и восторжествуют в общемировом масштабе; напротив, в современных условиях доминирование той или иной общественной системы проявляется скорее не в способности к беспредельной экспансии, а в ее самодостаточности и закрытости от остальной части человечества, в ее контроле за важнейшими информационными ресурсами и технологиями, в ее абсолютном превосходстве по накопленному интеллектуальному потенциалу.
На протяжении последних тридцати лет прокатились две волны кризисных потрясений, свидетельствующих о формировании нового мирового порядка, характеризующегося господством двух основных центров постиндустриальной цивилизации -- США и ЕС. Первая волна пришлась на 70-е годы, когда сами западные страны еще не были в полной мере постиндустриальными, вторую мы наблюдаем сегодня, когда постиндустриальная составляющая в США и Европе, безусловно, определяет облик их хозяйственных систем. В первом случае формировавшийся постиндустриальный мир подвергся массированному давлению на двух направлениях: с одной стороны, резко возросшие цены на природные ресурсы привели к нарушению привычной структуры производства и вызвали серьезные дисбалансы на внутренних рынках развитых стран; с другой -экспансия новых индустриальных государств, использовавших преимущества, связанные в первую очередь с благоприятными условиями производства промышленных товаров (низкой ценой рабочей силы, наличием квалифицированных специалистов, доступными ценами на новые технологии и государственной поддержкой индустриализации), привела к серьезному падению конкурентоспособности продукции постиндустриальных стран на мировых рынках и вызвала приток капитала в государства капиталистической периферии. Во втором случае постиндустриальные державы, восстановив статус своих наиболее динамичных и перспективных с инвестиционной точки зрения хозяйственных систем, фактически полностью контролирующих источники развития высокотехнологичного производства, вернули индустриальный мир на то место, которое он попытался покинуть на волне своего хозяйственного подъема 80-х годов. В 70-е годы Западу был брошен вызов, потребовавший двух десятилетий непрекращающейся модернизации экономики постиндустриальных стран; в 90-е годы последовал ответ, далеко не столь громкий, но гораздо более убедительный.
Каждая из волн кризиса породила свою группу маргинализованных стран, явно отодвинутых на периферию мирового хозяйственного прогресса. В первом случае таковыми оказались ресурсо-добывающие страны, прежде всего в Африке, Южной Азии и Латинской Америке; государства-члены ОПЕК, хотя и столкнулись с серьезными экономическими проблемами, оставались центрами притяжения капиталов и получали от экспорта нефти доходы, достаточные для стабильного хозяйственного развития. Во втором случае удар был нанесен по тем странам, правительства которых, избрав курс ускоренной индустриализации, в той или иной мере пренебрегли необходимостью развития внутреннего рынка и постепенного перехода к идеологии постиндустриализма в сфере развития технологий и инвестиций; таковыми стали страны Юго-Восточной Азии и в меньшей степени -- Латинской Америки. Примечательно, что в той или иной мере эти кризисы затрагивали также и гигантские экономики, формально не принадлежавшие к "группам риска", но по сути вполне к ним относившиеся. В первом случае речь идет об СССР; несмотря на то, что большинство западных экспертов склонны были считать Советский Союз примером индустриальной страны, находящейся на достаточно высоком уровне развития, динамика его экономических показателей в 80-е годы скорее копировала путь, пройденный аграрнодобывающими экономиками, нежели собственно индустриальными, переживавшими в то время период активной экспансии. Последующие события вполне, на наш взгляд, подтвердили тот факт, что советская экономическая модель фактически никогда не переставала быть доиндустриальной и не демонстрировала свойственного индустриальному строю движения к саморегулируемости экономики и идеям общества массового потребления. Во втором случае это была Япония, которую столь же часто считали постиндустриальной страной, как Советский Союз -- индустриальной. Между тем в 90-е годы Япония проделала эволюцию, показавшую, что она стоит гораздо ближе к своим соседям по Юго-Восточной Азии, нежели к США или европейским странам; собственно, она никогда не была примером постиндустриальной модели, важнейшими характеристиками которой остаются ориентация на саморазвитие личности, повышение роли науки и обретение информационным сектором хозяйства доминирующих позиций в национальной экономике. Таким образом, хозяйственный упадок и распад СССР стал косвенным следствием первого системного кризиса индустриального строя, тогда как утрата Японией своих позиций в мировой экономике явилась столь же закономерным результатом второго.
