Каждая из волн кризиса породила свою группу маргинализованных стран, явно отодвинутых на периферию мирового хозяйственного прогресса. В первом случае таковыми оказались ресурсо-добывающие страны, прежде всего в Африке, Южной Азии и Латинской Америке; государства-члены ОПЕК, хотя и столкнулись с серьезными экономическими проблемами, оставались центрами притяжения капиталов и получали от экспорта нефти доходы, достаточные для стабильного хозяйственного развития. Во втором случае удар был нанесен по тем странам, правительства которых, избрав курс ускоренной индустриализации, в той или иной мере пренебрегли необходимостью развития внутреннего рынка и постепенного перехода к идеологии постиндустриализма в сфере развития технологий и инвестиций; таковыми стали страны Юго-Восточной Азии и в меньшей степени -- Латинской Америки. Примечательно, что в той или иной мере эти кризисы затрагивали также и гигантские экономики, формально не принадлежавшие к "группам риска", но по сути вполне к ним относившиеся. В первом случае речь идет об СССР; несмотря на то, что большинство западных экспертов склонны были считать Советский Союз примером индустриальной страны, находящейся на достаточно высоком уровне развития, динамика его экономических показателей в 80-е годы скорее копировала путь, пройденный аграрнодобывающими экономиками, нежели собственно индустриальными, переживавшими в то время период активной экспансии. Последующие события вполне, на наш взгляд, подтвердили тот факт, что советская экономическая модель фактически никогда не переставала быть доиндустриальной и не демонстрировала свойственного индустриальному строю движения к саморегулируемости экономики и идеям общества массового потребления. Во втором случае это была Япония, которую столь же часто считали постиндустриальной страной, как Советский Союз -- индустриальной. Между тем в 90-е годы Япония проделала эволюцию, показавшую, что она стоит гораздо ближе к своим соседям по Юго-Восточной Азии, нежели к США или европейским странам; собственно, она никогда не была примером постиндустриальной модели, важнейшими характеристиками которой остаются ориентация на саморазвитие личности, повышение роли науки и обретение информационным сектором хозяйства доминирующих позиций в национальной экономике. Таким образом, хозяйственный упадок и распад СССР стал косвенным следствием первого системного кризиса индустриального строя, тогда как утрата Японией своих позиций в мировой экономике явилась столь же закономерным результатом второго.
Анализ причин и хода развития двух системных кризисов индустриальной модели хозяйства дает возможность сформулировать некоторые гипотезы, касающиеся механизма их развертывания. Первый из кризисов показал, что после продолжительной фазы обострения ситуации (1973-1974 и 1978-1980 годы) наступает период реакции западных стран на происшедшие изменения (1980-1992 годы), причем такая реакция также не может быть быстрой. В результате постиндустриальные страны получают возможность пожинать плоды своего уникального положения в мировой экономике, что и наблюдается в последние годы. Вполне возможно, что и новая волна кризиса окажется достаточно продолжительной и положит начало длительной фазе преобразований мирового хозяйственного порядка. Начало кризиса, пришедшееся на 1997-1998 годы, стало первым шоком, подобным потрясениям 1973-1974 годов, и, вероятно, будет сопровождаться неким относительно стабильным периодом, способным растянуться на несколько лет. В ходе этого этапа индустриальные страны и те государства, которые традиционно относят к развивающимся рынкам, будут, причем при активной поддержке западных стран, проводить структурные преобразования и пытаться оздоровить свои финансовые системы, не обнаруживая при этом ни быстрого экономического роста, ни углубляющихся кризисных явлений. Но завершением этого этапа может стать резкое обострение кризиса, вызванное абсолютной неадекватностью предпринимаемых сегодня мер и прекращением попыток постиндустриальных стран исправить ситуацию. За новой волной кризиса (подобной событиям 1978-1980 годов) последует период, на протяжении которого западный мир выработает новую стратегию взаимодействия с остальными регионами. Касаясь того, какой она окажется, следует предположить, что подобно тому, как в 80-е годы постиндустриальные страны вырабатывали концепцию оптимального взаимодействия со всеми другими государствами в условиях ужесточающейся конкуренции на мировых рынках, им придется на протяжении не менее продолжительного периода формировать парадигму оптимальной отстраненности от остального мира, неизбежной в условиях, когда большинство прочих стран не сможет конкурировать с Западом на тех направлениях, где его доминирование будет особенно заметным. Этот этап, в свою очередь, завершится становлением новой мировой структуры, фиксирующей не только экономическое и финансовое, но и политическое доминирование Запада на планете. Установившийся таким образом порядок мы условно называем обновленным колониализмом, и он будет более подробно охарактеризован в одиннадцатой главе. Необходимо подчеркнуть, что предполагаемый подход не должен означать, что в современных условиях постиндустриальная цивилизация не сталкивается с серьезными проблемами как в отношениях с внешним миром, так и в своем собственном развитии. Обстоятельствами, выходящими сегодня на первый план, мы считаем, с одной стороны, взаимоотношения постиндустриальных стран с теми государствами, где наиболее резко обозначился кризис модели "догоняющего" развития и которые в силу целого ряда факторов -агрессивности и непредсказуемости правящих режимов, исходящей от них экологической опасности, религиозного или этнического экстремизма -представляют угрозу для всего человечества. Очевидно, что в современных условиях никакие насильственные действия, предпринимаемые одним из государств или сообществом стран против других не могут быть оправданы ничем, за исключением ответа на прямые агрессивные действия; поэтому сложность задачи обусловлена необходимостью выработки ненасильственных мер экономического и финансового воздействия на подобные государства. Чтобы точнее оценить возможности, открывающиеся в этой области, следует обратиться к более детальному исследованию хозяйственной эволюции стран, ставших жертвами обеих волн постиндустриальной трансформации; оно покажет, в какой степени они были и остаются зависимыми от западных держав, и тем самым поможет определить стратегию взаимодействия между ними. Этой проблематике посвящена следующая, третья, часть нашей работы. С другой стороны, важнейшей проблемой остается и сбалансированность развития самих постиндустриальных обществ. Выше мы показали, что на протяжении последних лет они достигли значительных успехов в хозяйственной сфере, обеспечив самовоспроизводящийся характер технологического прогресса, фактически сняв с повестки дня проблему инфляции и сделав важные шаги в направлении преодоления негативных тенденций, складывавшихся в области бюджетного дефицита и государственного долга. Однако проблема имущественного и социального неравенства, порождаемого техническим прогрессом и переходом к хозяйственной системе, основанной на знаниях и информации, стала сегодня гораздо более актуальной и сложной. На наших глазах формируются новые принципы социальной стратификации, способные в ближайшем будущем привести к становлению общественной структуры, качественно отличной от всех ранее известных. Отнесение человека к высшему классу нового общества на основе его способности усваивать и продуцировать знания не только снижает зависимость высших социальных групп от низших, но и делает новый господствующий класс в значительной мере наследственным, так как, с одной стороны, навыки интеллектуальной деятельности передаются из поколения в поколение и, с другой, мотивационные импульсы личности закладываются с ранних лет и фактически не изменяются в течение жизни. Последняя проблема представляется исключительно важной, что также требует подробного анализа Этому посвящена четвертая часть настоящей работы. Таким образом мы переходим к непосредственному исследованию процессов составляющих в совокупности современную постиндустриальную трансформацию.
Часть третья.
Исчерпанность модели "догоняющего" развития
Когда мы рассматривали основные черты постэкономического общества, отмечалось, что оно формируется по мере изменения самосознания составляющих его личностей, по мере того, как технологический прогресс делает возможным индивидуальное производство уникальных благ, преодолевающее традиционные формы стоимостного обмена, а кардинальная трансформация мотивов деятельности и жизненных ценностей делает невозможной эксплуатацию членов нового общества. Из этого следует важнейший для нашего исследования вывод: являясь всецело объективным, процесс становления нового социального устройства не только не может быть остановлен никакими имеющимися в распоряжении современных национальных правительств средствами, но и никак не может быть ими ускорен. Именно это положение в конечном счете определяет все поворотные пункты экономической истории XX века. С подобным тезисом трудно было согласиться еще несколько лет назад. Большинство социологов, считая хозяйственный прогресс последних нескольких десятилетий обусловленным развитием сначала индустриального, а затем постиндустриального типов общества, стремилось не столько обнаружить различия в пройденных разными странами путях, сколько найти в них определенные черты сходства. Такое стремление прослеживается в социологических работах каждого послевоенного десятилетия. Хотя в них преследовались совершенно разные цели, отмеченная установка оставалась общей. Еще в 50-е годы Р.Арон[1] писал, что "Европа состоит не из двух коренным образом отличных миров: советского и западного, а представляет собой единую реальность -- индустриальную цивилизацию"'; в 70-е годы внимание исследователей было сосредоточено на успехах Японии, вплотную приблизившейся, как тогда казалось, к постиндустриальному состоянию, а в 90-е мир находился во власти всеобщей эйфории, основанной на том, что как страны Юго-Восточной Азии, так и бывшие государства советского блока, вооружившись западной моделью, приступили к строительству рыночной хозяйственной системы.
