– По чайку? – и потер руки, словно с мороза, в помещение УРа влетел новенький, с неделю как работавший, рядовой патрульно-постовой службы по фамилии Горбачев. Увидев Токарева, парень гаркнул:
– Разрешите обратиться? Рядовой Горбачев!
Новенький никогда раньше начальника ОУРа не видел, но догадался, что он тут самый старший и по званию – никак не ниже майора.
– Приятно посмотреть. Обращайтесь, – улыбнулся Василий Павлович и тихонько добавил: – Товарищ Генеральный секретарь.
Впрочем, через несколько секунд он улыбаться перестал, потому что Горбачев четко (он совсем недавно демобилизовался из армии) отрапортовал:
– На Съездовской в баре-дискотеке «Красный угол» – труп. Потерпевшая – девчонка совсем. На место прибыла группа захвата. Они сообщили по рации – закололи!
– Так, – сказал Токарев, вставая. – Вот и почаевничали. Дежурную машину – мигом! Тульский, Ткачевский – со мной!
Пробегая мимо дежурной части, Ткачевский крикнул, чтоб к ним тащили дежурного прокурорского следака и чтоб хоть из-под земли нашли Боцмана:
– Через пару часов – он будет нужен позарез! Фирштейн?
«Газик», как это ни странно, стоял возле входа, водитель что-то искал под сиденьем. Втроем залезли в машину, и Ткачевский скомандовал:
– Угол Съездовской и Среднего!
– Труп нехороший, чую, – добавил Токарев специально, чтобы водитель поторапливался.
Домчались они в прямом смысле за минуту. У входа в бар-дискотеку их встретил милиционер в бронежилете и с коротким «калашом».
Старший сержант Плотов был человеком взрослым, опытным, бывалым и, казалось, рожденным специально для работы старшим сержантом. Токарев пожал ему руку и задержался, серьезно посмотрев на Плотова, – Василию Павловичу хотелось узнать его первые впечатления.
– Сто процентов – убой, – сказал старший сержант. – Думаю, что шилом. Никто ничего не ведает. Наших я – одного у трупа оставил, а водитель с машиной у служебного входа. Могу гарантировать, что после нашего приезда никто не выходил.
– Спасибо, старина, – кивнул Токарев и рванул ручку входной двери на себя.
…В гардеробе толкались посетители – видимо, они хотели выйти, но нарвались на Плотова. Кто-то был смущен, кто-то раздражен, какая-то девушка причитала…
Василий Павлович посмотрел на Артура и скомандовал:
– Тульский! Переписать всех! У кого нет документов – установить и перепроверить по ЦАБу. Опросить всех устно!
И Токарев, не обращая внимания на поднявшийся гомон, прошел в зал.
– Это нам тут еще на час! – взвизгнула какая-то барышня, но Артур, начав переписывать данные с пропуска на предприятие у первого молодого человека, ее поправил:
– Дольше.
– А это законно? – поинтересовался некто, похожий на студента преддипломного возраста.
– Незаконно – отрезал Тульский. – Но справедливо.
Переписав парочку посетителей, он не удержался и забежал в зал. Сразу от входа Артуру бросилось в глаза тело девушки на полукруглом диване. Крови не было видно, она как будто спала. Рядом с диваном, на месте отодвинутого столика, был поставлен стул, на котором сидел Токарев. Перед ним стоял еще один, на который Ткачевский поочередно усаживал переписанных им людей, чтобы начальник ОУРа мог позадавать им вопросы. За обстановкой в зале следил сержант, он наводил порядок, если толпа вдруг начинала хаотично двигаться. Василий Павлович внимательно смотрел в глаза собеседникам, задавал им, как казалось, одинаковые вопросы, затем что-то говорил Ткачевскому, чтобы тот делал пометки в блокнот. И со стороны было видно, что работает Токарев ладно и справно, без суеты, но быстро и уверенно. В этот момент сзади в дверях послышался шум, и Тульский, обернувшись, увидел быстро заходящих оперов из ОУРа.
Артур посторонился, сделал пару шагов по направлению к Токареву – и что-то ему вдруг показалось… Сердце вдруг сбилось с привычного ритма. Тульский быстро обошел девушку, чтобы с другой стороны увидеть лицо, скрывающееся под неестественно растрепанными волосами. И он увидел лицо… Это была Светлана.
В первую секунду Артур не испытал никаких эмоций. В мозгу у него вдруг возникла такая картина: он пьет со Светкой кофе, они треплются о том о сем… И он говорит ей: «Знаешь, Свет, тут у нас такой случай был, я на одно убийство выезжал и сначала даже обалдел, как девчонка убитая на тебя похожа была…»
Тульский медленно шагнул вперед, и Ткачевский передал ему радийное удостоверение убитой. Заторможенно, как в дурном сне, Артур раскрыл бордовую книжечку… Все. Не попьет он больше кофе со Светкой и не покурит с ней. Все.
– Ну чего ты там вычитываешь? – с легким раздражением спросил Ткачевский. – В вестибюле всех переписал уже?
– Нет.
– Ну а че стоим-то?
– Знакомая.
– Кто?
– Она.
– Блядь! – Ткачевский аж отвернулся. – Хорошая знакомая?
– Очень.
Тульский отвечал, как заводная кукла. Ткачевский помотал головой и махнул рукой Токареву:
– Палыч, срочно!
Василий Павлович поднял голову, потом похлопал по плечу какую-то плачущую девушку (судя по всему – из обслуги) и подошел к ним. Ткачевский кратко доложил суть услышанного, потом взял Токарева за локоть и начал что-то украдкой говорить ему на ухо – совсем тихо.
– Согласен, – жестко сказал начальник розыска и повернулся к Тульскому: – Артур, ты едешь в отдел, спокойно садишься, формулируешь всю информацию у себя в голове, затем составляешь список известных тебе связей, всех обзваниваешь, чтобы к нашему приходу можно было соединить информацию.
Тульский сделал какое-то неловкое движение, обозначавшее его несогласие, – говорить он не мог, потому что перехватило горло.
Токарев сдвинул брови к переносице и гаркнул так, что все в зале замолчали, а только что прибывшие опера даже попятились:
– Товарищ старший лейтенант!!!
Артур заморгал и непонимающе посмотрел на начальника.
– Не слышу ответа!!! – Василий Павлович еще больше повысил голос, он уже практически кричал.
– Да… – еле разлепил губы Тульский.
– Не «да», а «слушаю, товарищ подполковник»! – В голосе Токарева неприятно зазвенела совсем не свойственная ему сталь.
– Слушаю, товарищ подполковник! – с ноткой истерики и вызова откликнулся Артур.
У Василия Павловича по скулам заходили желваки:
– Выполнять мои указания по работе над раскрытием убийства!!!
– Есть…
Тульский неловко развернулся, словно не на ногах, а на вареных макаронинах, и пошел к выходу.
– Артур! – окликнул его в спину Токарев.
Тульский оглянулся. Начальник розыска посмотрел ему прямо в глаза и сказал, маскируя участие, жестким и деловым тоном:
– Артур… Жесткая, безэмоциональная работа – это сейчас нужно прежде всего ее родителям. Горевать и охать будем потом – после того, как убийцу в камеру забьем. Вот тогда я лично с тобой выпью. А сейчас мне от тебя нужны собранность и профессионализм – хотя бы на «четыре с минусом». Ясно? Выполнять, Артур. Хорошо?
Словно сквозь вату, медленно и вязко до Тульского стало доходить, что Токарев прав.
– Я все сделаю, Василий Павлович.
– Ну и ладушки, – сочувственно, одними глазами улыбнулся Токарев.
…Только добравшись до отделения, Артур заметил, что по-прежнему сжимает в руке Светкино радийное удостоверение. Он трясущимися руками открыл сейф, вытащил оттуда заначенную бутылку водки, оторвал зубами пробку и налил, не глядя сколько, в немытую чайную чашку. Вкуса выпитой залпом водки он не почувствовал, жидкость прошла по горлу, словно вода…
…А в баре-дискотеке тем временем продолжалась работа – сразу после ухода Тульского Василий Павлович оглядел прибывший оперсостав, хлопнул пару раз в ладони и громко сказал:
– Работаем, работаем! Разбили посетителей на группы и работаем. Все заслуживающее внимания – мне или Ткачевскому!
Вскоре прибыл следователь прокуратуры, и начался уже официальный, как положено, осмотр места преступления. Приехавший вместе со следователем эксперт ничего стоящего в такой атмосфере найти и не надеялся, но старался – как потом выяснилось, все-таки впустую. Прискакал и выдернутый из дома Степа Харламов – ему позвонили и рассказали про Артура – вот он и примчался с другого конца города (Степа жил у родителей жены на Московском проспекте). Харламов сразу начал искать глазами, за кого бы зацепиться. У входа на кухню он заметил небольшую стайку бандэлемента, выделявшуюся цепями, брюками-слаксами и шелковыми рубахами. Степан подошел к ним:
– Здорово, орлы!
– Здоровей видали, – откликнулся один, судя по всему, старший в троице. – Долго париться-то?
Харламов нахмурился и начал сам себя накручивать:
– Я поздоровался – это раз. А ты мне нахамил – это два! Поэтому лично ты будешь париться до утра – это три!
