— Скалкой по спине меня огрели раз десять.
— Лиам никогда не била меня скалкой. Даже когда моими лепешками можно было заколачивать гвозди.
— Она — мастер пекарского дела.
— Да, лепешки Лиам трудно забыть.
— Так же, как и ее рассказы про топчаны.
Данфейт снова расхохоталась, припоминая нравоучения Лиам, которые та устраивала чуть ли не ежедневно.
— Мы Вам не мешаем? — наконец, спросил Йори, вскрывая новую бутылку виски.
— О, знал бы ты те истории! — воскликнула Данфейт. — Сексология чистой воды!
— Ну-ка, просвяти! — попросила Эрика, по-прежнему ютясь в объятиях Бронана.
— Мне нужно еще выпить, чтобы начать рассказывать подобное!
— Не вопрос! — подмигнул ей Террей, передавая подруге бутылку.
— Особенная поза — мужчина на коленях, — ответил за Данфейт Кимао.
— И чего здесь особенного? — хмыкнул Йори. — Женщина на коленях, мужчина на коленях! Удивил!
— Дело нужно делать языком, — ответил Кимао, как ни в чем не бывало.
Данфейт поперхнулась виски и закашлялась, размахивая руками.
— Судя по твоей реакции, дорогая, кунилингусом тебя еще не одаривали, — зашелся смехом Йори.
— Ну и зараза же ты! — прокаркала Дани, пригибаясь к столу.
— А ты, Кимао, как относишься к оральному сексу? — подала голос Эрика, продолжая стоять возле Бронана.
Кимао повернулся к тианке и внимательно посмотрел на нее.
— Пытаешься вывести меня на откровенный разговор? — спросил он.
— А почему бы и нет? Женщина стоит на коленях перед тобой… И ты смотришь сверху на нее…
— Прекрати! — зашипел Бронан, сильнее прижимая Эрику к себе.
— Для мийян поза "мужчина на коленях" — нечто вроде проявления вечной привязанности. Обычно, ее исполняют в первую брачную ночь.
— Да, брось! Уверена, что молодежь не столь рьяно чтит все эти традиции.
— На традициях построен их мир. Секс, танцы, разжигание костров — на каждый случай есть свои правила и обряды. Не соблюдать их — значит, не уважать тех, от кого зависит твое благополучие.
— Ты так хорошо знаешь их обычаи?
— Только часть из них, и, насколько могу судить, меньшую. Если мийяне вымрут, традиции эти погибнут вместе с ними.
— Скорее, уйдут, а не "вымрут", — уточнил Орайя.
— Они не уйдут. Это место — их дом, а дом для мийян — святыня.
Данфейт посмотрела на Кимао и поняла, что тонет. Он говорил ее словами, так же уверенно и прямо, как хотелось сказать ей. Он верил в эти слова, и гордость за мийянкий народ сквозила в его репликах. Чужак для них, он не просто вник в суть этих обычаев, он уважал их, возможно даже, соблюдал. Кимао почувствовал на себе этот взгляд, такой пристальный, будто проникающий в него самого и поджигающий нечто внутри, как поток воздуха, устремляющийся на тлеющие угли в жаровне, грозящий раскалить их до предела, чтобы расплавить сам металл.
— Кимао!!! — закричала Айрин и бросилась к зрячему, выбивая у него из рук рукоять ножа.
Кимао подскочил с места, когда нож упал в кастрюлю с водой и зашипел. Зрячий взглянул на свои руки: ничего. Ни единого ожога. Он посмотрел на Данфейт. Она заставила его сделать это. Она заставила его спроецировать собственные эмоции в жар, плавящий металлическую рукоять ножа, что он держал в своих руках.
— Ничего себе! — воскликнул Террей, доставая из кастрюли нож, на котором отпечатались пальцы Кимао. — Хотел бы — так не сделал!
— О чем ты думал?! — закричала разгневанная Айрин. — Руки тебе не дороги?!
— Прекрати орать на меня! — прогремел Кимао и выдернул свою ладонь из хвата Айрин.
Девушка отстранилась и с неверием посмотрела на него. Он никогда не повышал на нее свой спокойный уверенный голос. Никогда не позволял себе вот так выдергивать свою ладонь. Никогда не унижал ее подобным образом, тем более в присутствие окружающих.
— Что с тобой? — прошептала она.
— Ничего! Твой чай стынет!
— Я уже выпила его, — произнесла Айрин и отвернулась от пристального взгляда темных глаз.
Данфейт продолжала пребывать в оцепенении.
— Что с тобой? — спросил Кимао, приближаясь к ней и склоняясь к ее лицу.
Айрин, услышав это, обернулась. Этот голос… Как быстро он изменил свой тембр, превратившись из стального в мягкий, урчащий на ухо, только не ей, а ее сестре…
— Я устала, пойду прилягу, — произнесла Данфейт и, бросив нож на стол, рванула из кухни.
— Что это с ней? — не поняла Эрика.
— Оставь ее, — ответил Кимао и отправился следом за ней.
* * *
Данфейт знала, где ей укрыться. Ванная комната на втором этаже, расположенная в конце коридора, вот куда она намеревалась пойти. Дани не успела закрыть дверь за собой. Кимао вовремя вставил свою руку и распахнул ее настежь.
— Возьми себя в руки и успокойся.
Данфейт посмотрела на зрячего и отвернулась.
— Я не контролирую это, — прошептала матриати. — Не контролирую себя, а значит, подвергаю опасности остальных.
— Ты не можешь контролировать все! Прими это и успокойся!
— И ты так спокойно говоришь об этом?
— А разве у меня есть выбор?
— Я все пытаюсь вспомнить, когда умерла в первый раз, зацепиться за момент, в котором утратила жизнь, и не могу. Я знаю, что это произошло на Мийе, тогда, когда я погибала в шатре Морайи. Но, когда? Когда конкретно?! Это мучает меня. Не дает мне спать. Я вспоминаю их, всех их, кого должна была увидеть там, но их не было, и мне становится тревожно. Вдруг, это произошло не тогда? Вдруг, он сам создал меня, скрыв этот факт от всех остальных?
Кимао подошел к ней и, приложив ладони к ее лицу, заставил посмотреть ему в глаза.
— Ответ кроется в твоем сознании. Не пытайся найти его, просто вспомни и все. Оно придет само, но ты должна захотеть вспомнить, не страшась того, что может тебе открыться.
— Я не могу, — прошептала Данфейт, глядя на него.
— Можешь…
— Не могу…
— Можешь… Ты все можешь…
Данфейт парализовало. Она попыталась поднять свою руку, чтобы прикоснуться к нему, но не смогла. Воля, мысли, все поддавалось его влиянию и противостоять силе, подобной этой, она уже была не в состоянии.
— Вспоминай… — прошептал Кимао, и Данфейт поняла, что тонет в его черных глазах.
Эта чернота окутывала ее и пространство вокруг, она поглощала и затягивала в себя ее сознание, она заставила ее глаза закрыться, а тело окунуться в забытье.
Вокруг больше ничего не было видно. Пыль и яркий свет, белый, слепящий глаза и принуждающий их закрыть. Они все закрыли глаза. Вся деревня опустила свои веки и умолкла. И шум ветра тут, рядом с ними, и нечто ужасное, что может их погубить.
