немецкого происхождения, в 1939 г. побывал в Трансиордании и был поражен почти полным единодушием арабов, говоривших ему, что “Италия и Германия сильны, а Англия, да и вся Британская империя существуют лишь с согласия Муссолини и Гитлера”. На Ближнем Востоке одна за другой появлялись ультраправые политические группировки и партии, сознательно взявшие за образец нацизм и итальянский фашизм.
Накануне арабского восстания
Ирония судьбы заключалась в том, что нацистская Германия, взявшая на себя роль покровительницы арабского мира и вдохновительницы арабского национализма правого толка, невольно способствовала развитию и укреплению сионизма в Палестине. По мере того как росло преследование евреев в Германии, росла и еврейская эмиграция в Палестину и другие страны. Решающее значение в ее организации сыграли сионистские учебные центры по приему беженцев, однако неожиданным образом исходу содействовало и правительство рейха. Напомним, что в силу уникального в своем роде соглашения евреи, эмигрируя из Германии, могли вывезти оттуда свои сбережения в виде немецких товаров, которые они затем продавали в Палестине. Необычное и по своим причинам, и по целям экономическое сотрудничество между рейхом и евреями Палестины окрепло и оказалось обоюдовыгодным. Хотя некоторые чиновники германского Министерства иностранных дел и выражали недовольство такими отношениями, нацистское руководство по-прежнему положительно смотрело на любые действия, которые могли ускорить эмиграцию евреев из страны. Так и получилось, что Адольф Эйхман[248], эсэсовец, ответственный за еврейскую эмиграцию, не отказывал в помощи представителям сионистов из Палестины. Когда они попросили разрешения открыть учебные лагеря, где будущие эмигранты смогли бы пройти профессиональную подготовку, Эйхман охотно предоставил им помещения и оборудование.
Напомним, что Германия была не единственной страной, откуда вынуждены были уехать десятки тысяч евреев. Безобразный государственный антисемитизм процветал и в странах Восточной Европы, возникших после Первой мировой войны. В 1939 г., когда “Великую Германию” покинуло 275 тыс. евреев, примерно такое же число их бежало из Польши, Венгрии и Румынии. Во многих государствах были установлены жесткие иммиграционные квоты и ограничения, поэтому не менее трети еврейских беженцев направилось в Палестину. Неудивительно, что эта волна еврейской иммиграции в Святую землю во второй половине 1930-х гг. стала главной причиной новых арабских волнений. Даже наиболее сдержанные и здравомыслящие арабские лидеры заявляли в 1936 г., что обязательство способствовать созданию еврейского национального очага уже выполнено Великобританией. Этот очаг, несомненно, существует, говорили они, поскольку почти 400 тыс. евреев располагают своей системой самоуправления, школами, университетами, больницами, культурными центрами, клубами и ассоциациями. Не пора ли, вопрошали критически настроенные арабы, вообще покончить с палестинским мандатом? Ирак, Египет, Сирия, Ливан получили независимость, даже в Трансиордании создано нечто вроде независимого правительства. Разве Палестина с ее арабским большинством не имеет на это права?
Яркими выразителями недовольства стали молодые арабские писатели Палестины, получившие образование уже во времена мандата. Некоторые из них были родом из Наблуса[249], небольшого города, жители которого — преимущественно мусульмане — при турках имели исключительно выгодные условия для развития промышленности; это привело к возникновению значительной прослойки националистически настроенных буржуа. В 1930-х гг. самый выдающийся из писателей националистического толка, Мухаммед Иззат Дарваза, был директором средней школы, а позже вошел в состав Верховного арабского комитета. Писатели Мухаммед Рафик аль-Тамини и Кадри Хафиз аль-Тукан, выходцы из Наблуса, служили учителями в частных школах, Ареф аль-Ареф был скромным чиновником в мандатном учреждении. Все они писали злобные антисионистские памфлеты, имевшие значительный успех. В арабском мире никто, пожалуй, не мог сравниться с ними по плодовитости и литературным достоинствам их журналистской деятельности. К этой группе примыкали более молодые писатели — Мухаммед Юсуф аль-Хусейни (из знаменитого клана Хусейни) и Хасан Сидки аль-Даджани. Все их сочинения объединял один призыв — сплотиться в борьбе против сионистов и их покровителей-англичан и начать священную войну в Палестине, джихад палестинских арабов.
В результате беспрецедентной по размаху пятой алии страсти разгорелись с новой силой. В статье, опубликованной в “Интернешнл эфэарз”, палестинский христианин, юрист и журналист Эмиль Гори так выразил суть недовольства, царившего среди арабов:
“В 1918 г. мы, арабы, составляли 93 % населения Палестины. К счастью, мы выросли численно, но в 1936 г. мы составляем лишь 70 % населения. В 1918 г. евреев было 7 %, а теперь — 29 %… Если еврейская иммиграция будет продолжаться, мы рискуем превратиться в меньшинство, что противоречит статье Шестой [постановления Лиги Наций о предоставлении мандата] ”.
Арабские лидеры остро реагировали на публичные высказывания ряда воинствующих сионистов, в том числе Усышкина. “Конечно, я считаю, что евреи и арабы могут прийти к соглашению, — писал Усышкин в 1936 г., — но только если поставить арабов перед свершившимся фактом того, что евреи перестали быть меньшинством в стране”. Схожее мнение Бен-Гурион высказывал Мусе аль-Алами. Разумеется, воплощением зла в глазах арабской интеллигенции был Жаботинский, который открыто требовал создания в Палестине (включая Трансиорданию) еврейского государства. Это выводило из себя даже самых умеренных арабских деятелей, опасавшихся всепоглощающего вала еврейской иммиграции.
Напомним, что несколькими годами ранее доклады Шоу и Хоуп-Симпсона в 1929 г. и Белая книга в 1930 г. только подкрепили эти опасения. Даже по завышенным оценкам арабов, евреи владели в Палестине всего лишь 20 % пригодной для сельского хозяйства земли (по утверждению сионистов — менее чем 5 %). Но арабы признавали лишь то, что бросалось в глаза, а видели они, что евреи покупают все новые и новые участки, что арабские феллахи все чаще перебираются в города. Видели они и какой высокой производительности достигло еврейское сельское хозяйство. Для араба семейный надел обладал почти мистической ценностью — и вот земель у арабов становится все меньше! Однако ненависть к сионистам была вызвана не только страхом перед увеличением еврейского населения и расширением его землевладения. В не меньшей степени она представляла собой реакцию на то деморализующее воздействие, которое еврейские социальные модели оказывали на традиционный арабский уклад. Карл Расван так передает эмоциональный монолог арабского крестьянина:
“Деньги — вот Бог [в Тель-Авиве]… Неужели вся Палестина когда-нибудь станет такой, и даже Святой город Иерусалим?.. Тель-Авив — это язва, разъедающая нашу страну. Если евреи хотят сделать такой всю Палестину, пусть лучше умрут мои дети. Мы не боимся бедности, но когда нас лишают покоя, мы скорбим. Мы жили скромно и без тревог, но что нам делать, если наши дети вырастут и начнут, как обезьяны, подражать этим шумным пришельцам?”
В 1936 г. под влиянием немецкой и итальянской пропаганды страх и ненависть, раздуваемые религиозными ксенофобами — сторонниками муфтия, вырвались наружу. Арабская пресса Палестины утверждала, что англичане разрешают евреям въезд в Святую землю, чтобы “столкнуть арабов в море и покончить с ними”, что сионисты подстрекают к убийствам,
