Они не забыли, что пятнадцать лет назад территория подмандатной Палестины уже была разделена, и ее восточная часть превратилась в Трансиорданский эмират. Теперь предполагалось поделить и оставшееся, причем значительная часть должна была отойти к арабам. Такое решение было неприемлемо. Американские делегаты придерживались того же мнения. К ним примкнуло большинство участников конгресса. Однако было решено все-таки изучить план Пиля, поскольку он сулил создание международно признанного еврейского государства. Бен-Гурион и другие сионисты социалистического толка высказались за проведение переговоров.
Конечно, для Вейцмана суверенное еврейское государство было осуществлением мечты. Когда был опубликован доклад Королевской комиссии, Вейцман находился в Париже. Несколько дней спустя он посетил находившегося во Франции президента Ливана Эмиля Эдде. В ходе беседы Вейцман сообщил президенту о последних событиях и заметил, что надеется в будущем на установление дружеских отношений между еврейским государством и Республикой Ливан. Взволнованный Эдде пожал Вейцману руку и воскликнул: “Я приветствую первого президента Еврейской республики!” Сохраняя приподнятое настроение и на конгрессе, Вейцман говорил делегатам о том, что раздел Палестины, при всех его недостатках, все же меньшее зло, чем положение заведомого меньшинства в рамках враждебного арабского государства или федерации, и уж наверняка предпочтительнее мандата с его ограничениями на еврейскую иммиграцию. Мнение Вейцмана поддержали и эксперты по сельскому хозяйству, заявившие, что даже в предполагаемых границах еврейского государства плодородной земли достаточно, чтобы еще в течение двадцати лет ежегодно принимать по 100 тыс. иммигрантов. В результате конгресс принял резолюцию, не содержавшую прямого одобрения доклада Пиля, но поручавшую Еврейскому агентству совместно с английским правительством изучить условия, при которых может быть создано еврейское государство.
Этот компромиссный подход подкреплялся некой тайной надеждой ряда сионистских лидеров. Еще до опубликования доклада Пиля, когда содержание его стало известно, Бен-Гурион взволнованно писал Моше Шарету, главе политического отдела Еврейского агентства:
“Мы уничтожим эти навязанные нам границы — и необязательно с помощью военной силы. Я верю, что в недалеком будущем нам удастся прийти к соглашению с арабским государством. И если в наше государство приедут сотни тысяч евреев, если мы сможем упрочить наше экономическое и военное положение, будет заложена основа соглашения об уничтожении границы между нами и арабским государством”.
Обращаясь к своим товарищам и единомышленникам, Бен-Гурион тоже выражался вполне откровенно. “То еврейское государство, которое нам сейчас предлагается, не есть цель сионизма, — говорил он, — ибо на такой территории решить еврейский вопрос невозможно. Но это решающий шаг на пути к осуществлению великих целей сионизма. В кратчайшее время мы сумеем укрепить силы еврейства настолько, чтобы достичь своего исторического предназначения”.
Колебания в связи с разделом
Бен-Гурион всегда верил в возможность прямого соглашения с арабами. Напомним, что в 1934–1935 гг. он вместе с Шаретом несколько раз встречался с Мусой аль-Алами. Встречи происходили то в деревенском доме аль-Алами в Иудейских горах, то в иерусалимской квартире Шарета. Собеседники высказывались откровенно, особенно Бен-Гурион. Впоследствии, когда появился план раздела, Бен-Гурион попросил аль-Алами передать арабским лидерам предложение сионистов. Речь шла о большой финансовой помощи, которую евреи обещали будущему арабскому государству в Палестине при условии, что арабы согласятся на создание еврейского государства. Кроме того, были даны заверения, что евреи не станут возражать, если нарождающееся арабское государство образует федерацию с соседними арабскими странами. Алами передал это предложение муфтию. Неделю спустя был получен ответ. Несмотря на публичные выпады Хадж Амина против раздела, он благожелательно отнесся к инициативе евреев. Хотя муфтий и не пожелал изменить свою официальную позицию относительно раздела Палестины, через Алами он передал, что Бен-Гурион мог бы отправиться в Женеву и там внести свое предложение на рассмотрение Сирийско-палестинского арабского комитета. Трудно было понять, каковы истинные намерения муфтия. Однако Бен-Гурион принял это предложение и в конце лета 1937 г. выехал в Швейцарию. Увы, там его встреча с арабскими лидерами, шейхом Маджидом аль-Арсланом и Ихсаном Джабри, закончилась полным провалом. Оба мусульманина и не думали скрывать своей вражды; они подозревали, что сионисты “хотят нашего согласия на то, чтобы… евреи стали большинством в Палестине…”. Реакция была столь негативной, что Алами впоследствии не решился даже встретиться с Бен-Гурионом. Руководители Еврейского агентства беседовали и с другими влиятельными арабами, Ауни Абд аль-Хади-беем и Рахиб-беем аль-Нашашиби, но без видимых результатов.
Арабско-еврейские переговоры были скомпрометированы не только официальной позицией Хадж Амина, но и самой трактовкой палестинского вопроса в арабском мире. Вскоре после того, как Верховный арабский комитет отверг план раздела Палестины, он обратился за поддержкой ко всем арабским лидерам, но среди них не обнаружилось единодушия. Абдаллаха, как мы уже говорили, ничуть не пугала перспектива расширения его владений за счет раздела, однако вариант, который он предложил представителям Еврейского агентства, — гарантированная автономия евреев в рамках арабской Палестины — не мог устроить даже самых умеренных сионистов. С другой стороны, Ибн-Сауд вовсе не был в восторге от претензий Хадж Амина на лидерство в арабском националистическом движении. Оба правителя, хашимитский и саудовский, дали осторожные, уклончивые ответы.
Зато иракское и сирийское правительства воспротивились разделу в какой бы то ни было форме.
Это явствовало из той скрытой угрозы, которую высказал Абдаллаху премьер-министр Ирака Сайд Хикмат Сулейман: “Любой, кто решится возглавить такое [возникшее в результате раздела] арабское государство, — заявил премьер, — станет парией арабского мира и навлечет на себя гнев мусульман всего Востока”. Дело заключалось в том, что в 1930-х гг. заинтересованность Ирака в Палестине постоянно возрастала. После того как был протянут нефтепровод из Киркука, проложено через пустыню шоссе из Багдада и заключено торговое соглашение, согласно которому Ирак мог пользоваться свободной зоной в Хайфском порту, между двумя странами начали развиваться взаимовыгодные экономические связи. Поэтому Багдад и претендовал на главную роль в борьбе с сионизмом — чтобы оставить в тени реальные экономические отношения с Палестиной, а заодно и отвлечь внимание от своей неспособности проводить твердую антибританскую политику.
Сирийское руководство, защищенное от англичан французским мандатом, тоже однозначно осудило раздел Палестины. В сентябре 1937 г. по приглашению дамасских властей на Арабский конгресс съехалось около 500 делегатов. Главный вопрос был поднят председателем конгресса Наджи Сувейди, бывшим премьер-министром Ирака, который, назвав сионизм “раковой опухолью”, подчеркнул, что следует немедленно покончить с еврейским национальным очагом и британским мандатом и создать в Палестине суверенное арабское государство. Если еврейская иммиграция не прекратится, предупредил Сувейди, арабские страны отвернутся от западных демократий и найдут себе новых союзников. Разумеется, он имел в виду страны Оси. Кстати, торг к тому времени уже начался: арабы вели переговоры с Италией и Германией. Когда 6 июля 1937 г. Фаузи аль-Каукджи встретился с немецким послом в
