Мелани взглянула на Ханну и заметила в ее глазах сожаление при сообщении о том, что Хэннинг умер.
— А ему нравилось, как модернизировали магазин? — спросила девушка, видя, что ее прабабушка погрузилась в воспоминания.
— Думаю, да. Он всегда настаивал на том, чтобы мы покупали новую мебель. Иногда даже не верилось, что он уже так давно живет на свете. — На лице Николь появилась грустная улыбка. — Мне так его не хватает. Он, правда, немного ворчал по поводу того, что у него всего одна-единственная внучка, но зато очень любил меня. Смотреть, как он хранил и поддерживал в порядке старые фотоаппараты и даже делал с их помощью снимки, было равносильно путешествию во времени. Несмотря на любовь к прогрессу, мой прадед оставался верен тому, чему когда-то научился.
При этих словах Ханна тоже улыбнулась:
— Да, Хэннинг уже тогда был очень прогрессивным человеком. И я могу понять, почему он дорожил прошлым. С определенного возраста начинаешь считать жемчужины, которые выстраиваются друг за другом, образуя ожерелье жизни.
— А как вы были связаны с моим прадедом?
— У вашего прадеда и у меня был общий друг. И он пригласил меня сюда, в фотоателье, чтобы сфотографировать. Тогда мне было всего девятнадцать лет.
Ханна тихо улыбнулась. Казалось, она до сих пор очень хорошо помнила день, когда была сделана та фотография. Вдруг у Николь появилась идея.
— Прадед сохранил многие старые фотопластинки и самые первые снимки, сделанные на фотобумаге. Если вы помните, в каком году он вас фотографировал, я могла бы их поискать.
В этот миг закипел электрический чайник и немного погодя сам выключился.
— В тысячу девятьсот двадцать седьмом году, — ответила Ханна. — Неужели вы действительно верите в то, что он сохранил эти фотографии?
— А почему бы и нет? — весело ответила Николь. — Мой прадед очень любил свои снимки.
С этими словами она встала и налила воду в чашки. Затем женщина-фотограф исчезла в своем ателье.
— Милая девушка, правда? — обратилась Ханна к Мелани, когда Николь вышла. — И у нее глаза Хэннинга. Так приятно видеть, что от него что-то осталось.
— А ты знала, что произошло с ним потом?
Ханна покачала головой:
— Нет, после того как я покинула Берлин, я потеряла с ним контакт. Очевидно, он нашел себе женщину, и у них родились дети. Я от Хэннинга такого не ожидала: мне казалось, что он женат на своих фотоаппаратах. Но как ты видишь, на каждый горшок найдется крышка.
— Значит, ты действительно здесь бывала.
Мелани дрожала от нетерпения, так ей хотелось, чтобы бабушка продолжила свою историю.
— Да, бывала.
15
Берлин, 1927Я была не уверена, стоит ли это делать, но тем не менее отправилась по адресу, который дал мне Лорен. При этом у меня и в мыслях не было, что я стану знаменитой фотомоделью, просто мне нужны были деньги. Я не знала, сколько платят за фотографию, но по тому, каким тоном Лорен сделал мне это предложение, я поняла: дело сто́ящее. А я считала каждый пфенниг.
Конечно, я очень нервничала, потому что не имела ни малейшего понятия о том, что меня ожидает. С холодными как лед руками, на дрожащих ногах я брела по Торштрассе. Элле я сказала, что мне нужно на минутку сбегать в магазин, чтобы купить нитки. Правда, они у меня еще не закончились, но моя соседка по комнате не особо интересовалась содержимым моей шкатулки с принадлежностями для шитья.
Гораздо больше меня беспокоило то, что я ее обманывала. Если Элла узнает, что я пошла в фотостудию одна, то потом будет упрекать меня за то, что я не подумала о ней. И, наверное, обидится на меня на веки вечные.
Очутившись наконец перед этим домом, я убедилась, что Лорен — честный человек. Это была не ловушка, а настоящая фотостудия. На витрине висела табличка, обрамленная цветочками, и на ней было написано: «Хэннинг Вильниус, фотограф».
Рядом висели и стояли многочисленные снимки, на которых были запечатлены супружеские пары, дети или респектабельные господа в старомодных костюмах.
И вдруг я снова вспомнила Тхань: однажды мы побывали с ней в одном из фотоателье Сайгона. Собственно говоря, мы прижались тогда носами к витрине фотостудии, и нас заметил и пригласил внутрь фотограф-француз. Он спросил нас: может быть, мы хотим, чтобы он нас сфотографировал? Он сказал, что мы «прекрасно выглядим», и, преодолев страх, мы согласились. Фотографию, которую подарил нам фотограф несколько дней спустя, я спрятала дома и не взяла с собой, когда сбежала. Потом я очень об этом пожалела, потому что благодаря этому снимку Тхань всегда была бы со мной.
Еще какое-то время я постояла в нерешительности, но затем набралась мужества. Мне было все равно, что скажет фотограф; даже если он меня прогонит, я ничего не потеряю. Тогда я просто вернусь к своей работе, ничего никому не скажу и в конце концов забуду об этом.
Итак, я преодолела две ступеньки и вошла в помещение под звон колокольчика.
Не успел этот звук стихнуть, как в ателье появился человек, которому на вид было лет двадцать. Его светлые волосы были разделены пробором и напомажены. Рубашка, жилет и галстук были чистыми, опрятными, а брюки гольф плотно прилегали к гетрам.
— Что вы хотели, уважаемая дама? — спросил он.
Мне показалось довольно странным то, что он назвал меня дамой. До сих пор так ко мне не обращался даже Лорен.
— Э… меня прислал Лорен. Я… Я Ханна.
Молодой человек взмахнул руками:
— Так это вы! Лорен рассказывал мне о вас, но умолчал о том, как вы выглядите. Ох уж этот старый лис!
Я оробела. Неужели моя внешность его разочаровала?
— Если я вам не подхожу, то я уйду, — сказала я, однако Вильниус удержал меня.
— Нет-нет, вы меня вполне устраиваете. Просто мне бы хотелось, чтобы Лорен выражался точнее. Ну ладно. Меня зовут Хэннинг Вильниус. А вы родом из Индокитая, не так ли?
Я кивнула:
— Из Сайгона.
— Из Сайгона! — повторил молодой человек, вновь театрально вскинув руки. — Там, наверное, чудесно! Что же занесло вас из рая в столь неприветливую и печальную серую местность?
— Иногда рай перестает быть раем, — ответила я, надеясь, что такое объяснение его удовлетворит.
— Мне нравится, когда в женщинах есть загадка, — лукаво сказал Хэннинг.
Друг Лорена провел меня за занавеску, где стояли лампы и штатив. У стены было несколько ящиков. Я предположила, что там хранится реквизит, которым любили пользоваться фотографы. В стороне стояла вешалка для одежды. Висящие там платья сияли яркими красками или блестели, как звездное небо. Там же лежали боа из перьев, всевозможные платки и повязки на голову.
