— Я этому не верю, — возразила я, поскольку Элла была симпатичной и к тому же была немного старше меня.
Я была уверена, что некоторым мужчинам она нравилась.
— У тебя ведь определенно уже были поклонники, не так ли?
— Конечно, были! Но они были не то, что надо.
— А кто же то, что надо? Может быть, Лорен?
Высказав это предположение, я, по всей видимости, попала в точку. В любом случае мое замечание заставило Эллу сердито сжать губы.
— Знаешь, давай лучше спустимся вниз. Скоро придут посетители.
— Пожалуйста, извини меня. Я не хотела…
Элла покачала головой:
— Можешь не извиняться. Что есть, то есть. Но я бы обязательно рассказала тебе о своем поклоннике, если бы он у меня был.
— Я тебе тоже, — ответила я ей, потому что была уверена: Лорен просто флиртовал со мной, не имея серьезных намерений.
Сперва мне надо было убедиться в том, что он отдает предпочтение мне, а не кому-либо другому.
Элла испытующе посмотрела на меня, а потом кивнула.
Следующие несколько недель все шло своим чередом. Лорен появлялся со спутницами, и, как правило, каждый раз с новыми. Он болтал с нами и улыбался, но не подавал виду, что особенно мной интересуется. И я начала задавать себе вопрос: неужели мы с ним действительно танцевали и встречались в ателье Вильниуса?
Но, может быть, так даже лучше. Мне не надо будет ничего объяснять Элле и страдать от угрызений совести.
На смену весне пришло лето, и ночи стали теплее. Танцы с чаепитием затягивались до позднего вечера, и многие гости предпочитали оставаться на улице и смотреть, как небо над крышами Берлина окрашивается в розовый цвет и затем надевает темно-синее пальто.
Я накопила немного денег, и мой план вернуться во Вьетнам и разыскать Тхань вполне мог осуществиться. Если я буду зарабатывать так и дальше, то определенно смогу купить билет на корабль до Вьетнама.
Затем наступил август, и не только ночи, но и дни стали очень душными. Поскольку от жары не было спасения, я все свободное время пряталась в нашей комнате и занималась шитьем.
Это было странно. Раньше во Вьетнаме я не испытывала никаких проблем с жарой и повышенной влажностью, но теперь мне казалось, что я задыхаюсь. Неужели я заболела? Или же я уже привыкла к Германии?
— А вот это тебе придется мне объяснить, моя дорогая фрейлейн! — С этими словами Элла однажды вечером ворвалась в нашу комнату.
От испуга я уколола палец, причем так глубоко, что сразу же появилась большая капля крови. Я быстро отложила шитье в сторону, боясь испачкать ткань, и вопросительно посмотрела на подругу.
— Что случилось?
Меня бросало то в жар, то в холод. Голос Эллы был слишком уж сердитым. Неужели я сделала что-то не так?
Она сняла с плеча свою сумку, открыла ее и что-то вытащила оттуда.
Это был журнал мод, и Элла протянула его мне. У меня появилось нехорошее предчувствие.
— Ты могла бы сказать мне об этом! — сердито заявила Элла и, поскольку я все еще смотрела на нее ничего не понимающим взглядом, открыла журнал, развернув его так, чтобы я могла видеть.
От того, что я увидела, у меня перехватило дыхание. Это была одна из фотографий, которую сделал Хэннинг Вильниус. На ней я смотрела немного в сторону, и с этого ракурса моя прическа выглядела лучше. Платье действительно было великолепным! Только теперь я вспомнила слова Лорена о том, что Хэннинг делает фотографии для журналов мод. Очевидно, редактору была нужна именно моя фотография.
— С каких это пор тебя фотографирует Хэннинг Вильниус? — спросила Элла, оставив раскрытый журнал рядом со мной на кровати.
У меня стало тяжело на душе при мысли о том, что я обманула Эллу.
— Я была у него всего один раз, пару недель назад. Я не думала, что он опубликует эту фотографию.
Элла серьезно посмотрела на меня:
— И ты не рассказала мне об этом? А я была уверена, что мы подруги!
— Извини, пожалуйста. Я… Я не думала, что…
— Что фотография получится? Ну ты даешь! Хэннинг Вильниус — известный берлинский фотограф. Он делает фотографии для «Моденшау» чуть ли не со дня его основания. И теперь в этом журнале есть твоя фотография!
Ее мрачное лицо посветлело от улыбки, а затем она бросилась мне на шею и крепко обняла меня, да так, что я чуть не задохнулась. Элла схватила меня за плечи и отодвинула немного назад, чтобы заглянуть мне в лицо.
— Да ты знаешь, как я горжусь тобой? Ханна из балхауса в журнале «Моденшау»! Теперь, конечно, тебя замучают вопросами.
Я была в смятении.
— Значит… Значит, ты не сердишься на меня?
— Как же, конечно, сержусь, — ответила Элла, смеясь. — Из-за того, что ты скрыла это от меня! Ты должна была сказать мне, что с тобой заговорил сам Хэннинг Вильниус! Когда это было? В тот день, когда ты отправилась за нитками?
Я кивнула, хотя моя совесть требовала открыть ей всю правду. Но тогда, наверное, Элла разозлилась бы еще сильнее. Сейчас она ставила мне в вину только то, что я ничего не рассказала ей о фотографии, и, может быть, злилась не сильно, иначе вряд ли сказала бы мне, что гордится мной. И я не хотела ничего усложнять.
— Черт возьми, я бы могла в тот день пойти вместе с тобой! Может быть, тогда и я попала бы в «Моденшау». Но, как бы там ни было, я рада за тебя. И когда в следующий раз с тобой произойдет еще что-нибудь такое же великолепное, ты расскажешь мне об этом, правда?
— Конечно, — пообещала я, потому что была уверена: все ограничится одной фотографией.
16
— А вот и они, — произнесла Николь Симон, снова появляясь в двери кухни, и поставила на стол какую-то коробку. — Это фотографии с 1925 по 1930 год. В тот период мой прадед был очень недоволен своей работой. Он рассказывал мне, что уничтожил очень много фотографий, потому что они ему не понравились. Остальное довершила война. Может быть, видя этот дом, в это трудно поверить, но во время бомбардировок он очень сильно пострадал. А после войны начались грабежи. Я понятия не имею, для чего солдатам понадобились проявленные фотографии.
— Их, конечно, заинтересовали снимки красивых девушек, — ответила Ханна. — У вашего прадеда был хороший вкус.
По ней было видно, что она волнуется: у нее на щеках появились красные пятна и она беспокойно ерзала на стуле. Мелани спросила себя, не могли ли быть в этой коробке фотографии Лорена? Наверное, он был как-то связан с ее прадедом Дидье, поскольку фамилия у них была одинаковая. В случайности Мелани не верила, и она догадывалась, что история отношений Лорена и ее прабабушки на этом не закончилась. Неужели братья в конце концов рассорились из-за нее?
