На каком-нибудь далеком пике, где-нибудь в уединенной долине будут раздаваться отзвуки смеха его малышей.
Ничуть не сокрушаясь по этому поводу, Эд еле заметно мотнул головой в ответ на взгляд Шенка. Зоолог тут же пожал плечами, повернулся и исчез в густом снегопаде. Эд потащился следом.
На протяжении всего трудного спуска в эту первую большую бурю, перехода через ледники и влажный, жаркий тропический лес, Эд думал о гиганте, оставшемся там, наверху, где воздух был разрежен и чист.
Кем и чем был он, его народ? Жертвы крушения, навсегда оставшиеся пленниками этой планеты и мечтающие о далекой, недосягаемой родине?
Или прямые выходцы из плейстоцена, начала начал человечества, когда все расы подобных людям созданий были гигантами, которые не сумели или не пожелали свернуть на путь, сотворивший их меньших и более разумных соперников, и были вынуждены отступать все выше и выше, все дальше и дальше, пока у них не остался один-единственный уголок земли — вершины Гималаев?
А может, он и его род были последним резервом Земли: еще не люди, ждущие начала новой главы в бесконечной и таинственной земной истории?
Кем бы ни был гигант, его тайна в надежных руках, размышлял Эд. Да и кто поверил бы, даже вздумай он рассказать?
Кэрол Эмшвиллер
ОТВРАТНЫЕ{53}
Мы продвигаемся в глубь неведомой земли нарочито беззаботной походочкой. Локти выставлены, руки в боки. Картинно опираемся ногой на любой подходящий камень. Слева все время река, как нам и говорили. Справа все время холмы. У каждой телефонной будки останавливаемся и звоним. Связи часто нет из-за ураганных ветров и льда. Командор говорит, что мы уже в зоне контакта. Пора, сказал он нам по телефону, искать те странные двойные следы — маленькие, почти мальчишеские, и необычайно изящные. «Залезайте на деревья», — говорит Командор, — «или на телефонные столбы, в общем, куда получится, и выкрикивайте имена, которые заучили на базе». Вот мы и забираемся на столбы. Кричим: Алис, Бетти, Джоан, Жанна, Мэри, Мэрилин, Элейн… и так далее, и снова, в алфавитном порядке. И ничего не происходит.
Нас семеро — мужественных мужиков в форме морских пехотинцев. Мы (за исключением одного из нас) вовсе не морпехи. Но считается, что эта форма их привлекает. Мы — семеро вальяжных и расслабленных на вид (воротнички расстегнуты в любую погоду) экспертов, каждый — лучший в своей области, мы — исследовательская группа Комитета по неопознанным объектам. Короче, Тех-Что-Свистя-Улетают-Вдаль-За-Своей-Призрачной-Идентичностью.
Наши стволы стреляют искрами и звездами и вишнями в шоколаде и громко делают «бух». На дворе век полной наготы, вид спереди; времена «Почему бы нет?» вместо «Может быть». На дворе век устройств, способных почувствовать теплое, трепещущее, живое тело на расстоянии семидесяти пяти ярдов и навестись на него. У нас с собой есть одно такое. (Я и сам, не исключено, смогу когда-нибудь так любить.) С другой стороны, у нас в бумажниках только несколько мутных фотографий, в основном добытых несколько месяцев назад во время случайных наблюдений. На одной, вроде бы, жена Командора. Снимок был сделан с большого расстояния и черты лица не различить, она была в шубке. Ему показалось, что он ее узнал. Говорит, с ней в общем-то все было в порядке.
До сих пор ничего, кроме снега. Что только не приходит-тся терпеть ради этих существ!
Представьте себе их тела, когда вы держите в руке это крошечное напоминание… эту толстую, четырехдюймовую Венеру их возможностей. Главных деталей не разглядеть, глаза — просто точки (характерные прически почти закрывают лица), ноги; голова не имеет значения. Представьте себе возможность победы, только без ухмылок. Примите вызов грудей, округлых бедер, а затем. (самый серьезный вызов). Если мы столкнемся с ними, сможем ли победить? Или выйти из положения с честью, или, по крайней мере, сумеем ли избежать того, что они станут разбирать наши ошибки?
Вот какие следы их присутствия мы успели обнаружить (иногда даже кажется, что эти предметы были нарочно оставлены у нас на пути, но мы знаем, какими они бывают неаккуратными, особенно когда беспокоятся или торопятся; а так как создания они нервные и легко впадают в возбуждение, они обычно чем-то обеспокоены и / или торопятся). Итак, по пути мы обнаружили: один, все еще замороженный, стебель спаржи, рецепт приготовления мусаки с помощью растворимого лукового супа, небрежно выдранный из журнала, небольшой кошелек с несколькими смятыми долларовыми купюрами и коробок спичек. (Ясно, что огонь им знаком. Это нас утешает.)
Теперь Командор приказывает нам свернуть от реки в горы, где нам грозит предательский весенний подтаявший снег и лавины. Компас указывает вверх. Бывает, мы целыми днями скользим по льду и каменистым осыпям. Мы хорошо понимаем, что они могли давно уйти на юг — целые племена, чувствующие себя никудышными, уродливыми, лишенными любви. Варианты бесконечны, всякое направление может оказаться неверным, но при первом признаке верхоглядства мы поймем, что находимся на правильном пути.
Один из нас — психоаналитик с большим опытом, специалист по истерии и мазохизму. (Даже не располагая медицинскими картами, он поглощен исследованиями этих созданий). Он говорит, что если мы с ними встретимся, то услышим, вероятно, странные сдавленные звуки; они не имеют никакого значения и их часто принимают за смех, поэтому лучше всего так к этим звукам и относиться. Если, с другой стороны, они станут улыбаться — это простой рефлекс с целью нас обезоружить. (Установлено, что они улыбаются в два с половиной раза чаще нас.) Время от времени, замечает он, случается и своего рода нервное хихиканье: оно имеет преимущественно сексуальную подоплеку, и если они начнут издавать такое хихиканье, завидев нас — это хороший признак. В любом случае, говорит он, нам следует называть только свои имена и звания, а если они рассердятся, нужно следить, чтобы их ярость не обратилась против них самих.
Ту, что на снимке, зовут Грейс. Сейчас ей, должно быть, уже пятьдесят пять. Однажды лунной ночью сбежала во время ужина, когда Командор забыл посмотреть в ее сторону. И что ему оставалось делать, как не продолжать исполнять свой долг, командуя тем, что нуждалось в командовании? Мы с этим согласны. Он говорит, что до тех пор, насколько может судить, принимал как данность ее ограниченность
