Только тут есть одна пикантная деталь. Дело в том, что, начиная в 20-е годы работу по алфабетизации, лингвисты сперва взяли за основу как раз вовсе не кириллицу, а латиницу (это было связано с интернационалистическими устремлениями первых лет революции, тогда даже русский язык хотели было перевести на латинский алфавит). И лишь в 30-е годы значки заменили на кириллические (что само по себе, как мы понимаем, не фокус, когда алфавит разработан), и продолжилось создание письменностей уже на кириллической основе. Так что все эти мантры про цивилизационную роль кириллического алфавита – для несведущих. И ведь не то что авторы фильма не знали про латиницу. Знали, знали, всё им рассказали. А. А. Кибрик, расстроенный тем, что сделали с его материалом, опубликовал свой материал здесь: www.nsad.ru/articles/slavyane-s-zapada-i-o-chem-govoryat-nazvaniya-gorodovevropy. Там, кстати, интересные размышления о том, почему в 30-е годы произошел разворот к кириллице.
Самое смешное, что телевизионщики, похоже, так испохабили интересный сюжет и высококачественный материал даже скорее не по политическим причинам (кругом враги, нас хотят уничтожить, сплотимся под знаменами), – а просто им кажется, что так интереснее. Четырехметровые люди, люди-мотыльки, великая тайна воды, тайный код алфавита – они действительно считают, что кругом одни идиоты? Или пытаются превратить всех в идиотов?
Quousque tandem
На митинге на Болотной 10 декабря 2011 года (это был первый массовый митинг протестной зимы 2011–2012 годов – так называемой «Снежной революции») и потом при разглядывании фотографий из Москвы и других городов меня поразило количество остроумных лозунгов, в том числе построенных на языковой игре.
Вот замечательный по точности и лаконичности – «Вы нас даже не представляете». Здесь игра на двух значениях слова: «не представляете» в смысле «не знаете» и в смысле «не являетесь нашими представителями». И то и другое соответствует действительности, конечно. А тут совсем просто, но мило – на воздушном шарике написано: «Меня надули». Надули же, спору нет.
Совсем в другом ключе, но безумно смешно: «Панду Путина на суп!» Это игра уже не с многозначностью, а с созвучиями. По этому же принципу построена известная фраза «Битва бобра с ослом». А когда-то давно была история про то, как в знаменитой песне дети расслышали «Котятки грустные больны» вместо «Хотят ли русские войны». Мне еще понравилось: «Чуров, брицца!» Это по поводу того, что он перед выборами божился, что сбреет бороду, если будут нарушения. Ведь совершенно безобидно, а почему-то убойнее, чем угрюмое: «Чурова на нары!»
Можно было бы цитировать долго, но я не буду. На улицах была живая стихия языка. Язык радостно бурлил, плескался, искрился. Народ-языкотворец, одно слово.
Кстати о народе: «А вот и народ вышел на улицу», – сказал кто-то из коллег, увидев лозунг по-латыни: Quousque tandem abutere, Putin, patientia nostra? Это знаменитые слова Цицерона из речи против Катилины – не Путина, конечно: «Доколе же еще, Катилина, ты будешь испытывать наше терпение?» Помните у Козьмы Пруткова: «Из терпенья, Катерина, / Ты выводишь наконец!!» Особенно смешно из-за этого tandem. К месту пришлось. Действительно, Quousque tandem?
Вы можете сказать, что у меня профессиональная деформация, но я думаю, что язык не обманешь, а правда там, где язык живой. Даже и с латинскими цитатами.
Нет, ничего не могу сказать, с другой стороны тоже присутствовало языковое творчество – несколько однообразное, правда. В основном они резвились по части зоологических метафор: люди на Болотной у них были одновременно «хомячки», «шакалы», «бараны», да еще и «бандерлоги». Собрались и «раскачивают лодку». Ну чистый Ноев ковчег!
Язык беспощаден к неправде. Ведь всего-то и хотел Чуров сказать, что проницательно предсказал итоги выборов. «О, как я все угадал!» – подобно булгаковскому Мастеру. А Медведев возьми и ляпни: «Да вы просто волшебник!» И все – не вырубишь, как говорится, топором. Та же петрушка и с фразой про то, что о работе губернаторов будут судить по результатам ЕдРа на выборах. Да, да, знаем, слышали – сто раз они потом объясняли, что это они «в хорошем смысле». Мол, где люди жируют, там они власть любят и за нее голосуют. А раз не голосуют, значит, губернатор народ недокармливает. Да только кому интересен этот «жалкий лепет оправданья»? Слово-то не воробей.
И еще два наблюдения. Как говорил иностранный профессор из «Осеннего марафона», «там было много новых слов». Новых не в смысле совсем новых, как перепостмодернизм (придуманное Львом Рубинштейном) или i-декабристы. Такие тоже были. Но я о тех словах, которые появились, изменили свое значение или стали популярными в последние годы и за жизнью которых я слежу.
В начале митинга оказалось, что народу так много, что задние ряды напирают, прижимая первые ряды к трибуне. И организаторы митинга попросили площадь на счет «три» сделать полшага назад – «чтобы всем было комфортно». Комфортно – новое и ключевое слово нашего времени, обозначающее новую фундаментальную ценность. Комфортно – приятно, но без экстрима, как я неоднократно писала. Уже по одной этой фразе было видно: митинг мирный, никто не хочет никаких революций. Всегда этот случай вспоминаю, когда теперь слышу рассуждения, что, мол, тогда надо было сразу вести народ на Кремль.
С тех пор, конечно, много всего произошло – и с языком, и с нашей жизнью. Недавно на одной публичной дискуссии политолог Дмитрий Орешкин сказал мне (про другие сюжеты, впрочем): это все очень интересно, что вы рассказываете, и даже, наверно, правильно, только вы как будто про пилочку для ногтей, когда с той стороны давно уже кувалдой орудуют. Ну да. И все же не будем спешить наши пилочки выкидывать, еще пригодятся.
Но вернемся к моим тогдашним впечатлениям. Когда-то я писала о том, как меняется в русском языке ценностный статус слова выбор. Что выбор сам по себе никогда не был ценностью в русской культуре, что идея свободы связывалась вовсе не с выбором как с набором опций, а с требованием, чтобы не мешали, не лезли, не заставляли. И вот, писала я, это стало меняться – прежде всего в сфере потребления. Я говорила об идеологии подарочных карт и слогане «Подарите ей выбор». Что это новая идея – подарить девушке не только духи, но и возможность самой выбрать духи. И я выражала робкую надежду: представление, что возможность выбрать – фундаментальная ценность и отдельное удовольствие, постепенно проникнет глубже и распространится не только на духи. Все это есть в предыдущей книжке.
Так и произошло. На Болотной слово выбор было одним из ключевых: «У нас украли выбор!», «Верните нам выбор!», «Вернем стране выбор!» Причем благодаря тому, что политическое пространство было предварительно так блестяще зачищено, что для многих людей выбирать было в общем-то не из кого, очень хорошо ощущалось: митинг не в поддержку каких-то партий или кандидатов, а за чистую идею – идею выбора. Эта мысль была афористично выражена на гениальном, по-моему, плакате: «Я не голосовал за этих сволочей! Я голосовал за других сволочей! Требую пересчета голосов!» Здесь тоже, между прочим, языковая игра – на разных употреблениях указательного местоимения.
Так что тут было в своем роде торжество идеализма. И несмотря на все, что было потом и что еще будет, результат есть – смена ценностной парадигмы. А против парадигмы не попрешь. На парадигму не натравишь мужика из Нижнего Тагила, который предложил тогда Путину подъехать и помочь разобраться с недовольными.
И еще одна важная вещь была заметна. И в разговорах на Болотной, и в комментариях это звучало не раз: очень многие люди, особенно молодежь, вовсе не хотят влюбляться в каких-то харизматических лидеров, становиться фанатами партий и идеологий. Просто хотят иметь возможность выбирать партии и кандидатов, как выбирают сотового оператора. Да, может, ни один не идеален, возможно, разницы особой нет, но выбор быть должен. Вот просто должен быть. Я их выбираю, и пусть они за меня поборются и оттого станут лучше. Этот не понравится – в следующий раз выберу другого. Хочет меня удержать – пусть поработает, постарается. Другого не дано. И человеку, который привык не мириться с тем, что сотовый оператор украл его минуты, невозможно объяснить, почему он должен спокойно смотреть на то, как Чуров крадет его голос. Ему так «некомфортно».
Живою странностью своей
Есть такое стандартное причитание: русский язык, мол, страдает от интернета вообще и социальных сетей в частности. Об этом обычно спрашивают корреспонденты: ну как вы думаете, ведь интернет же плохо влияет на язык? И то сказать – приличные вроде люди, а пишут штоле, ящетаю, огосподибожемой, аццкий адъ, ястаралсо. А фейсбуковские профили: «в отношениях с пользователем Иван Петров», например? Кстати, кто-то очень смешно описал героев классики при помощи их воображаемых страничек в ФБ. А одно время была такая напасть. ФБ стал вместо обычного «О чем вы думаете?» пугать людей лобовыми вопросами: «Что происходит, Ирина?» (хочется ответить: «А что, что-то не так?») или «Как вы себя чувствуете, Ирина?» («А что, я так плохо выгляжу?»). Перемудрили с интерактивом, в общем. Татьяна Толстая раз написала по этом поводу: «Марк Ц., отвяжись от меня!»
