на другой. Каролина попятилась. Шимпанзе в знак протеста пронзительно закричал и швырнул свой цилиндр в толпу гостей.
Каролина взвизгнула и, пытаясь увернуться, едва не наступила на подол собственного платья.
– Пожалуй, мне пора, – сказала она Гарри, чувствуя, как у нее заходится сердце.
– Глупости, Лина. Даже слышать об этом не хочу. Со мной вы в полной безопасности. Я не дам вас в обиду.
Бал продолжался. Каролина смотрела, как гости по очереди ублажают мохнатого принца, потчуют его шампанским. У Мэйми весь вечер рот не закрывался от смеха. Особенно заливисто она хохотала, когда обезьяна запрыгнула на люстру и принялась на ней раскачиваться. Стайвезант забрался на стол и, осторожно ступая между посудой, попытался снять с люстры шимпанзе. В отместку принц, издавая пронзительные крики, принялся расшвыривать по бальной зале хрустальные подвески и лампочки. Гости только и делали, что прыгали, стараясь их поймать.
Одна лампочка угодила в парик Каролины. Она взвизгнула второй раз за вечер, – а, может, и за всю свою жизнь, – и чуть не свалилась со стула. Потрясенная, она пребывала в полной растерянности, но, к счастью, этого никто не замечал. Все, включая Гарри, были увлечены поимкой шимпанзе.
Одна лишь Альва пришла к ней на помощь.
– Пойдемте освежимся немного, если вы не против, – предложила она, помогая Каролине подняться из-за стола.
Стремясь скорее спрятаться от разразившегося буйства, Каролина позволила Альве увести ее в одну из гардеробных Мэйми, куда из бальной залы доносились шум суматохи, крики и смех. Она села за туалетный столик, посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась, увидев, что из-под парика выбилась седая прядь волос. Она даже не заметила, что лампочка застряла в парике, пока Альва не стала выпутывать ее из волос кончиками пальцев.
– Надо признать, у этой маленькой бестии очень цепкие лапы, – тихо рассмеялась Альва, аккуратно заправляя под парик седые пряди Каролины. – Ну вот, теперь как новенький. – Она стиснула плечо Каролины, глядя на отражение их лиц в зеркале.
И Каролина вдруг поняла, что больше не может пестовать в себе ненависть к этой женщине, ведь Альва была так добра и к Эмили, и к Шарлотте. А теперь вот и к ней тоже. Она хотела извиниться за свое отношение к ней в прошлом, но слова не шли с языка. Поэтому она просто сжала руку Альвы, думая: если бы тогда, много лет назад, Альва знала, что не деньги, не роскошные особняки и балы, а ее доброта покорят ту самую миссис Астор.
Вернувшись вместе с Альвой в бальную залу, Каролина увидела, что буйное веселье и вовсе приобрело характер умоисступления. Дамы, позабыв про приличия, по очереди отплясывали с волосатым коротышкой-принцем под хлопки и подбадривающие возгласы джентльменов, которые, встав кругом, чокались бокалами вина и шампанского. В какой-то момент шимпанзе улизнул из объятий Вильгельмины Браунинг, и гости начали ловить его, сметая со столов посуду и опрокидывая на пол стулья.
Тут-то Каролина и поняла, что она слишком задержалась на балу. Гарри Лера она обожала, но в силу своего возраста угнаться за ним уже никак не могла. Она не имела ни малейшего желания участвовать в этом шутовстве и поняла, что скучает по тому обществу, каким она его знала. И по Томасу. Ей его не хватало. Больше всего на свете сейчас она хотела оказаться дома, в своей гостиной, хотела в спокойной обстановке сидеть и слушать, как он ей читает.
Глава 60
Альва
1897 год
Три дня валил снег. В среду, 10 февраля 1897 года, снегопад наконец прекратился, но температура резко понизилась. Альва и Оливер подъезжали к отелю «Уолдорф», где чета Брэдли Мартин давала бал. В заднее окно кареты Альва смотрела на заснеженный город, искрившийся и переливавшийся в сиянии луны. Было так морозно, что ее руки в перчатках, спрятанные в норковую муфту, окоченели. Пятая авеню была запружена экипажами. К своему удивлению, Альва увидела, что вдоль улицы стоят по колено в снегу мужчины и женщины в изношенных пальто и шерстяных шляпах. Все протестующие – члены Популистской партии – держали в руках плакаты с надписями: «Блага – народу», «Справедливость – это умеренность», «Бароны-разбойники, убирайтесь восвояси». Полицейские пытались сдерживать пикетчиков. Разгневанная толпа кричала, скандировала: «Ни стыда, ни совести!», закидывая снежками и бутылками элегантные экипажи, что подкатывали к отелю.
Альва встретилась взглядом с одной женщиной, стоявшей у обочины с плакатом «Бароны-разбойники – ненасытные твари». Глаза у нее были запавшие, потрескавшиеся губы дрожали от холода. Она сердито погрозила ей кулаком, – словно ножом полоснула. Альва вдруг остро осознала, что ее туалет герцогини Девонширской стоит двадцать пять тысяч долларов, а инкрустированные золотом латы Оливера – десять тысяч долларов. С тех пор, как они выехали из дома, он все жаловался на неудобство своего маскарадного костюма и даже на время снял оплечья, латную юбку и латные рукавицы, чтобы можно было сидеть в экипаже.
После недавней жесткой критики роскошества балов в прессе Альва и другие светские дамы предпочли заказывать туалеты не в Европе, а прибегнуть к услугам нью-йоркских портных, – чтобы обеспечить работой местных трудящихся. Но, судя по всему, протестующие не оценили их помощь, да и что бы они подумали, если б узнали, что и Альва, и Оливер надели свои костюмы в первый и последний раз.
Женщина на обочине снова стала грозить кулаком, и Альва невольно отвернулась, чувствуя, как у нее участился пульс, а в ушах отдается биение сердца. Что-то ударилось в стенку их экипажа. Альва вздрогнула, схватилась за Оливера. Едва они вышли из экипажа, к ним подскочили два лакея. Зонтами закрывая напуганную Альву и ее мужа от летящего в них мусора, они поспешно сопроводили обоих в гостинцу.
С мыслями о протестующих Альва ступила в отель. В глаза бросались пышное убранство, дорогие костюмы. Какое бесстыдное хвастовство! Альву переполняло чувство вины. В сопровождении лакея в ливрее XVI века и напудренном парике Альва поднялась на второй этаж, где находились уборные. Рядом стояла камеристка, готовая помочь гостям привести в порядок костюмы и прически, растрепавшиеся по дороге в отель. Было время, когда Альва отдала бы что угодно, лишь бы попасть на такой вот бал, но сейчас, сидя за туалетным столиком, она стыдилась посмотреть на себя в зеркало.
В душе она чувствовала, что ее место на улице, среди демонстрантов. Думая теперь о Petit Chateau и Мраморном особняке, обо всех своих балах и светских приемах, о нарядах и драгоценностях, она невольно признавала правоту Джулии. Все это не принесло ей счастья. Некогда она тоже голодала, как те люди на улице. Прозябала в нищете, как они, несмотря на свое аристократическое воспитание. Потом вышла замуж за состоятельного человека и богатство Вилли использовала для того, чтобы завоевать высокое положение в обществе. И ради чего? Сначала она убеждала себя, что делает это ради матери, ради детей, но потом все эти достойные цели отошли на второй план. Борьба за престиж превратилась в игру, в состязание с миссис Астор, и, будучи по природе своей бойцом, проигрывать она не желала.
Глава 61
Каролина
Каролина не хотела ехать на бал, что давали Брэдли Мартин с супругой. Последние балы, особенно тот, что устроила Мэйми в честь шимпанзе, на ее взгляд, были чудовищными; подобные дурачества ей были неинтересны. К тому же она все еще обижалась на Мартинов за то,
