Страсти утихли так же быстро, как и вспыхнули. Солнце всё так же тепло пригревало, небо было всё таким же чистым. Слуги готовили еду - распоряжений им отдавали Домослав с Полюдой, а Рюриковна с Эфандой обмывали лицо и руки в ладожской воде и уже спорили с князем, где лучше ставить дом, пристань и жилища для дружины…
Дружина прибыла вовремя. Люди, высадившись на берегу, молчаливо оглядели место будущего заселения, кое-кто отметил для себя, что могло быть и хуже. Насытившись вкусной речной рыбой, приготовленной на ужин, все немного успокоились и улеглись спать кто где. На время для жилья были приспособлены ладьи. Лес рубить начали на следующий же день, так как откладывать постройку домов было нельзя. Осень на севере так же коротка, как и лето. И Гостомысл не откладывал своё возвращение в Новгород. Сухо распрощался с варягами, дозволив им пользоваться дарами леса и Ладоги. Внимательно оглядел всех трёх жён рарога, которые очень приглянулись шестидесятилетнему боярину, вздохнул… и отбыл, так ничего и не посулив Рюрику.
* * *Год прошёл, как дом князя, поставленный в самом дальнем углу городища, там, где начинался лес и примыкала к реке уютная тихая пристань, на которой двадцать ладей никогда не дремали, приобрёл жилой вид, но лишь за счёт постоянно курившейся над крышей струйки дыма. В целом же жилище рарожского князя, выглядело сиротливо и угрюмо. Не было уже на дворе Рюрика тех шумных, весёлых сборищ, которыми славился его дом в Рарожье. Сюда уже не бегали дети с соседних дворов: мальчики - чтобы похвастаться своей удалью, девочки поучиться рукоделию у жён князя. Здесь не шумели и жены его, словно разучились говорить. Сюда не заходили ненароком соседки поговорить-потолковать о снах, необычном поведении птиц или скотины.
В дом приходили лишь служивые, военные люди и глухими безучастными голосами докладывали своему окружному военачальнику о том, как идёт служба. Рюрик в одежде рарожского князя с неизменной тяжёлой серебряной цепью е соколиным профилем на овальной бляшке, висевшей на груди поверх кожаной сустуги, осунувшийся, хмурый, с постоянным взглядом исподлобья, с отросшими до плеч волосами молча выслушивал их, сокрушённо покачивая головой, и лишь иногда, когда все ждали от него решающего слова, произносил:
- Не горячитесь, чую: надо потерпеть.
Дружинники в растерянности разводили руками, в недоумении пожимали плечами. Роптали: что-то князь их уж больно сонным стал - али жены его прихворнули, али замучили наложницы, а может, Эфанда здесь, у словен, слаще стала.
Всё-то их князь оглядывается, всё-то о чём-то думает… Долго ли так будет-то?
А Рюрик молчал.
Прошла первая зима в чужом краю. Князь всё молчит.
Стаял снег. Минула одна весна, наступила другая…
Неожиданно князь ожил, взялся за дело. Проверил, крепки ли ладьи, не рассохлись ли у них донья. Наконец собрал дружину, мрачно оглядел воинов: лица у многих хмурые, сонные; кони вялые, ровно несытые.
"Да… князь рарогов должен быть всегда стоек!" - невесело вспомнил он совет Юббе, оглядывая соплеменников. "Даже когда тебя выбьют из седла?.. зло спросил он самого себя и тут же спохватился. - А кто меня выбил из седла? У меня есть крепость, дом, Эфанда и какая-никакая, но своя дружина!" - трезво оценил он своё нынешнее положение и крепче натянул поводья.
- Что-то не нравитесь вы мне, мои удалые дружинники! - громко крикнул князь, чтоб услышали его все две тысячи воинов, и широко улыбнулся.
Воины не поверили своим ушам и глазам.
- Неужто ожил? - заговорили они. - И впрямь улыбается!..
По рядам разнёсся шумный говор, смех, и до Рюрика докатились радостные выкрики: "Слава Святовиту! Живой наш князь!"
- Живой-живой, - смеясь ответил он и твёрдо добавил: - И вам помереть не дам! - Князь поднял правую руку, приветствуя воинов, и дал дружине просмеяться, - Как подсохнет земля, проведу проверочный бой! - задорно предупредил он и звонко выкрикнул: - Чтоб кони у всех были резвые, сытые, какие только угодны Перуну! Мечи и секиры - острые, послушные вашим ловким рукам и достойные бога Сварога! А сейчас - разминка! И да будет доволен нами Святовит! Дагар! Командуй разминкой! - приказал князь. Он резко повернул голову к своему знатному соплеменнику, а затем так же резко от него отвернулся.
Обрадованный Дагар бодро отозвался:
- Слушаю, князь! - но, заметив эти крутые повороты князя, насторожился: что бы это значило?
Да, Рюрик старался не смотреть на Дагара. Сегодня он не мог видеть доброжелательного взгляда его голубых глаз, могучих плеч и скупых, но удалых жестов. Подумать только, всего одна ночь отделяла Рюрика от трагического шага, едва не повлёкшего за собой гибель Дагара!
Ночь! Но как он её пережил?! Рюрик взмокшей рукой поправил сустугу и вскинул голову. Нет, гордыня его ещё не унялась… Ну и что же, что он женился в третий раз! Первая жена обязана блюсти ему верность и ждать его! Он не приходит к ней третий год? Ну и что?.. Хорошо, что с ним разговаривала сама Оршада. Это была одна из жриц, которую он уважал больше других. Именно Оршада не пускала князя к первой жене, когда та ждала ребёнка. Именно Оршада терпеливо и настойчиво объясняла ему, как надо обращаться с беременной женой, как необходимо беречь её. Именно Оршада посоветовала Рюрику жениться на смуглолицей, молчаливой кельтянке Хетте и не нарушать покой Руцины своими посещениями. Только спустя год после родов она дозволила ему заходить к Руцине. И как высоко он оценил свой первый приход к первой жене после полуторагодовой разлуки… Их встреча была такой жаркой, что в течение трёх суток они не отходили друг от друга… А теперь Руцина целует Дагара?! Нет, он этого не перенесёт! Он убьёт этого медведя-меченосца! Князь рванулся к секире, схватил её и бросился к порогу гридни.
- Но ты же целуешь Эфанду!- гневно крикнула Оршада, загородив собою выход из гридни.
- Это я! Мне можно все! - заносчиво крикнул Рюрик и потребовал освободить вход в гридню.
Но жрица не пошевелилась. Раскинув руки к косякам двери, она твёрдо стояла на пороге и, колючим взором уставившись на Рюрика, гневно крикнула: Ты же давал Руцине свободу в Рарожье! А почему здесь передумал? Ревность обуяла? Это несправедливо, князь! И потом, если тебе можно все, то заходи в равной степени ко всем жёнам! Сможешь?
Рюрик отпрянул от жрицы. Мгновенно представил себе, как сегодня ночью от Эфанды пойдёт к Руцине или к Хетте, и вздрогнул.
- Что? - заметив смятение во взоре князя, спросила жрица. - Не представляешь, как уйдёшь от Эфанды?.. Вот в этом-то всё и дело, горячая твоя голова, - уже спокойнее проговорила Оршада, видя, что князь сник и опустил руки.
Она подошла к нему, молча отобрала секиру и тихонько положила её на место.
- Успокойся, князь, - ласково проговорила жрица, едва переведя дыхание. - Это тяжело принять душе, я знаю…
- Замолчи! - грубо прервал её Рюрик. Он мутным взором оглядел дверной проем, нащупал в полутьме тяжёлую дверь и медленно закрыл её.
Жрица испуганно затихла. Она широко раскрытыми глазами наблюдала за действиями князя и напряжённо думала, как ей быть дальше.
Князь стоял у двери, держась одной рукой за её ручку, а другой - за косяк, не оглядываясь на жрицу, и зло думал: "Что со мной? Неужели хмурь Ладоги так въелась в душу, что я готов на все? Ведь Руцина - женщина!.. А женщина… не должна жить без мужчины!" Он стоял опустошённый, противный самому себе и боялся посмотреть благородной жрице в глаза.
Оршада что-то говорила тихим, ровным голосом, и, с огромным трудом сосредоточившись, князь услышал вдруг то, что взволновало его до слез.
- Она перечитала все молитвы Христу, чтоб вернуть тебя, но ты был непреклонен… Тогда Руцина поняла, что насильно хочет заполучить твою душу, а это великий грех для христианки, и она замкнулась ото всех, проклиная себя и свою любовь к тебе.
Рюрик вздрогнул. "Бедная Руцина! - неожиданно с сожалением подумал он и возмутился: - Как я мог!.. А почему я больше не мог быть с ней? - недоумённо спросил он себя и с усилием вспомнил: - Ах да, я увидел тогда в её лице что-то чужое, несвойственное ей, и ещё что-то, что оттолкнуло… Да-да, я вспомнил… Меня оттолкнула её надвигающаяся старость. Я вдруг увидел эти её усилия, эти её женские уловки. Зачем она их не сдержала? Зачем она их… проявила?! Зачем?! Она погубила этим все! Как хороша женщина своим естеством! Сколько у меня наложниц?! И они все просты в обращении со мной… Вот что мне дорого в женщинах", - хмуро и растерянно думал Рюрик, так и не отходя от двери и не глядя на Оршаду, не отвечая ей, но чувствуя, что неискренен и сам с собой.
Жрица поняла, что гроза миновала, и более свободно, но так же тихо продолжала убеждать князя:
- Руцина и Дагар подходят друг другу и по возрасту! - И ласково добавила: - А Эфанда так украшает тебя! Так любит тебя!
