Уверяю вас, даже если бы подобное произошло в самом центре «Баббингтона», никто бы не произнес ни слова – разве что кто-нибудь слегка бы кашлянул по поводу неприемлемости здесь подобной сцены. Правда, в моей характеристике написали бы: «Становится непристойно зеленым, удваивается в размере и орет что-то бессвязное от ярости, когда находится в состоянии стресса. Не рекомендуется повышать в должности».
Зараза Элли! Это она все испохабила.
Когда я пребываю в возбужденном состоянии, то начинаю расхаживать взад и вперед. Ханне не требовалось проявлять чудеса наблюдательности, чтобы догадаться, что что-то не так. Она избегала меня после вчерашнего вечера, неслышно семеня по квартире и влетая и вылетая из кухни с провизией. Однако наконец она набралась храбрости и подошла ко мне. К тому времени Куки уже ускакал, дав ей свой номер телефона. «Попроси номер у того, кто с ним целовался, – посоветовал я, когда он вручил ей клочок бумаги. – Сожги его».
Если бы у меня был выбор, какую казнь лучше всего выбрать для Элли за преступления против Чарлза Фортьюна? Это трудная задача.
Думаю, Ханна была выбита из колеи, когда я решительно сказал ей, что это не имеет отношения ни к ней, ни ко вчерашнему вечеру.
– О, это хорошо, – заметила она. – Потому что это ведь ничего не значило. Просто напились и дурачились.
Пожалуй, топор. Больше шансов, что не сразу получится, и приговоренный испытает мучительную боль. Я несколько отвлекся от Ханны.
– Дурачились – это верно, – рассеянно произнес я. – Но это был прелестный поцелуй.
Ханна зарделась.
– Ты так думаешь? А что именно тебе в нем понравилось?
Бормоча себе под нос, я снова начал расхаживать по комнате.
Ханна следовала за мной по пятам, приставая ко мне, чтобы я все рассказал, но я лишь отмахивался от нее. Она продолжала приставать, и я сказал, чтобы она отцепилась. Она раздраженно потребовала, чтобы я немедленно сказал ей, в чем дело. Я снова ответил: «Будь любезна, отвяжись». Она заявила, что не заткнется, пока я ей не скажу. И тут я нанес удар ниже пояса: сказал, что позвоню ее матери и скажу, что меня беспокоит ее дочь – она действительно может остаться одна навсегда. Может быть, пришло время познакомить ее с той еврейской подругой ее мамы, о которой та постоянно говорила – эта подруга подрабатывает на стороне в качестве свахи.
К чести Ханны надо сказать, что несмотря на то, что это была страшная угроза, ее было не так-то легко остановить.
– Только попробуй, и тогда тебе не о чем будет беспокоиться, потому что ты будешь занят кастрюлей, которую я запущу тебе в голову.
Войдя в гостиную, я рухнул на диван.
– Мы с Элли расстались.
Лицо у Ханны стало озабоченным.
– Что случилось?
Мне нужно было что-то сказать, но пока я не мог поведать Ханне всю историю. Я не был готов к тому, чтобы на меня свалились еще и ее гнев и огорчение.
– Она меня обманула, – сказал я. И это было правдой в широком смысле слова.
Ханна поднесла руку ко рту – она была так потрясена, что даже улыбнулась. Впрочем, улыбка тут же исчезла.
– С кем? Мы его знаем?
– Я не хочу об этом говорить.
– Нет, нет, конечно, не надо. Это не Мартин Монтгомери? Я всегда думала, что он как-то странно на нее посматривает. И он такой интересный мужчина.
Я ощутил, как надвигается приступ паранойи, но вовремя вспомнил, что Элли, при всех своих многочисленных недостатках, действительно влюблена в меня.
– Нет, это не Мартин. Я не желаю об этом говорить. О'кей?
– О, конечно, прости. Эндрю Хилл?
– Ханна, заткнись.
– Ты только скажи мне – это не Уолтер Флинт? Я знаю, что в юридической профессии он – Эйнштейн, и что Элли находит интеллект сексуальным (правда, тогда непонятно, почему она крутит роман с тобой). Но как вспомнишь о странной форме его головы: она какая-то квадратная…
– Я сейчас досчитаю до пяти, и, если ты скажешь еще хоть слово, я сам позвоню этой свахе, чтобы избавиться от тебя на ближайшие сорок лет.
Присев на подлокотник дивана, она неуклюже обняла меня за плечи. Это напомнило мне, как в четырнадцать лет я, театрально зевнув и потянувшись, прибегал к такому маневру: моя рука как бы случайно оказывалась на плечах у девчонки. Но однажды Кэролайн Бисон, ядовитая не по годам, сказал: «Чарли, ты, кажется, что-то уронил». И тогда я поклялся никогда больше не слушать советы моего дедушки о том, как вести себя с женщинами. «Это их притягивает», – говорил он, подмигнув мне.
Ханна вернула меня к прискорбной реальности.
– Прости, Чарли. Я могу чем-нибудь помочь?
Я вздохнул.
– Нет, мне просто нужно какое-то время, чтобы прийти в себя.
– Я уберусь отсюда – поеду к маме или что-нибудь придумаю.
Я впервые взглянул на нее.
– Ты пойдешь на это ради меня? И не побоишься свахи?
– Да. Полагаю, я в любом случае подпорченный товар. Такой позор! Мама сказала, что после всего этого меня будет гораздо труднее сбыть с рук. «А чем занимается ваша жена, мистер Коэн?» – «Это та женщина, которая из-за своей полной некомпетентности чуть не погубила „Баббингтон Боттс". Однако я надеюсь, что она сможет воспитать наших детей, если установить строгий контроль над ней».
Я со смехом схватил ее руку, лежавшую у меня на плечах.
– Не уезжай домой. Мне нужно, чтобы ты тут вертелась – ну, знаешь, на всякий случай.
Ханна радостно улыбнулась и встала.
– Я знаю, – ответила она. – Надо бы взглянуть, что за вкуснятину я могу соорудить нам на ланч.
Я тоже улыбнулся:
– Ага, значит, ты все-таки умеешь готовить!
– Вчера я специально сходила в «Сейнсбериз»[62] – сказала она, отчаливая в сторону кухни. – Все, что мне нужно – это моя верная вилка, и ты увидишь, что никто лучше меня не протыкает пленку, в которую упакованы эти полезные для здоровья блюда для микроволновки.
Настало время, когда мне нужно было перед кем-нибудь выговориться, но я не мог найти никого подходящего. Ханна отпадала, и я не считал возможным грузить своими проблемами Люси и Эша, рассказывая им о поступке Элли. Моя мама просто заплакала бы, повторяя: «Как ты мог сделать со мной такое?», и обвинила бы меня в том, что я расстроил ее детальные планы моего будущего. А мой папа предложил бы скосить его газон, считая, что это будет хорошая психотерапия. Я подумал, что можно снова побеседовать с Куки, но он полагал, что я покончил с этой историей, и не понял бы, из-за чего весь сыр-бор.
В отчаянии я обратился к своему органайзеру, который предоставили мне в офисе и которым я крайне редко пользовался, и нашел номер телефона Искорки.
– Приветик! – Голос звучал более хрипло, чем обычно.
– Искорка? Это ты?
– Да, котик. Чем я могу тебе помочь сегодня? – Я так до конца и не поверил, что это она.
