на его лице появились складки сожаления.
— Ты собирался выдать меня замуж за свергнутого принца в надежде наполнить карманы банкнотами…
Сожалел он или нет, но моё имя прозвучало с его губ как предупреждение.
И всё же я продолжила:
— Многие не смогли бы этого простить.
Он не извинился, да я и не ждала от него этого.
— И всё равно я здесь, — сказала я, — я всё ещё здесь, и я прошу твоей помощи.
Его губы сжались, на многие и долгие секунды, повисшие между нами. Наконец, он буркнул:
— Можешь считать, что я заинтригован.
— Человек, в которого я влюблена — и он же влюблён в меня — это Наследный Великий Герцог, который обязан наследовать трон своей страны.
Переваривая моё заявление, отец задумчиво постукивал по подбородку сложенными вместе пальцами.
— А Великая Герцогиня Эйболенда осведомлена об этих отношениях?
— Если ещё нет, то скоро будет, — или около того, как утверждал Кристиан, когда они расставались. А раз он никогда не давал мне поводов сомневаться в себе, то и сейчас я не буду этого делать.
Кресло под отцом скрипнуло, когда он подался вперёд.
— Ты хочешь знать, вероятен ли такой союз.
— Да.
Он буркнул.
— И находишь ситуацию с Шамбери… непривлекательной, — его пальцы вернулись на стол, продолжая свои постукивания, но уже спокойнее. — Говоришь, что любишь его?
— Да.
Он потянулся за блокнотом и ручкой. Очки снова обрамляли его глаза. Я терпеливо ждала, когда по пергаменту потекут чернила, изо всех сил, не давая себе вскочить с кресла, чтобы прочитать написанное.
Когда он закончил, то положил ручку в чёткую параллель со своими записями.
— Я ожидаю тебя на конференции.
Лучше и представить было нельзя. У нас впереди долгий путь восстановления доверия внутри семейного круга, и ещё многое предстоит сделать, чтобы не дать наследию Васа пропасть без следа в анналах истории Ваттенголдии. Но пока я рада тому, что могу верить — или, по крайней мере, надеяться — что услышу благоразумный совет, и признать, что, может быть — просто, может быть — мы с родителями преодолеем это и вместе сможем восстановить репутацию нашей семьи.
Глава 61
Кристиан
Дорога в Ваттенголдии была гладкой и неприветливой, небо — тёмным. Три месяца, что я не виделся с Эльзой, были сплошным хаосом.
Объявление принцем Густавом о растрате средств налогоплательщиков на содержание дворца вызвало волну возмущений в их княжестве. Сказать, что у них всё было хорошо, было бы полным враньём, потому что в стране, всегда гордившейся своим наследием, вскоре стали звучать призывы к отмене монархии. Несмотря на принесённые официальные извинения и обещания по возмещению убытков, Густав ни разу не выказал страха и не впал в оправдания, как многие другие правители, которые, как я знал, не стеснялись переводить стрелки на козлов отпущения. Хоть я по-прежнему думал, что то, что он пытался сделать со своими дочерями, было омерзительно, в то же время сейчас я не мог не восхищаться им.
Он признал свои ошибки и выразил готовность заплатить за них, чтобы исправить ситуацию.
Эльза ни в чём не уступала отцу, неустанно работая с парламентом и народом, чтобы помочь разрешить ситуацию. За что, я был чертовски горд ею, ведь проходя через всё это, она сохранила хладнокровие и доказала Ваттенголдии, почему — если они решат сохранить монархию — их будущее будет в надёжных руках.
По возвращении из Парижа в Эйболенд, оказалось, что Лукас совсем не шутил, когда говорил, что Волчица меня запрёт. Круглыми сутками в течение первых недель мы орали друг на друга. Я был сыт ею по горло. Как только брат подтвердил, что все деньги, которые я просил перевести на, недоступные её ручонкам заграничные счета, гарантируя финансовую защиту отцу и брату в случае разбора полётов, переведены, я сообщил Великой Герцогине Эйболенда, что конкретно я о ней думал. О её образе жизни, о том, как она испоганила детство обоим сыновьям и как до основания разрушила жизнь отцу. Она же угрожала вычеркнуть меня из очереди наследования, против чего я возражать не стал.
— Если ты думаешь, что мне есть хоть какое-то хреново дело до того, что ты думаешь обо мне, — сказал я ей одним дождливым днём, — то, боюсь, что расстрою тебя до конца твоей жизни.
Я поднял с её стола газету, ту, заголовок которой кричал о постепенном обесценивании роли монархий в мире, подтверждением чему стал скандал в Ваттенголдии. Я бросил её на край рядом с матерью.
— Меня достало быть твоим Прекрасным Принцем.
Вскоре позвонил Густав. После чего в течение последующих недель было ещё много звонков, сопровождавшихся звонками от его коллег в Монаршем совете. А я был — и до сих пор оставался — в полном неведении о их намерениях. И это было только начало.
И вот я, с колотящимся сердцем, подхожу к ожидающему меня лимузину. Меня встретил личный помощник Густава, открыв для меня дверцу. Когда я сел на роскошное чёрное кожаное сиденье, то получил сообщение от Шарлотты, вместе с фотографией Эльзы, держащей на руках Дикки. Паренёк широко открыл рот и крепко сжал кулачки, беззвучно ревя с экрана телефона. Я не смог сдержать смеха от выражения лица Эльзы.
— Могу я обратиться к вам, чтобы узнать, как прошёл ваш перелёт, Ваше Высочество? — спросил Биттнер с переднего сиденья.
— Без происшествий, — я отправил Шарлотте короткое сообщение в ответ, после чего написал Паркеру. Он остался во дворце, чтобы помочь Лукасу разобраться с оставленными мной давнишними делами. — И намного короче, чем в апреле до Калифорнии.
Он тактично хихикнул, и остаток поездки мы провели в тишине.
Через несколько минут моему взору предстал розовый дворец, по краям обрамлённый белым цветом. Хоть и не Херст-касл, но по-своему очаровательный. Династия Васа правила этой землёй вот уже почти четыреста лет, и, несмотря на нынешние невзгоды, у меня были небольшие подозрения, что их род на какое-то время будет продолжен. Густав и София вряд ли смогут вернуть себе популярность, но Эльза — другое дело.
Как только мы оказались на подъезде ко дворцу, я увидел Принца Густава, ожидавшего меня около бокового входа. Когда я выбрался из машины, принц сжал моё плечо.
— Рад встрече с тобой, Кристиан.
— Спасибо, Ваше Высочество.
Он не обиделся на то, что я не ответил ему тем же приветствием. Зато он спокойно сказал:
— Полагаю, всё в порядке?
Я подавил желание горько рассмеяться. Но это было не так. Я был здесь, и только это имело
