Все постройки выглядят прочно, отлично сохранились, но никем не были обитаемы при нашем посещении. Говорят, что персияне имеют также и заднюю цель: не позволить нам перенести сюда нашу морскую станцию из Ашур-Адэ. В этой кале очень упорно может обороняться 200 хорошо вооруженных сарбазов против всех туркмен. Но помешать десанту наших войск кала серьезно не сможет. Занятая нами, она может быть обращена в хороший складочный пункт, вполне обеспеченный гарнизоном в 1 роту (морского состава) с 2 орудиями (медными 4-х фунтовками) на случай восстания туркмен. Кала эта имеет стратегическое значение, ибо прикрывает полосу твердой земли к югу от р. Карасу, доступную для десанта, равно также не допускает движения по тропе, ведущей к р. Багу вдоль берега…
Вполне надежная и доступная круглый год тропа от укр. Молла-кары вдет вглубь страны в направлении SO. Движение широким фронтом будет сильно стеснено, особенно для конницы. Артиллерия же должна будет расчищать себе путь топорами и может следовать только в одно орудие по надежной тропе. Пехота может пробираться и по сторонам дороги, но недалеко от нее. Густые колючие кустистые поросли местами представляют трудноодолимую преграду: войскам придется прорубаться сквозь кустарник, заполняющий собою и лес, и более отрытые поляны. Грунт в лесу по тропе лишь местами мягкий, в общем, доступен для колесного проезда. Придется, однако, для артиллерии расчищать дорогу, а местами (в ненастное время) гатить хворостом и бревнами; материал в изобилии под рукой.
Пройдя еще около 2-х верст, мы вступили в сел. Кюрд-Могала и вошли в дом Анна-хана… Вообще, жители бедны. Селение считается приграничным, а потому официально податей не платят. Но губернатор при назначении старшины в селение взимает в него 2000 туманов, из коих половину в свою личную пользу. Кроме того, жители несут многие повинности натурою, доставляя губернатору даром дрова и т. п. Как подспорье – жители занимаются садоводством и черводарством (перевозкой тяжестей вьюком на лошадях и др. животных). По племени они таты[141], древние насельники этого края, мужчины все бледны, худосочны и, по общему признанию, трусливы; женщины отличаются миловидностью.
Старшина Анна-хан, очень неприятный на вид человек, принял нас по-персидски любезно, угостил арбузами, плохой курицей, но отличным кислым молоком.
Мои моряки-спутники (Бутаков и Соловцов) охотились по пути очень неудачно. Затевать же охоту теперь, пройдя не меньше 6 верст по сильному зною, было и поздно, и тяжко, а мне лично совершенно не нужно.
Мы прошлись по селению и, видя приготовление всюду к празднованию могаррама[142], а затем недружелюбное настроение толпы, решили отправиться назад верхом. Анна-хан, хваставший перед тем, что он может выставить прости туркмен до 1000 челов. Пехотных и конных бойцов, с величайшим трудом и после длинных переговоров достал нам 6 лошадей.
Бутаков ехать верхом, однако, не решился, добродушно заявляя, что ч ним всегда при этом способе передвижения бывают крайне неприятные случайности. Нас почему-то, вероятно, в надежде на «пешкеш» (подачка за услугу) сочли нужным конвоировать вооруженные всадники. Старшина жаловался на тяжелое положение сельских жителей: угнетение их и туркменами, и самим астрабадским губернатором, который потакает всегда туркменам. Всегда он туркмена примет, выслушает его жалобу или просьбу, а персиянина прогонит. Перса за попытку отмстить свою обиду туркмену всегда накажут и т. п. Словом,[персидские] власти туркмен боятся и в них заискивают.
Вернулись мы к морскому берегу по другой дороге. Наши воинственные проводники, путаясь около собственного селения, завели нас по какой-то кратчайшей дороге, и мы попали в какое-то топкое болото, что едва из него выбрались. Полагаю, что мы уклонились слишком севернее описанной тропы и попали в разлив левых притоков р. Карасу. На берегу подле ватаги нас ожидал Сафар-хан. Однако, час спустя пришел и Бутаков и неизменным учителем своим Гуссейном, изнывая от усталости. Сначала на куласе мы вышли из р. Карасу, а пересели в свою шлюпку только в 70-и саженях от морского берега.
Сегодня же лейтенант Бутаков арестовал безбилетную лодку туркмена, оказавшегося родственником Сафар-хана, и ночью отправил ее с матросами на Ашур-Адэ. Сам начальник станции не знает, кто установил налог на право плавания. Вообще, это дело стоит исправить – иногда надзор строг: попавшуюся лодку держали несколько дней на Ашур-Адэ, брали 5 кранов штрафа, давали билет и отпускали. В большинстве же случаев надзора фактически определенного нет никакого, и достаточно сказать, что лодка принадлежит персиянину, чтобы ее и не трогали. Говорят, что так полагается, но кем и когда это положено, никто на морской станции этого не знает и никаких документальных оснований ни у кого на станции нет, да и не желает никто в это дело входить и наводить справки. А такое безалаберно проявление русской власти на море вызывает у туркмен насмешливое отношение к нам и вредит нашему обаянию, персиян же делает еще нахальнее.
Утром 28/VII в 7h «Чикишляр» снялся с якоря и через 45т подошел на S к устью р. Багу. В 10h 15m после завтрака и небольших приготовлений мы съехали в шлюпке на берег… Мы взяли проводника из жителей, привозивших к р. багу дрова, и отправились в ближайшую деревню Кюрд-кянды. Дорога, по которой мы шли, считается лучшей и доступна для колесного движения. В з4 вер. от берега мы достигли сел. Кюрд-кянды. По словам старшины, его селение вместе с 12 другими входит в состав булука Атцан, расположенного по южному берегу Астрабадского залива и состоящего в управлении какого-то сергенка. По словам жителей, дождливый период в их стране начинается с 1/IX, тянется всю зиму и до второго месяца весны включительно, т. е. до 1/IV. Но сообщение с берегом в этот период все же возможно и пешком, и верхом. Самое селение вытянуто в одну извилистую улицу, от которой по обе стороны в беспорядке расположены дворы с деревянными домиками и вышками, огороженные плетнями. Небольшой ручей хорошей воды пересекает селение в нескольких местах. Было очень жарко, когда мы подходили к селению.
Предварительно один из жителей настойчиво зазвал нас на свой бостан и угостил горячим от солнца и вообще плохим арбузом, за что ни больше, ни меньше просил подарить ему заарестованную ночью туркменскую лодку. Мы отделались от назойливого попрошайки, кажется, 2 или 3 кранами. У самого входа в селение семья кочующих здесь цыган пристал к матросам с просьбой подарить бутылки, в которых мы захватили с собою воду для питья.
Жители поражают своей худобой, бледностью и общим худосочием. Дети подслеповаты, а главное, покрыты паршами и какой-то сыпью. Дом старшины стоит в развалинах
