В политику Рабинович особо не лез никогда, предпочитая давать понемногу всем, но он изменил своему правилу в две тысячи четырнадцатом. Почему? Частично потому, что его до этого сильно прищемили ставленники действующего президента. Частично потому, что ему предложили, обстановка была такой, что только действительно влиятельные люди могли удержать обстановку в регионах, а в условиях полного политического банкротства всех и вся вес тех или иных фигур начал определяться исключительно по деньгам. Частично потому, что понимал – после захода России он не сохранит свои активы и, может быть, не сохранит и свою жизнь. И дело даже не в том, будет ли Россия целенаправленно охотиться за ним или нет. А в том, что сложившийся в Украине режим зарабатывания и сохранения денег не имеет ничего общего с тем, который принят в России. В России девяностые просто были прекращены волевым решением, а те, кто имел к ним отношение, кто лег в землю, кто сел в тюрьму, кто отправился в эмиграцию. А в Украине девяностые не прекращались никогда. Рабинович был таким же, как Березовский и Гусинский, он это понимал, равно как и то, что с современной российской действительностью и вообще с любым правовым государством он не совместим. И он, Рабинович, внес немалый вклад в то, что девяностые на Украине продолжились.
В две тысячи четырнадцатом Рабинович и его команда пришли на Днепропетровск, Сема стал губернатором, а его друзья заняли посты пониже, но – все. Это было ключевым решением и. о. президента на тот момент – скорее всего именно оно не дало реализоваться проекту «Новороссия» в том виде, в каком он был задуман. Днепропетровск – город в большей степени «ватный» – стал до того патриотичным, что его стали называть «вторым Львовом». Но одновременно с этим провал проекта «Новороссия», видевшегося как относительно бескровный развод двух малосовместимых частей Украины[78], обусловил и жесточайшую войну в Донецкой и Луганской областях, потери в которых превысили самые страшные прогнозы. Как потом признались в снятом местной телекомпанией фильме ближайшие соратники Рабиновича, они словно играли в «Зарницу» и даже представить себе не могли, что будет через год. Тысячи погибших, десятки тысяч раненых и искалеченных, сотни единиц сожженной бронетехники, миллионы беженцев, и всему этому не видно конца.
Никакого.
Рабинович, видимо, заключил сделку с властями, но с и. о. президента, тоже родом из Днепропетровска, а не с тем, кого избрали позднее. Суть сделки – Семе в кормление отдается весь юго-восток, в том числе и такой лакомый кусок, как Одесса, а он подавляет пророссийские силы теми средствами, какие сочтет нужным.
Все знают, что произошло в Одессе второго мая. В город на футбольный матч свезли самую радикальную часть проукраинской молодежи – ультрас, футбольных болельщиков. Все они, даже болельщики Крыма, Донбасса и Луганска[79], были за Едыну, как было принято тогда говорить. В городе собралось несколько тысяч самых отъявленных отморозков. И эти отморозки, направляемые чьей-то рукой, отправились на Куликово поле. Там они сначала разгромили и сожгли лагерь пророссийских сил, а потом подожгли бутылками стоящий рядом Дом профсоюзов, в котором спасались от погромов пара сотен человек. Загорелись первые этажи, ни «Скорая», ни милиция не ехали на вызовы, падающих из окон людей добивали палками. Официально погибло около пятидесяти человек, неофициально – за две сотни. Этот день, видимо, стал днем начала полномасштабной гражданской войны в Украине, и это знают все, но мало кто знает судьбу днепропетровских пророссийских активистов. Сами люди Рабиновича говорили, что привлекли бандитов, и те вывезли «ватников» в лес и поучили их любить Украину. Чешский советник МИДа выразился более определенно – он сказал, что их «убили и похоронили у дороги». Как бы то ни было, Рабинович сделал свое дело, и пророссийское движение споткнулось, «ватникам» удалось взять под контроль только часть Донецкой и Луганской областей. Рабинович совершенно точно высвободил руки властям в Днепропетровске и Одессе и позволил им плотно заняться обстановкой в Харькове, втором по величине городе Украины с сильными пророссийскими настроениями. Но Рабинович не смог ничего сделать ни в Донецке, ни в Луганске, более того, он стал опасным пугалом, крайне одиозным политиком. Хуже того, Сема, как его называли друзья, был крайне неприятным в личном общении и глубоко конфликтным человеком, он получал удовольствие от участия в конфликте точно так же, как люди получали удовольствие от бокала вина или, скажем, от отдыха в теплых странах. Про него известно было всякое – например, он лично контролировал денежные потоки всех принадлежащих ему компаний, а их было больше сотни. У него не было ни одного профессионального менеджера – он нанимал людей по признаку личной преданности и требовал от них большего, чем просто работа, – они должны были, например, участвовать в совместном отдыхе и терпеть унижения от Рабиновича. Он никогда ничего не забывал и мог отомстить через много лет. Например, следователя, который возбудил против него уголовное дело, десять лет спустя отправили в зону АТО и там почти сразу убили. Говорили, что если он заказывал кого-то избить, то часто лично выезжал на машине, чтобы посмотреть на избиение. Он мог публично нахамить кому угодно, включая и президента страны. Но его пути с Барченко разошлись не из-за этого. Во-первых, Барченко воспринимал его как соперника, и не зря, у Рабиновича были огромные деньги, а это в украинской политике всегда было решающим. Во-вторых, государству Украина требовались деньги, и настал тот момент, когда с народа были сняты все шкуры до единой, а деньги все равно были нужны, и потому государство Украина попросило впервые за свою историю поделиться олигархов. А олигархам это сильно не понравилось. Потому что пришли один раз – придут и второй, и третий, и потому что Барченко сам был олигарх, но самого себя он «раскулачивать» не хотел, да и вообще, украинские олигархи всегда были крайне патриотичны, но этот патриотизм никогда не включал в себя уплату налогов. Так и Сема Рабинович – он мог быть за Едыну, он мог бороться с сепарами, он и его люди могли договориться с кем угодно и о чем угодно, но как только речь заходила о деньгах, все договоренности летели к черту. Потому что в случае с деньгами нельзя делать вид, они или есть или нет, или они твои или чужие.
В две тысячи пятнадцатом президент Украины Барченко решил, что все, достаточно. Барченко и сам был олигархом не из последних, он отлично понимал, что для Семы Рабиновича все впору, он отнимет и его, Барченко, активы сразу, как только к этому будет возможность. А потом будет звонить и стебаться, как он звонил сидящему в американской тюрьме Лазорко и издевался над ним, собрав полный кабинет своих соратников, рассказывал, что и как он у него отнял.
Конфликт начался с того, что на приграничной территории произошло убийство офицера СБУ. Как сообщило телевидение, убийцей оказался член добровольческого батальона и помощник депутата, близкого к Рабиновичу. Так сказало телевидение, и это само по себе было актом войны. Депутат выступил и сказал, что СБУ крышует конвои в зону АТО и обратно, левый оборот спиртного и угля. А некоторые из членов команды Рабиновича, люди непубличные, дали интервью, в которых очень резко высказались по ситуации в стране и в адрес конкретно Барченко, обвинив его в лживости, слабости, трусости, бюрократизме, коррумпированности и неспособности добиться победы в войне. Одновременно они высказались за переговоры с Донбассом, что противоречило официальной линии власти и уже откровенно попахивало фрондой.
Власть нанесла ответный удар, сменив менеджмент в незаконно контролируемых Рабиновичем «Укрнафте» и «Укртранснафте». Рабинович примчался в Киев с боевиками и занял офисные здания этих компаний. Это было прямым вызовом, но в этот раз он проиграл. Американский посол однозначно стал на сторону действующей власти и пригрозил Рабиновичу арестом счетов за рубежом и признанием его главарем мафии. В итоге ему пришлось оставить губернаторский пост, причем без каких-либо гарантий для его интересов. Барченко даже отказался подписывать «понятийку» – не имеющий никакой юридической силы документ, который тем не менее определял характер взаимоотношений между сторонами. Затем Барченко нанес еще один удар, сменив администрацию Одесской области – той самой, в которой сидел ставленник Рабиновича и которая была отдана ему в кормление по итогам событий второго мая и подавления пророссийской фронды. Новым губернатором Одесской области стал бывший президент Грузии Шалишвили. Причем сделано это было очень тонко: Барченко, понимая, что просто так забрать себе Одесскую ОГА ему не дадут, она отдана Рабиновичу в ленное владение и у Рабиновича достаточно грязи на самого Барченко, чтобы выставить его военным преступником в глазах всего мира, решил проделать «удар от борта». Он вышел на США с предложением взять какой-то пилотный регион в Украине и на нем отработать реформы и создать команду реформаторов, которые потом перейдут в Киев. США ухватились за это предложение еще и по другой причине – им хотелось собрать и посмотреть в деле российских оппозиционеров, тех самых, каких потом можно будет использовать в Москве. В итоге, когда на Одессу стали заходить уже США, а не Барченко, Рабиновичу ничего не оставалось, как утереться. И лишь некоторые люди из его команды вяло брехали на грузинских реформаторов в Твиттере.
