— Ой, как интересно! А в каком ресторане будет облава?
— Видите ли, мисс, — заколебался офицер Гарроуэй, — это служебный секрет, но если вы никому не скажете — обла… пчхи… а-пчхи! — будет в «Лиловом цыпленке». Это здесь, за углом. Так что пожелаю вам, мисс, доброй ночи, а мне пора бежать.
— Минуточку! Я ведь пришла к мистеру Финчу! Вы его не видели?
— Нет, мисс. Никто не заходил в квартиру, пока я был тут.
— Тогда я подожду. Доброй ночи. Надеюсь, вам станет получше.
— Мне уже лучше, мисс, — галантно сообщил Гарроуэй, — благодаря вашему сочувствию. Доброй вам… апчхи-и! — ночи, мисс.
Молли, выйдя на крышу, встала там, глядя на миллионы переливающихся огней. На такую высоту голос Нью-Йорка доносился едва слышным шепотом. Воздух был прохладен и душист. Легкий ветерок шелестел кустами в горшках, за которыми с таким рвением ухаживал Муллет. Укоризненно сиял полумесяц, словно понимая, что предстает он не в самом выгодном свете. Как и Сигсби X. Уоддингтону (гонявшемуся сейчас за третьим Галлахэром), луне, чтобы выразить себя, нужны широкие просторы.
Молли, однако, не увидела в серебристом сиянии повода для критики. Клуне она испытывала собственнический интерес. То была ее личная, персональная луна, она должна была бы светить сейчас в окошко поезда, уносящего ее в свадебное путешествие. В том, что путешествие пока что откладывалось, луна ни капельки не виновата. Глядя на светило, несчастная невеста попыталась продемонстрировать своим поведением, что воспринимает все правильно.
Именно тогда в покой ночи ворвалось приглушенное восклицание, и, обернувшись, Молли увидела Джорджа.
Джордж стоял в лунном свете, поедая ее оловянными глазами. Хотя фигурка перед ним обладала всеми признаками Молли и хотя опрометчивый наблюдатель с ходу признал бы — да, это Молли и есть, казалось настолько невозможным, чтобы она очутилась здесь, что Джордж решил — он страдает галлюцинациями. Видимо, его подкосило нервное напряжение такого тяжелого дня, доведя до того состояния, в каком находится путник, которому мерещатся миражи. Поэтому он остался стоять, где стоял, не смея шевельнуться. Ему ведь было известно, что стоит дотронуться до человека во сне — и он исчезает.
У Молли склад ума был более практичный. Она двадцать миль проехала ради того, чтобы увидеть Джорджа, прождала его уйму времени, и вот он наконец-то здесь! Тогда она совершила самый разумный поступок — слегка вскрикнув от восторга, скакнула к нему, словно кролик.
— Джордж! Мой дорогой!
Человек учится, пока живет. Джорджу стало ясно, что он здорово промахнулся; надо пересмотреть все эти предвзятые идеи насчет того, что может и чего не может произойти во сне. От прикосновения Молли не исчезла, а, наоборот, с каждой секундой становилась реальнее.
Прикрыв глаза, он нерешительно поцеловал ее. Потом открыл их. Молли по-прежнему стояла рядом.
— Так это и правда ты? Наяву?
— Да, это я, наяву.
— Как же… Что?…
Уровень интеллекта у него был вполне приличный, и тут до него дошло, что он портит золотой миг бессмысленной болтовней. Он прекратил всякие расспросы, и на крыше воцарилось молчание. Луна смотрела сверху, весьма довольная. Не очень-то большой интерес рассматривать огромный город. Вот такое зрелище куда приятней. Единственное зрелище, если подумать, ради которого и стоит светить.
Джордж прильнул к Молли, а Молли прильнула к Джорджу, точно двое уцелевших после кораблекрушения, случайно встретившиеся на омываемом волнами берегу. Забытый мир уходил от них все дальше и дальше.
Но мир никогда не позволяет забывать о себе надолго. Вдруг Джордж оторвался от Молли, вскрикнул, подбежал к стене и взглянул вниз.
— Что случилось?
Успокоенный Джордж вернулся. Тревога оказалась ложной.
— Мне показалось, что я увидел кого-то на пожарной лестнице.
— На пожарной лестнице? Кто ж там мог быть?
— Подумал, может, сосед с этажа ниже. Пренеприятный тип. Очень любопытный, вечно всюду сует нос. Некий Ланселот Биффен. Он и раньше сюда захаживал. Редактор «Городских сплетен». Меньше всего нам нужно, чтоб он за нами подсматривал.
— А ты уверен, — тревожно спросила Молли, — что его там не было?
— Абсолютно.
— Если кто увидит меня здесь…
Джордж выругал про себя чересчур живое воображение, которому почудился темный силуэт на фоне летнего неба. Разрушил сам золотой миг, и его уже не вернуть.
— Не пугайся, дорогая. Даже если он и видел тебя, то ни за что не догадается, кто ты.
— Ты хочешь сказать, что ему не в диковинку, что ты кого-то целуешь?
Джордж пребывал в том расположении духа, когда человек не вполне отдает себе отчет, что он говорит, но он был уверен, что ничего подобного не имел в виду, и язык у него узлом заплетался, когда он попытался выразить это тремя разными способами.
— Да-а, после того, что произошло сегодня днем… — протянула Молли.
И отодвинулась. Она была доброй, но общеизвестно, что любая особа женского пола обожает помучить мужчину, которого любит. Женщина может быть ангелом милосердия, исцеляя муки и страдания, но если ей выпал случай кольнуть возлюбленного и понаблюдать, как тот корчится в муках, она этого случая не упустит.
Язык казался сейчас Джорджу клубком шерсти, с которым вдосталь наигрался котенок. Огромными усилиями он расправил два-три главных узла, чтобы произнести хоть что-то.
— Клянусь тебе… — начал Джордж, настолько увлекшись эмоциями, что даже пылко вскинул кулак клуне.
Молли замурлыкала от наслаждения. Она просто обожала смотреть на него, когда он бывал особенно смешным, а уж смешнее, чем сейчас, он еще никогда не выглядел.
— Клянусь тебе чем хочешь, я в жизни не видел этой чертовой девицы!.
— А она прекрасно тебя знает!
— Для меня она — абсолютная, совершенная незнакомка! Целиком и полностью!
— Ты уверен? Может, просто забыл о ней?
— Клянусь, — повторил Джордж, удержавшись в последнюю секунду, чтоб не прибавить — «этой луной!». — Если хочешь знать…
— Да! Очень-очень!
— Так вот, я думаю — она ненормальная. Совершенно безумная особа!
Молли решила, что мучение длилось достаточно долго. Девушки с поразительной точностью умеют рассчитывать время пытки. Мучения в меру мужчинам на пользу — они подстегивают их, позволяют поддерживать активную и энергичную форму. Но слишком много — это тоже перебор.
— Джордж, бедняжечка мой! — проворковала она. — Неужели ты хоть на миг мог подумать, будто я поверила хоть единому слову из того, что она наговорила?
— Что! Ты не поверила?
— Конечно, нет!
— Молли! — Теперь Джордж аккуратно взвешивал слова. — Ты самая милая… самая добрая… самая прекрасная, самая совершенная девушка на свете!
— Конечно. Видишь, как тебе повезло!
— Ты ведь сразу поняла, что она — сумасшедшая! Сразу раскусила, что она одержима какой-то манией…
— Ничего я такого не поняла! Сначала я совсем растерялась, но потом пришел папа и сказал, что исчезло мое жемчужное ожерелье.
— Твое жемчужное ожерелье? Исчезло?!
— Девица стащила его. Она воровка. Разве ты еще не понял? Все подстроено, и очень хитро. По-другому заполучить его она не могла. А вот так, ворвавшись, крича всякую чепуху, она, естественно, отвлекла внимание от свадебных подарков. Потом притворилась, будто хлопнулась в обморок на стол, схватила ожерелье и быстренько сбежала. Никто даже и не догадался, что же произошло на самом деле.
Джордж присвистнул. Кулаки у него сжались. Он враждебно уставился на куст в горшке, точно тот нанес ему личное оскорбление.
— Если я когда-нибудь встречу эту…
— А вот мама, — расхохоталась Молли, — все еще говорит, будто ты знал ее и ее история — правда, а ожерелье она стянула по пути. Забавно, а?
— Забавно, — горько заметил Джордж, — не то слово. Из-за твоей мачехи я хохочу без остановки, с самого начала. Она заслуживает, чтоб ей как следует дали дубинкой по голове. Если хочешь знать, что я думаю об этой заразе, об этой каре небесной, которая ухитрилась прицепиться к вашей семье и отравить всем жизнь, позволь мне начать с того, что… Однако сейчас не время…
— И правда. Мне пора возвращаться.
— О, нет!
— Да. Надо ехать домой и упаковываться.
— Упаковываться?
— Возьму только один чемодан.
Вселенная вокруг Джорджа бешено завращалась.
— То есть — ты что же, уезжаешь? — упавшим голосом выговорил он.
— Ну да! Завтра.
— О, Господи! Надолго?
— Навсегда. С тобой.
— Со?..
— Конечно! Разве ты не понял? Сейчас я еду домой уложить чемодан. Потом вернусь в Нью-Йорк, переночую в отеле. Завтра мы рано утром обвенчаемся и днем уедем. Совсем одни.
— Молли!
— Взгляни на эту луну. Сейчас ей полагалось бы светить в окошко нашего поезда.
