Сирхэй стоял на ветру с непокрытой головой, ветер трепал его длинные волосы. Плаща он тоже не надел, как бы желая ощутить на себе все неистовство шторма, полностью соответствовавшее его собственному настроению. Ему хотелось взреветь так же, как ревело море, и биться о скалы подобно ветру. Он ощущал на губах привкус ярости бури, привкус соленых брызг и морской пены.
Внезапно краем глаза Маккейди уловил на берегу какое-то движение, и тотчас же у него перехватило дыхание, а тело напряглось. Хотя он совсем не удивился, увидев ее здесь. В его воспоминаниях она всегда бежала босиком по песку, и ее волосы развевались по ветру рыжеватым облачком.
Вот и сейчас она в одиночестве стояла у самой кромки воды, как будто бросая вызов разбушевавшейся стихии. Огромная волна, разбившись о берег, обдала ее тучей брызг. Но Джессалин не шелохнулась, не обращая внимания ни на холод, ни на то, что ее платье промокло и плотно облепило тело. Она стояла там словно обнаженная.
Ни один мужчина не способен вечно сдерживать свое желание. Ни у кого нет такой силы воли. И Маккейди позволил себе помечтать о том, что он мог бы шагнуть к ней, сжать в объятиях, повалить на мокрый песок и наконец-то сделать своей.
Это было нельзя, но Маккейди слишком поздно понял свою ошибку. Страсть и почти нестерпимое желание погнали его к ней по мокрому песку. Где-то, будто предупреждая об опасности, вскрикнула одинокая чайка, и Джессалин резко обернулась. Видимо, в его лице было что-то такое, что напугало ее, и в серых глазах появилось выражение неприкрытого ужаса и смятения. Это подействовало на Маккейди, как удар кулака.
Она побежала прочь, проскользнув совсем рядом, и мокрые рыжие волосы хлестнули его по лицу.
– Джессалин! – крикнул Маккейди, но догонять не стал, хотя и мог бы. Джессалин карабкалась вверх по тропинке так, словно за ней гнались все дьяволы ада.
А он еще долго стоял на берегу, глядя на бушующее море. Чайка снова закричала, но ее крик заглушил рев ветра.
Леди Летти презрительно фыркнула и постучала тростью по земле.
– Кто бы мог подумать, что это когда-нибудь произойдет? Вот пройдоха. Правда, Трелони всегда были пройдохами.
– Мне казалось, бабушка, тебе приятно будет узнать, что старый рудник опять открывают, – сказала Джессалин, глядя по направлению «Уил Пэйшенс». Рудник разукрасили красными и белыми флажками, хлопавшими на ветру, как сотни маленьких ладоней. Главное здание было тщательно отремонтировано – выпавшие кирпичи заменили новыми, а рамы выкрасили в жизнерадостный желтый цвет. Из трубы валили клубы Дыма и, уплывая, таяли в нестерпимо ярком голубом небе. – Подумай, как это важно для жителей Маусхоула. Теперь у них круглый год будет работа.
Леди Летти снова фыркнула, однако на этот раз выглядела довольной.
– Все это, конечно, замечательно. Однако он сорит деньгами направо и налево. А ведь говорят, что остаток денег по брачному контракту он получит лишь после рождения наследника. Нельзя же жить в счет весьма призрачных надежд. Впрочем, тут уж ничего не поделаешь – он типичный Трелони. А вдруг родится девочка? А что, если ребенок родится мертвым? Да и его жена не выглядит достаточно крепкой, чтобы родить без риска для своего здоровья.
Эмили и впрямь казалась слишком хрупкой, для того чтобы выносить и родить ребенка. Она сама была похожа на ребенка. Особенно сейчас, когда стояла на высокой деревянной платформе, рядом со своим рослым, широкоплечим мужем. Открытие рудника было событием не менее важным, чем спуск на воду корабля, а потому все жители Корнуолла на много миль окрест сгрудились возле «Уил Пэйшенс», чтобы поглазеть на торжество.
Граф и его жена взобрались на верхнюю площадку, чтобы окрестить самую большую балку. Здание рудника было выстроено на узком выступе между почти отвесным утесом и морем, туда вела лишь узенькая горная тропка. Джессалин удивилась, что граф Сирхэй позволил беременной жене присоединиться к нему. Возможно, Эмили просто настояла на своем, желая быть рядом с мужем в эту минуту. На ее месте Джессалин бы сделала то же самое.
На ее месте… На Джессалин нахлынули воспоминания. Воспоминания о том дне, когда они вместе спускались в заброшенный рудник. Они тогда поссорились, и Маккейди хотел оставить ее наверху, но она все равно спустилась и, как дура, провалилась в шахту. А потом они нашли ребенка Сэлоум, а Джессалин так никогда и не спросила его, отыскал ли он руду. Но, не спросив, она знала, чувствовала, что он обязательно когда-нибудь откроет этот рудник. Только в глупых мечтах шестнадцатилетней девчонки вместо Эмили рядом с ним стояла она, Джессалин.
Церковный хор затянул «Боже, храни Короля». Преподобный Траутбек подошел к краю деревянной платформы и попросил Господа благословить это новое начинание богатыми жилами высококачественной руды. Где-то снизу заревела приведенная в действие паровая машина. На место преподобного Траутбека встал лорд Сирхэй. Он произнес короткую остроумную речь, и вскоре пронизанный солнцем воздух зазвенел от веселого смеха рудокопов.
Все окружающие не сводили глаз с графа, и Джессалин ничего не оставалось, кроме как последовать их примеру. В ярко-синем сюртуке, светло-желтых брюках и белом жилете с жемчужными пуговицами он выглядел просто потрясающе. Легкий бриз шевелил его волосы, выбивавшиеся из-под цилиндра, в ухе по-прежнему сверкала золотая серьга.
Граф закончил свою речь, и со всех сторон послышались приветственные возгласы. Он повернулся и привлек к себе стоявшую рядом жену. Золотые волосы Эмили сияли на солнце, как нимб. Толпа замерла, потрясенная красотой этой хрупкой женщины. Лицо Эмили, обращенное к мужу, светилось обожанием.
Джессалин потупила взгляд.
По-прежнему не сводя с мужа сияющих глаз, Эмили взяла бутылку французского бренди и разбила ее о большую балку. Осколки и янтарные капли вспыхнули на солнце, словно бриллианты. Толпа радостно зашумела, и леди Летти удовлетворенно постучала о землю своей тростью. Только Джессалин стояла молча, не разделяя всеобщего ликования.
Маккейди поднял голову, и его взгляд зашарил по толпе в поисках Джессалин. Она всегда чувствовала на себе его взгляд, словно прикосновение, как будто он мысленно ласкал ее. Джессалин слегка покачнулась и невольно вздохнула. Ей показалось, что не взгляд, а руки ласкают ее тело. Несколько Мгновений на лице Маккейди отражались чувства настолько сильные, что у Джессалин сжалось сердце. Правда, это длилось совсем недолго – рот Маккейди снова сжался в узкую полоску, и он отвернулся. После Джессалин даже гадала, уж не померещилось ли ей все это.
Граф лично открыл клапан собственноручно построенной машины, и оттуда вырвались клубы пара. Заработали поршни. Котел стонал и вздыхал.
