Результаты сказались немедленно. Амнистия потушила восстание, что развязало Бильге-хану руки для внешней войны.
Так же удачно разрешил Бильге-хан внутритюркскую проблему. Многие из тюрок были неприятно поражены резней государственных советников во время переворота 716 г. и «начали колебаться»[1245]. Призвав на службу Тоньюкука, Бильге-хан лишил недовольных вождя. Но помимо этого он указывает, что «поднял к жизни гибнущий народ, снабдил платьем нагой народ, сделал богатым неимущий народ, сделал многочисленным малочисленный народ»[1246]. Добиться этого он мог, только проявляя щедрость при разделах добычи и принимая в орду добровольцев, т. е. переманивая удальцов-наездников к себе на службу. Этим он отнимал активный элемент у противника и усиливал себя и свою орду.
Не менее решительно изменил Бильге-хан внешнюю политику — он добился мира с Империей. Немедленно после блестящей победы он обратился к императору, «обещая почитать Сына Неба как сын отца. Император согласился»[1247]. Это был компромисс: такое почитание ни к чему не обязывало хана и давало ему вожделенный покой. Император при этой постановке вопроса оставался номинально гегемоном степи и сохранял престиж. Но ему было необходимо получить от тюрок заложника, и он потребовал одного тюркского вельможу для службы в корпусе телохранителей. Это должно было символизировать признание воинской повинности, которую несли все кочевые подданные Империи.
Последняя попытка расправиться с тюрками была предпринята в 722 г. Бильге-хану, Кюль-тегину и Тоньюкуку было послано приглашение приехать в Китай и принять участие в торжественной церемонии жертвоприношения на горе Тайшань, которое совершал сам император. То, что китайцы задержали бы хана и его спутников как заложников, было очевидно всем[1248], в том числе и самим приглашенным, которые ограничились тем, что поблагодарили за высокую честь. Бильге-хан в ответ потребовал в жены царевну. Император не согласился, так как это означало бы юридическое признание Каганата, т. е. признание собственного бессилия. Хан уступил и стал ежегодно отправлять одного вельможу в Чанъань «на службу». Хотя мир не был заключен, но осуществлялся явочным порядком.
Наконец, хан проявил уступчивость и в территориальном вопросе. Несмотря на высокомерные заявления, что «Туфань (Тибетское царство) от собак происходит, а Кидань и Хи мои невольники и подданные»[1249] и что «тюргешский хан мелкий владетель и притом тюркский вассал»[1250] (однако тюргешскому хану Бильге-хан дал в жены свою дочь «с большими почестями», а дочь тюргешского кагана вышла замуж за сына Бильге-хана также «с большими почестями»)[1251], Бильге-хан не спешил возвращать себе Семиречье или приобретать что-либо к югу от Тянь-Шаня, где свирепствовали тибетцы. Даже южная Джунгария, населенная тюрками-шато, потомками среднеазиатских хуннов, как перешла в 714 г. под власть Империи, так и осталась за нею. Отпали от каганата и саянские кыргызы, что видно из того, что их посольства четыре раза приходили к Сюаньцзуну (713–715 гг.)[1252]. Единственным следом победы над кыргызами остался балбал, поставленный у могилы Капаган-хана и изображавший кыргызского хана, убитого в 710 г.
Такой уступчивостью Бильге-хан обеспечил своему народу и своей державе-элю двадцатилетний мир — с 722 по 741 г[1253].
Мир. Благодаря гибкой политике Бильге-хана незаключенный мир фактически соблюдался. В 727 г. Тибет снова начал войну против Империи и предложил тюркскому каганату выступить против общего врага. Бильге-хан переслал тибетскую грамоту императору как доказательство своей лояльности и в благодарность за то, что император в 724 г. разрешил открыть меновой торг в Шофане, т. е. Ордосе. Это означало, что корона поступилась частью своих прав и доходов, так как монополия внешней торговли в Китае принадлежала казне, получавшей лошадей за золото и шелк[1254].
Но вскоре имперское правительство вернуло экономические взаимоотношения в старое русло. В 725 г. в ханскую ставку прибыл имперский посол Юань Чжэн, которому был устроен торжественный прием, где с ним вели переговоры все три великих тюрка — Бильге-хан, Кюль-тегин и Тоньюкук[1255]. Содержание переговоров выясняется из договора, заключенного в 727 г., согласно которому тюркам за условленное число лошадей ежегодно выдавалось 100 тыс. кусков шелка[1256].
Снова народные массы в Китае и каганате были оттерты от участия в торговле, а отношения между обоими правительствами не могли не обостриться, ибо тюрки желали повышения цен на лошадей, а китайцы — на шелк.
В 731 г. умер Кюль-тегин. Император направил специальное посольство с манифестом, выражающим соболезнование. В посольстве были мастера, которые соорудили великолепный монумент на берегу Орхона. Была поставлена статуя и сооружен храм, стены которого были расписаны батальными картинами. Надписи на китайском и тюркском языках сохранились и открыты Н. М. Ядринцевым в 1889 г. В них подробно описаны похороны Кюль-тегина. Это интересно, так как показывает размах международных отношений в VIII в.[1257].
«В качестве плачущих и стонущих пришли кытай и татабийцы во главе с Удар-Сенгуном; от кагана табгачей пришли Исьи и Ликенг [Чжан Кюй и Лю Сян][1258] и принесли множество даров и без числа золота и серебра; от тибетского кагана пришел белен; от народов, живущих в странах солнечного заката: Согда, Берчекера и Бухары — пришли Нек-Сенгун и Огул-тар-хан. От народа десяти стрел и от сына моего кагана тюргешского, пришли Макрач, хранитель печати, и хранитель печати Огуз-Бильге; от кыргызского хана пришел Чур-Тардуш-Ынанчу. В качестве соорудителя здания и камня с надписью, украшенного резьбою, пришли чиновники (по П. М. Мелиоранскому, каменотесы а может быть, художники. — Л. Г.) кагана табгачей и Чанг-Сенгун… Камень… столь много резчиков привели тойгуны и эльтеберы [?]».
Здесь перечислены ближайшие соседи каганата, так как в 732 г. на всех границах был установлен мир. Но отсутствуют послы народов дальних, упомянутых на аналогичных похоронах в 553 г.: народ бокли, или мукри (мохэ), и Пурум-Рим, т. е. Византия[1259].
Второй каганат, несмотря на все усилия и таланты ханов, был только тенью Первого, и при описании похорон Бильге-хана, имевших место в 734 г., вообще не упомянуты иностранцы, а только тюркские вельможи[1260]. Отсутствуют также некоторые племена, упомянутые выше: абары, уч-курыканы и отуз-татары. Но это понятно: абары обитали на среднем Или и были завоеваны Капаган-ханом, так что перестали быть самостоятельным народом. Уч-курыканы, предки якутов, отходили от тюрок в сибирскую тайгу и в поддержании отношений со своими врагами не нуждались. По-видимому, так же поступали отуз-татары, укрывавшиеся в тайге приамурской. Зато появился новый, загадочный народ берчекер[1261]; любопытно, что тюргешский каган назван «сыном», что предполагает какую-то форму зависимости. Однако это скорее всего претензия на господство; тюргешский каганат не зависел от тюркского.
Все это показывает, что тюрки могли и хотели установить в степи мирную жизнь, ибо в VIII в. они начали создавать из варварской орды государство.
Уйгуры на юге. Уйгуры, перекочевавшие на юг, не ужились с китайцами. Хотя управление для них было установлено наиблагоприятнейшее, но оно не исключало произвола и интриг со стороны китайских чиновников. Уйгуры, разумеется, давали отпор, и возникали личные счеты.
Некий Ван Гюнь-чо поссорился с уйгурским главой Чэн-цзуном. Вслед за этим он получил должность правителя Хэси и начал притеснять уйгуров — формально на основании закона. Те отправили жалобу, а правитель сообщил в столицу, что Чэн-цзун хочет отложиться. Ложь, составленная искусным бюрократом, оказалась убедительнее правды в устах простодушных кочевников. Чэн-цзуна сослали, и уйгуры вознегодовали.
В это время вспыхнула война с Тибетом и правитель Ван Гюнь-чо отправился в поход. Сын сосланного вождя, Хошу, собрал народ, чтобы отомстить, и из засады убил правителя. Восставшие уйгуры перерезали караванный путь из Китая в Кучу[1262].
Это изложено здесь так подробно для того, чтобы дать представление о порочности выродившейся государственной системы империи Тан. Китайцы и кочевники никак не могли найти общего языка; даже нуждаясь друг в друге, они не умели поладить, ибо их психологии были взаимно чужды. Столкновения возникали стихийно и в конце концов развалили империю Тан. Хошу отступил из Хэси на север вместе со своим народом и снова подчинился тюркам, но вскоре умер. Его заместил сын Гули Пэйло.
