Форстер оторвался от карты, которую рассматривал с негодованием.
— Ну что, Мариус? Что вы теперь нам предложите?
Ван дер Хейден откашлялся.
— Бригадный генерал Дидерихс и его солдаты сражаются доблестно, господин президент. Но их слишком мало, чтобы контролировать всю провинцию. Эти зулусы оказались куда упрямее, чем мы ожидали. — Он посмотрел на высокого седовласого генерала, сидящего в конце стола. — Но мы сумели бы их подавить, если бы генерал де Вет смог выделить нам в помощь три батальона мотопехоты. Дидерихс заверил меня, что если он получит подкрепление, то у него хватит сил обложить партизан со всех сторон и уничтожить их в собственном логове.
Де Вет фыркнул.
— Это невозможно. Регулярная армия и сформированные из резервистов части, которые находятся в Намибии, необходимы нам для ведения боевых действий. Мы не можем сейчас выделять войска для выполнения той работы, которую должна делать полиция.
Ого, это еще лучше. Мюллер еле сдерживал смех. Лидеры ненавистных ему группировок в кабинете того и гляди перегрызут друг другу глотки.
— Тогда проведите еще мобилизацию! У вас есть батальоны резерва, которые вы не вводили в бой! Давайте используем их там, где они нужнее!
Форстер поднял руку, призывая к тишине и не давая де Вету парировать последний выпад ван дер Хейдена.
— Хватит. — Он обратил свои мрачные, с черными кругами глаза на генерала. — Как насчет тех людей, про которых говорит Мариус, а, генерал? Неужели они все нужны в Намибии? Прямо сейчас?
Де Вет ответил не сразу.
— Нам нужен резерв, чтобы пополнять регулярные войска, господин президент. Некоторые наши части понесли большие потери и теперь нуждаются в усилении.
— Они что, нужны там все сразу? — Форстер почти рычал. Он не любил, когда его вынуждают повторять что-то дважды.
Генерал опустил глаза.
— Нет, господин президент. Пока нет. — Он кивнул в сторону карты Намибии, которая теперь постоянно висела на одной из стен. — Наша система снабжения и так растянута до предела.
— Ясно. — Форстер громыхнул рукой по столу и повернулся к ван дер Хейдену. — Отлично, Мариус. Вы получите свои три батальона. А министерство обороны решит, какие дополнительно части резервистов призвать. — Последовал еще один гневный взгляд. — Но я вас предупреждаю, meneer, не подведите меня опять. Даю вам месяц на подавление этого предательского мятежа. Вам ясно, Мариус?
Ван дер Хейден медленно кивнул, его одутловатое, обычно красное лицо побледнело как мел. Мюллер был разочарован. Он надеялся на продолжение перепалки, на более громкий скандал. Он украдкой бросил взгляд на человека справа от себя. Гельмуд Малербе, министр промышленности и торговли, сидел, застыв, как ледяная глыба. Плохо. Он ожидал, что Малербе будет возражать против дальнейшего вымывания людских ресурсов из гражданских секторов экономики. Каждый новый батальон резервистов, призванный под армейские знамена, означал уменьшение на тысячу человек контингента квалифицированных белых рабочих и инженеров на фабриках и заводах страны.
Но Малербе, похоже, усвоил урок. Противоречить любимым форстеровским идеям означало конец многообещающей правительственной карьере, поэтому он хранил молчание.
Губы Мюллера изогнулись в усмешке. Еще один лизоблюд в этом сборище лизоблюдов. Временами его нынешняя компания вызывала в нем невыносимую тошноту. Впрочем, его привели сюда собственные амбиции. Вознаграждением ему была реальная власть, которой он теперь обладал, так что лизание пяток начальству и небольшие перепалки можно было и потерпеть.
Власть. От самого этого слова в нем начинали шевелиться давно подавляемые желания и эмоции, они начинали бродить у Мюллера по всему телу.
Он поерзал. Стоял октябрь. Ему придется совершить еще одно тайное путешествие — своего рода паломничество — и довольно скоро. Очень скоро.
5 ОКТЯБРЯ, 20-Й КАПСКИЙ СТРЕЛКОВЫЙ БАТАЛЬОН, РЕХОБОТ, НАМИБИЯНикогда еще подполковник Крюгер не был так горд своими людьми. Несмотря на то, что они всего двадцать четыре часа назад вернулись из боя, им удалось превзойти себя, готовясь к последнему смотру по случаю прибытия командира бригады. Откуда-то раздобыли воды, чтобы помыться и побриться. Форму, обтрепанную, рваную и грязную после многих недель окопной жизни, вычистили, отгладили и зашили. Техника, еще недавно заляпанная комьями грязи и пятнами масла, теперь сверкала на весеннем солнце.
Но никакая чистка и полировка не могли скрыть того факта, что за долгие недели бесплодных боев от его батальона осталась лишь жалкая тень. Сержанты встали во главе пехотных взводов, которые теперь имели численность отделений, а двумя его ротами командовали лейтенанты, только что из училища. В батальоне осталось меньше половины из тех, кто вместе с ним ступил на намибийскую землю. В нескончаемой череде артобстрелов, мелких стычек и лобовых атак, его люди один за другим выбывали из строя — ранеными, убитыми, просто уставшими от войны. Да, сомнений быть не могло. 20-й Капский стрелковый батальон больше был не в состоянии принимать участие в боевых действиях. Теперь они отправляются домой. Домой в ЮАР. Домой на заслуженный отдых. Домой, чтобы там пополнить новобранцами свои поредевшие ряды. Минометы и бронемашины 20-го батальона останутся в Намибии для части резервистов, прибывшей ему на замену.
— Похвально, Генрик. Очень впечатляюще, честное слово. Такие солдаты — гордость нашей страны. Командовать ими — большая честь.
Крюгер резко поднял голову, внезапно вспомнив, что стоит рядом с бригадным генералом Стридомом. Он чуть не задремал. В боевой обстановке полноценный сон был слишком большой роскошью, которую он не мог позволить себе вот уже несколько недель. Ему стоило большого усилия собраться с мыслями.
— Благодарю вас, сэр. Я передам ваши слова батальону. Уверен, что ребятам будет приятно.
Стридом кивнул.
— Хорошо. — Он внимательно посмотрел на Крюгера. На его узком лице появилась озабоченность. — Можете отпустить людей, Kommandant.
Крюгер встал по стойке «смирно» и отдал честь, замерев, пока комбриг не ответил тем же. Затем он повернулся кругом и посмотрел в покрасневшие от усталости глаза своих офицеров.
— Капитан Майринг! Дайте батальону команду разойтись.
— Есть, сэр!
Бородатый офицер, заменивший Форбса на посту заместителя командира, молодцевато вышел вперед, замер и повернулся к строю, чтобы гаркнуть на весь плац. В один миг правильные ряды батальона рассыпались, и каждый устремился к своей палатке или к полевой кухне, где сразу скопилось много народу.
Вдруг Крюгер скривился, увидев в море залатанных мундиров и усталых лиц знакомую жирную физиономию. Значит, этот чертов фанатик из АДС Герцог все еще здесь? Все еще кружит в поисках легкой добычи — безоружных мирных жителей или офицеров, слишком измотанных, чтобы контролировать свои слова. По лагерю ходили слухи, будто массовые казни и полночные аресты продолжаются. Он резко повернулся и направился к Герцогу.
— Оставь, Генрик, — Стридом схватил его за руку. — Этот человек тебе не по зубам. У Герцога слишком много друзей — и очень могущественных друзей. Уж поверь мне, я-то знаю.
Он вздохнул. Крюгер уставился на него. Стридом покачал головой.
— Езжай домой, Генрик. Езжай домой и займись пополнением своего батальона. Это сейчас твоя работа. В конце концов, ты солдат, а не политик.
Солдат? Возможно. Крюгер не знал, как долго он сможет оставаться просто солдатом. Где та черта, за которой человек перестает быть солдатом, просто выполняющим приказы, и становится чем-то более низменным и гнусным — соучастником?
Он нахмурился. Он читал про немецких солдат, которые в свое время оказывались между двух огней — патриотизмом с одной стороны, и кодексом личной чести — с другой. Но он никогда не думал, что сам окажется перед столь же мучительной дилеммой. Никогда.
Генрик Крюгер медленно повернулся и пошел к своей палатке — моля Господа, чтобы, когда придет время, у него хватило мудрости и силы духа выбрать правильный путь.
6 ОКТЯБРЯ, ЗОНА ОХРАНЫ ПОРТА, МАПУТУ, МОЗАМБИКПо всему периметру гавани Мапуту горели яркие фонари — превращая ночь в жуткий день без теней. Под их нещадным огнем возле длинного, тронутого ржавчиной корпуса советского грузового судна «Череповец» суетились десятки рабочих. На маслянистой поверхности волн, ласково плещущихся вокруг корабля и набегающих на старый, растрескавшийся причал, отражались искаженные огни и работающие в поте лица люди. Высоко над водой парили массивные краны, они то замирали в раздумье, то ныряли в открытые грузовые отсеки корабля, и каждый поднимался нагруженный огромными ящиками и тяжелыми тюками. Весь груз был либо укутан брезентом, либо спрятан в контейнеры, многие из которых были настолько велики, что в них мог бы уместиться разобранный на части самолет.
