уверена, что готова принять твои извинения, но ценю, что ты пришел сказать мне все это. Ты меня удивил.
Рикардо инстинктивно почувствовал себя лишним при этом разговоре и отошел на несколько шагов.
— Если ты когда-нибудь меня простишь, ты будешь самым дорогим гостем в моем доме.
— Благодарю тебя.
— И еще я хотел просить вас об одолжении.
— Что тебе еще надо?
— Покажите мне еще раз setenta complicada.
На ее лице отразился гнев пополам с беззащитным удивлением.
— Что, прямо сейчас?
Два раза повторять не пришлось, Рикардо подбежал, напевая Seduce me, я принялся отбивать ладонями ритм, и эта веселая парочка в грязной спецодежде безукоризненно исполнила танцевальные па для единственного зрителя — для меня. Как только они завершили танец в эффектном каске, я бросился к ним и поцеловал каждого, как целуют детей, а потом со всех ног, насколько позволяли мои тяжелые ботинки, побежал к своей машине.
Я ни на что больше не смотрел — ни на церковь, ни на бассейны, ни на гряду Крете. Уезжать, мне пора уезжать.
Я уже стартовал, подняв тучу пыли, и тут услышал, как Рикардо громко орет мое имя. Я резко затормозил и увидел, как он несется ко мне. В руке у него была бутылка Cenerentola.
— Пей и не забывай о нас. Приезжай к нам, amigo.
Я ничего не сказал ему в ответ только потому, что был бесконечно счастлив.
Мне нужно было сделать еще одну остановку перед тем, как оставить все за плечами и вернуться к своей повседневности, ordinary life. Моя мать ожидала меня к ужину — «иначе я лишу тебя наследства», так она и заявила, — а я сейчас уже понимал, что опаздываю. Я начал, как и в прошлый раз, нарезать круги вокруг поселка, блин, отличная трасса для картингов, и наконец остановился у небольшого ресторанчика «Конте Матто», как и в день приезда. Хозяин радушно вышел мне навстречу, однако было уже поздно, кухня закрылась.
— Вы не могли бы приготовить мне пару сандвичей с собой?
— Знаете, сандвичей мы здесь не делаем, но если синьор желает, мы можем приготовить салатиков и что-нибудь из закусок, и положим вам все это в лоточки.
— Офигеть.
— Простите?
— Да, конечно, я говорю, о’кей.
За пару минут мне собрали в лоточки сухарики, ломтики колбасы, рулетики из баклажанов и перетертые с укропом помидоры. Я помахал на прощание рукой и рванул к бару на площади. Я не был уверен, что Джулия сейчас в баре, хотя нет, где же ей еще быть, она должна быть там. Мне необходимо увидеть ее, опять встретить ее улыбку, убедиться, что я люблю и хочу ее, и что она меня так же любит.
Так и есть, Джулия была в баре. Джинсы она переодела, но рубашка на ней была моя, хотя она и связала ее узлом на поясе, чтобы скрыть инициалы. Она была просто очаровательна. К сожалению, бар был переполнен (то есть там сидело целых пять человек), а Джулия стояла за стойкой с одной из сестер.
— Прежде чем уехать, я решил на этот раз сам принести тебе покушать…
— О! Спасибо, Леон, не ожидала… Ну, наверное, да.
— …
— И знаешь, я тебе тут такую штуку купила, хотя и не была уверена, что мы увидимся.
Я бесцеремонно разорвал пакет прямо на глазах любопытных посетителей и вытащил тридцать шестой номер «Человека-Паука», посвященный его похождениям на фоне башен-близнецов. Этот выпуск уже много лет страшная редкость!
— Вот это да… Откуда это у тебя?
— Если тебе нравится Кларк Кент[36], то зажигалка с изображением Человека-Паука тебе как-то не в жилу… Вот я и пошла в киоск, поискать что-нибудь подходящее, они там покопались в закромах и нашли вот это… Я решила, что тебе это понравится.
— …
— Что такое, Леон?
— Я недавно купил этот выпуск на е-Bay[37]. Слушай, можешь сделать мне одолжение?
— Конечно.
— Прочитай мне последнюю фразу.
На глазах у изумленных сельских выпивох Джулия прочитала мне слова, которые в тот момент придали мне неожиданную уверенность.
— «В такие дни, как этот, рождаются герои. Нет, не герои, как мы. А истинные герои двадцать первого века. Это вы, обычные человеческие существа. Вы гораздо благороднее, чем думаете. Вы гораздо сильнее, чем думаете».
Она закрыла комикс, сунула мне его в руку и понеслась готовить два кофе, которые требовала у нее сестра. Глубоко вздохнув, я сделал ей знак, чтобы она не забывала про обед, и подошел к стойке.
— Ну, давай.
У меня не хватило духу сказать Джулии ни да, ни нет. Я еще раз посмотрел на нее, сжал в руке брошюрку и пробормотал «я-скоро-вернусь-Ева». Не знаю, услышала ли она. Я стартовал на своем «жучке» со скоростью звука и унесся прочь, ни разу не посмотрев в зеркало заднего вида.
За все время поездки я ни о чем вообще не думал, я никогда в жизни не испытывал таких эмоций, да к тому же за несколько последних часов я устал больше, чем за двадцать дней погрузки ящиков с виноградом. У меня не было ни желания, ни необходимости предаваться размышлениям, я хотел оставить все в прошлом, хотя это было так прекрасно, что не особо хотелось заканчивать такое приключение. Но, увы, моя жизнь была не в Колле и продолжаться там никак не могла.
Пару раз я звонил Аните, так просто, чтобы скрасить поездку в одиночестве. Я использовал самые сладкие выражения, какие только знал, поскольку чувствовал некоторую вину. Я пообещал ей, что мы отправимся в Сан-Мориц на следующее утро, пораньше, и у нас с ней будет целый день, мы, может быть, успеем даже полюбоваться на озеро из окна моего дома.
Анита говорила со мной мурлыкающим голосом, которого так мне не хватало, пока она была с Беттегой, и от этой мысли я еще сильнее нажал педаль газа. Тысячный за этот день звонок моей матери заставил меня сбросить скорость.
— Мама… Да, конечно… В Болонье… Как я докажу тебе, что я действительно в Болонье? Я в Болонье и баста… Я знаю, знаю… Хорошо, но если я уже в машине, зачем тебе заказывать мне такси?.. Я понял… Конечно… Мне жаль… Да не смогу я купить тебе Joy Жана Поту в придорожном гриль-кафе! Мне что теперь, с автострады съезжать? …Я не повышаю голос… Да нет!.. Мне пошло на пользу… Да при чем тут деревня… ты же тоже любишь прогулки… О’кей, Портофино — это Портофино, но и в Колле тоже неплохо… Нет, куриц
