Я вышел на солнечный свет и вручил молот Эушвицу.
— Нет, сударь. — Старик ласково, почти отчески, улыбался мне. — Этот кусок железа нам не нужен. Мы ищем лук!
Я оторопел.
— Какой лук?
— Костяной лук, разумеется. Разве не за этим вас отправляли?
Гм. Похоже, плакала моя тысяча дублонов.
— Давайте я покажу, что у меня есть.
Вбежав в шатер, я порылся в вещах и достал те странные костяные штуки. Вынес их на свет и внимательно осмотрел.
Да е-мое! Вот в чем дело!
На тонких концах костяных жердей виднелись следы тетивы. Если вставить их друг в друга — действительно получается лук, только каких-то гигантских размеров.
Я вышел к покупателями.
— Вот, посмотрите. Вы это ищете?
Фон Эушвиц расплылся в улыбке.
— Да. Это он.
Он поднес к костяным палочкам изящный амулет из темного серебра. На амулете тут же загорелся синий сапфир.
— Это он. Дело сделано. Я должен вас покинуть, сударь, чтобы завершить свою миссию. Однако, есть важное дело, не терпящее отлагательств. Это касается вашего старого знакомого и покровителя, Тереллина!
Я насторожился.
— Нас очень печалит то обстоятельство, что этот в высшей степени достойный иерарх столь жалким образом содержится под стражей в монастыре Хугельхайма. Право, церковь не ценит своих людей! Каноник явно достоин большего, чем его скромная должность в Андтаге. На службе фон Волленбурга, где мы имеем честь состоять, он был бы, по меньшей мере, министром! Конюшим или кравчим, как думаешь, Ролло? А теперь, когда его враги добились его ареста.... В общем, я получил от своего господина недвусмысленное указание спасти каноника. Мы должны вырвать его из лап врагов, подло действующих посредством инквизиции. Готовы ли вы к этому?
Ничего себе! Да это ведь разбой!
— Простите. Вы хотите сказать, что мы совершим нападение на Церковь?
Барон сделал круглые глаза и замахал руками, как мельница.
— Нет-нет-нет, что вы, что вы! Об этом не может быть и речи! На церковь? Как можно! Нет. На врагов! На истинных врагов церкви, окопавшихся в ее стенах! На извергов рода человеческого, извративших учение Света и поставивших его на службу своей алчности и подлости. На заговорщиков, предателей, убийц. Вот так обстоят дела!
— Никто ничего не узнает, — прогудел чернобровый, перекидывая ногу за ногу. — Все будут в закрытых капюшонах, закрывающих лицо. Мы уже много раз так делали, — он иронично хмыкнул. — Но, как видите, я жив и на свободе, и вхож к лицам, которые вас никогда не пустят дальше кухни.
— И какой план?
— О, я вижу, что вы заинтересовались. Позвольте оставить вас обсудить подробности. Мне же нужно спешить. До встречи! Ролло...Коммандер...
Старик отвесил изысканный поклон и буквально выбежал из шатра. Секундой позже раздался храп коня и удаляющийся стук копыт. Я же остался наедине с Роландом Хейлеманом, к чему, понятное дело, совсем не стремился.
— Итак, сударь, о чем идет речь?
— Дело верное, — лениво сообщил он, поигрывая кинжалом — то доставая, то вновь, с глухим стуком вгоняя его в ножны. — Мы устроим так, что каноника будут перевозить из тюрьмы экзархата в Ахенбург. Дорога там, как вы знаете, ведет через Барсучий лес. У вас три десятка арбалетов, — расставленные правильным образом, они истребят охрану, коей будет от силы полторы-две дюжины не самых лучших воинов. Потом мы оставим улики, которые укажут на засаду орков или гоблинов. У вас ведь сохранились их тесаки, топоры? Подложим пару штук. Этого будет достаточно!
— Прекрасная идея, герр Хейлеман. Только есть один момент. Там с другой стороны будут не орки и не гоблины, а люди экзархата. Не каждый арбалетчик посмеет выстрелить в слугу церкви!
— Это всего лишь вопрос вознаграждения. — Ролло цинично усмехнулся. — Обещайте больше, и муки совести утихнут под звоном монет!
— И сколько Волленбург готов выделить на все это?
Хейлеман стал предельно серьезен. Мерзкая ухмылочка исчезла с его лица.
— Пятьсот рейксталеров, сударь. Я уполномочен на такую сумму. Вы можете договариваться со своими людьми на сколько угодно, в этих пределах.
Вот это да! Двести пятьдесят дублонов за одно-единственное дело!
Мысли мои завертелись. Так. Арбалетчики согласятся за пять монет. Дюжина арбалетов. Нет, пусть две дюжины. И столько же пехотинцев. Возьму самых толковых. Нападем внезапно, расстреляем из засады. Профит!
Итого расходов на двести пятьдесят рейксталеров. А получу я пятьсот! Да еще и добыча какая-то будет, стража экзархата исправно получает свои фирлинги и грошены...
А самое главное — я вытащу Тереллина из тюрьмы, и смогу узнать все, что мне нужно. Он не сможет отказать мне, не в таком он будет положении. Возможно, с этими деньгами я уже через самое короткое время окажусь дома! И даже если вскроется, что именно мои люди напали на стражу экзархата — я уже буду далеко отсюда.
Да и что мне особенно терять? Ведь инквизиция наверняка уже в курсе моих связей с каноником. Даже если каноник ничего им не рассказал — он ведь обязательно все расскажет, это лишь вопрос времени! Светлая инквизиция знает свое дело...
— Мне надо подумать, — медленно произнес я. — Поговорить с людьми. Но, конечно же, моя благодарность канонику, сейчас, когда он в оковах, требует действий! Ролло нахмурил и без того суровые брови.
— Мой господин рассчитывает, что его люди будут проявлять рвение в отстаивании его интересов. Помни это, Андерклинг. Как только чего-то надумаешь — найдешь меня в доме графа фон Фалькенхайма. И не тяни, время дорого.
Напыщенный тип, наконец, удалился, оставив меня со своими мыслями. Тут было, о чем подумать.
Прежде всего, я нашел мага. Литц оказался в небольшой уличной таверне под открытым небом в компании каких-то веселых девушек.
— О, коммандер Андерклинг, присоединяйся к нам? Что такое? Вижу печать забот на твоем светлом лике! Попробуй этот эль, все развеется как дым!
— Рад, что тебе весело. Слушай, можно тебя на два слова?
— Погуляйте, гусыньки, мой друг хочет, чтобы я уделил ему время. А потом я весь ваш!
Спровадив барышень, маг попытался сделать трезвое лицо.
— Ну что там у тебя?
— Ты помог бы мне освободить Тереллина?
— Чего? Откуда освободить?
— Оттуда. Он в камерах экзархата.
— Ух ты, — удивился Литц, — и на чем же он попался?
— Тише. Не кричи. Пока не известно. Но я думаю, что это может быть связано с нашим походом. С той штукой, что мы нашли.
— Гм. То есть господа в черных одеждах нас тоже могут пригласить для легкой, ни к чему не обязывающей беседы? Умеешь ты обрадовать!
— Да. Так вот. Его надо выдернуть оттуда.
— Ха, каким образом? Это же Кхорнова инквизиция!
— Да не ори ты, на нас оглядываются! Есть способ. Ты скажи, поможешь ли ты, или нет!
— А нас не примут в теплые объятия те же самые господа?
— Если ты поможешь, наверное, нет.
— Ну, считай, я в деле. Не люблю этих скотов. А что еще?
— Отлично. Как только мы его освободим — расспроси хорошенько про мое появление здесь! Узнай все что можно. Если есть шанс отправить меня обратно, я хочу его использовать!
— Так расспроси его сам!
— Я же не маг. Это ты знаешь, чего спрашивать, и поймешь его ответы.
— Разумно. Ты чертовски умен для юнгера, Энно, разрази меня Кхорн, если это не так! Но Тереллин... Он намного умнее тебя. И у него всегда был нюх на неприятности. И все же он попал в Черные камеры... Невероятно!
Девицы, хихикая, подошли обратно. Я же, узнав, что хотел, поспешил в лагерь.
Ротмистра Рейсснера я решил не ставить в известность ни о чем. Слишком прямолинеен был командир пехотинцев. Лучшей кандидатурой для этого дела был Линдхорст.
Назвав ему сумму, от которой бывший фельдфебель зарделся, как девица, и вкраце изложив дело, я понял, что не прогадал.
— Придется всех убить? — только и спросил он.
— Да. Надо сделать так, чтобы никто не ушел. Как думаешь, Дитрих пойдет на это дело?
