Однако когда через мостик погнали отару овец, пастушьи собаки стали лаять под мост. Пехотинцы вылезли и, прежде чем я смог вмешаться, убили и собак, и пастуха.
— Это нам на руку, — сообщил Хейлеман. — Оставьте отару тут. Ей как раз можно перегородить мост! А я поеду проверить, где идет наша цель!
И Хейлеман ускакал на своем породистом жеребце, провожаемый множеством завистливых взглядов.
Трех пехотинцев обрядили в широкие пастушьи шляпы.
— Когда увидите конвой из Хугельхайма, гоните овец на мост, заприте им обратный путь! — проинструктировал их я.
Вернулся Хейлеман.
— Скоро они будут здесь!
— Понятно. Готовься, ребята!
Нервы натянулись до предела. Я совершенно уверен в успехе, и все же, не могу быть спокоен. Слишком остра сталь у тех, кто, не торопясь едет сейчас рядом с черной крытой повозкой....
Сначала появилась пара всадников. Затем — повозка с фургоном черного цвета и эмблемой экзархата. За ними растянулась конная стража.
Сердце гулко стучит в груди, отдавая в висках. Это плохо, что они так растянулись. Мы не сможем накрыть залпом сразу всех — задние увидят нашу атаку и либо бросятся на помощь своим, либо убегут. Второе даже хуже, чем первое. Если кто-то спасется, про легенду об орках придется забыть.
Наверное, пора.
— Давай, — крикнул я Линдхорсту.
Курт привстал и издал протяжный свист.
Затрещали спускаемые тетивы арбалетов. Тяжелые болты один за другим ссаживали стражников.
Пехотинцы выскочили из-под моста, хватая лошадей под узцы. Кучер в бешенстве хлестал кнутом во все стороны, и лошадей, и пехотинцев. В итоге кони взбесились и потащили повозку вбок. Черный шарабан встал поперек и перегородил мост. Одна из лошадей повисла над ручьем, ломая ноги о парапет моста, другая с диким ржанием рванула вперед, и шарабан завалился набок, прямо в воду. Раздался треск ломающегося дерева — оглобли отломились, и лошадь сломя голову бросилась прямо по реке, вздымая тучи брызг.
Повозка осталась лежать на боку, в неглубоком ложе ручья.
Держа наготове кинжал, я подбежал к ней и, не обращая внимание на бьющееся рядом животное, влез на нее. Дверь была заперта снаружи засовом и замком,
Высоко подняв полэкс, я ударил по двери. Потом еще и еще. Наконец дверка провалилась вниз, открылся дверной проем — механизм замка развалился.
Я не сразу узнал каноника. Изможденное лицо человека, заслонявшегося от солнечного света, ничем не напоминало деловитого, моложавого Тереллина! Но это был он.
Он стоял внутри повозки по колено в воде и беспомощно озирался. Хук упал с его головы, и я увидел, что он полностью поседел.
— Эй, Линдхорст!
Ротмистр был занят в схватке. Подскочил разгоряченный Хейлеман.
— Помоги вытащить каноника!
Вдвоем мы подняли его за руки на кузов повозки.
— Давай пока под мост! — крикнул Хейлеман.
Под руки мы вывели каноника на землю.
Он действительно был плох. Заключение никого не красит, но Тереллин в тюрьме совсем сдал.
— Это вы, Энно? Я плохо вижу!
— Да, каноник. Я уже не надеялся увидеть вас в этом мире! Вас сейчас отправят в безопасное место. Когда я смогу навестить вас, нам о многом надо будет поговорить. Вы единственный, кто знает тайну моего появления здесь, и к кому я могу обратиться за помощью!
Тереллин положил свою ссохшуюся руку мне на плечо.
— Благослови тебя Свет, Энно! Ты спас меня... Конечно, я расскажу тебе все, что знаю. Те люди, которые тебя вызвали из другого мира, до сих пор живы. Они томятся в тюрьме Ахенбурга. Почему-то тот случай заинтересовал высших иерархов. Архилектор Либрехт затребовал их. Вероятно, хотел понять, как магией можно столь далеко перенести инертный к магии обьект....
Голос каноника был слаб и прерывист. Видно было, что он потерял много сил. Над нами кричали дерущиеся и умирающие люди, и мне с трудом удавалось расслышать слова Тереллина.
— Энно. Как только я тебя увидел, тогда, три года назад, я понял, что ты сыграешь особую роль в моей судьбе. Все думали, что ты демон. Ведь хаоситы из той секты вызывали именно демона, демона Хаоса...
— Берегите силы, каноник. Выпейте вина!
Тереллин с благодарностью сделал несколько глотков из моей фляжки.
— Но я, — продолжил он, — верил в тебя! Я знал что ты, — нечто особенное, чего еще не видели в этом мире... И ты, Энно, оправдал мои надежды. Не зря я назвал тебя Андерклинг! Ты действительно, истинный клинок церкви, не такой, что торжественно несут перед шествием неофитов, но тот, что тайно держат в рукаве, выбирая момент, чтобы пустить его в ход!
— Вам придется ехать верхом несколько миль. Сможете ли вы удержаться в седле?
— Я? Не думаю... — Тереллин покачал головой. — Видимо, придется вам привязать меня к седлу, как Пресветлого Адеоданта во время битвы с Хаосом...
— Эй, Андерклинг, — Ролло махнул рукой в сторону, где еще кипел бой, — Иди, делай свое дело, я с ним побуду тут.
Я вылез из-под моста, оглядывая поле боя.
Кругом лежали трупы стражи экзархата. Почти все они были убиты арбалетными болтами — стрелки знали свое дело.
— Сударь, тут вот нужно ваше решение, — ко мне подскочил сержант Кунц. — Тут у нас пленный, похоже, знатный.
Задернув на лице капюшон, я подошел к группе людей за повозкой.
Прямо у въезда на мост лежал дворянин, показавшийся мне знакомым. Порывшись в памяти, я вспомнил его имя. Эсперн. Надменный тип, с которым мы тогда вместе ехали к деревне Вайзе. Теперь он со всем смирением, приличным слуге церкви, уткнулся в грязь, быстро заполняя следы чужих сапог бордовой, дымящейся на холоде, кровью.
Рядом с трупом нашелся и живой пленный. Рыцарь Беренгард со связанными руками сидел, привалившись к крупу своей собственной лошади. Ему повезло —предназначавшийся ему болт попал прямо в лоб его коню, а потом пехотинцы оглушили его ударом готентага. Теперь он ждал своей участи.
— Что с ним делать, сударь? — спросил стоявший рядом с Беренгардом сержант Кунц.
— Давайте его на лошадь, а там посмотрим, — не зная на что решиться, сказал я.
— Энно! Энно Андерклинг! Не убивай меня! Я же брат твой по Свету! — вдруг тонко закричал Беренгард, раскачиваясь из стороны в сторону. В предчувтсвии смерти, его красивое лицо с кровоподтеком на лбу исказила гримаса нестерпимого ужаса.
Вот идиот!
— И зачем ты меня узнал, Гарди? — вырвалось у меня. Сделав характерный жест рукой, я отвернулся. Раздался глухой звук удара — сержант Кунц сделал свое дело.
Ну, всех, так всех.
— Эй, ребята, — закричал я, — нам тут свидетелей не надо!
Арбалетчики торопливо обыскивали трупы. Добивали раненных, — всех, как им было приказано, несмотря ни на какие мольбы и обещания.
— Удалось ли кому-то уйти? — спросил я Линдхорста.
— Нет. Мы перекрыли им путь отарой, как вы и сказали. А потом расстреляли завязших в овцах всадников.
Отлично. Похоже, все идет по плану.
— Эй, а кто там? — вдруг спросил Линдхорст.
Я оглянулся. Со стороны Ахенбурга на холме появилось с десяток всадников. Первый, несомненно, был рыцарем.
— Да это, похоже, владелец овец приехал за своим стадом, — удивленно протянул Майнфельд, вглядевшись в герб на щитах всадников.
Только этого нам не хватало! И, судя по всему, местному фьеферу не хватило ума держаться в стороне от чужих разборок — заорав что-то героическое, он опустил копье и понесся к нам. Остальные, чуть помедлив, последовали его примеру. Придурки!
— Давай-ка, подстрели этого петуха, — крикнул я Линдхорсту. Тот оглянулся, оценивая приближающуюся цель.
— Меткий! — прокричал Линдхорст.
Изуродованный стрелок припал на колено и поднял арбалет.
Выстрел оказался точен. Хотя я не заметил, куда он попал, но всадник запрокинул голову и кулем свалился с коня, выронив копье. Его люди начали тут же разворачиваться и поскакали обратно. Одному выстрелили в спину и попали, но другие смогли уйти.
— Кхорн побери! Наш план пошел прахом. На этих мы не рассчитывали! И занес же их Тзинч так не вовремя!
