– «И вы?..»
– «А что я? Чем я лучше других? Тоже ищу еврея…»
– «Нашли?..»
– «Пока нет, надеюсь, с вашей помощью…»
– «А они сами-то кто, эти Берковские?»
– «Они-то? Я ж говорю, евреи…»
– «Ничего не понимаю…»
– «Думаете, я понимаю? Кстати, во время задержания при вас не оказалось никаких документов».
– «Купался я недавно в Сене… Они у меня и намокли, а теперь сохнут».
– «Вы что, в одежде купались?»
– «А как же иначе?! Октябрь ведь, холодно…»
– «Ну, конечно же, как это я не сообразил… А где они сохнут, документики-то ваши?»
– «А в Париже», – говорю.
Тут он очень огорчился.
– «Как же вы, господин Голицын, решились отправиться в столь дальнюю дорогу без паспорта? Нехорошо…»
– «Я и сам знаю, что нехорошо, Но король, – говорю, – велел. Разве с ним поспоришь?»
– «Ну, тогда, – вздохнул он с облегчением, – тогда совсем другое дело. Раз сам король… И все-таки, девушка еврейка?».
– «Сомневаюсь… Просто она сегодня плохо выглядит. Отпустили бы вы нас, господин генерал, а? Я ведь друг короля. Да и Аннет…»
– «А орден, – он привстал, перегнулся через стол и кончиками пальцев коснулся ордена на моей груди, – орден-то почему чужой нацепили?» И здесь я, признаюсь, пережал. Ты уж меня прости, Сонни. Я ему сказал:
– «Это король наградил меня за заслуги… – и опять за свое, – отпустили бы вы нас, господин министр?»
Генерал странно так на меня посмотрел и говорит:
– «Велики же, должно быть, ваши заслуги, если его величество наградил вас орденом, которым награждают только членов королевской семьи».
– «Да, – отвечаю, – должно быть, велики». Не думаю, что он мне поверил, но больше к этому вопросу генерал не возвращался. Потом генерал…
Король задумался. Когда это Шинкль успел пролезть в генералы? Действительно, ни на минуту нельзя Асперонию оставить без присмотра!
– Потом генерал, – продолжал Поль, – как бы размышляя вслух, сказал: – «Ну, вы, я вижу, человек честный, и вины за вами никакой я не усматриваю… А коли так, почему бы мне вас и не отпустить? У меня такой порядок, если выясняется, что человек чист перед законом, его тотчас же освобождают из-под стражи».
Я встал и рассыпался в благодарностях. Министр тоже встал и, пожимая мне руку, сказал:
– «И передайте королю, чтобы он на меня зла не держал. Работа у меня такая. Я солдат. Скажут, арестовать хлебопека, арестую хлебопека, скажут – короля, арестую короля».
Генерал помолчал. А потом как брякнет.
– «и еще передайте королю, я точно установил, что во главе заговора стоят его дочь и гофмаршал Шауниц. Такие вот дела…»
Самсона передернуло.
– Так и сказал? Ну и фрукт!
– У меня сложилось впечатление, что он далеко не так глуп, как мне поначалу показалось. Слово свое он сдержал, нас с Аннет сразу освободили, а мне он дал несколько своих головорезов, распорядился выделить транспорт и посоветовал срочно отправляться в федеральную тюрьму, где безвинно томится в неволе наш любимый монарх.
Все это время у Самсона было странное ощущение, что он спит и никак не может проснуться.
– А где сейчас Аннет?
– Наверняка, во дворце. Ее освободили на моих глазах. Она так сверкала глазами! Ах, какая замечательная девушка! Сделай ее королевой, Сонни!
– А что прикажешь делать с Лидией, моей женой, законной асперонской королевой? Задушить портьерой, укокошить канделябром, зарезать маникюрными ножницами? Сжечь на костре? Повесить? Отравить крысиным ядом?
– Вон у тебя сколько готовых предложений! Видно, ты не раз…
– На то мы и короли, чтобы думать обо всем… – сказал Самсон очень серьезно. – Значит, ты предлагаешь умертвить королеву?
Поль чуть не поперхнулся.
– Боже упаси! Ты же не Иван Грозный и не Генрих Восьмой… Зачем убивать? Неужели не существует мирного решения?.. Можно отправить ее…
– К праотцам? На эшафот?
– Как же ты, однако, кровожаден! Я хотел сказать, можно отправить ее в отставку.
– Лезешь, ни черта не соображая, в королевские дела, а того не знаешь, что королева и в отставке остается королевой…
– А если ее понизить до должности фаворитки?
– Ты что, с ума сошел? Кому она нужна в роли фаворитки?
– Королева уродлива?
– Хуже… Она стара. В фаворитки идут те, кто помоложе, уж я-то знаю, такова традиция, без этого, брат, никуда…
– Что же ты будешь делать?
Самсон в задумчивости почесал подбородок.
– Ты себе представить не можешь, насколько это серьезная проблема…
– Ты же король! Издай закон о многоженстве!
Самсон в ответ хмыкнул.
Беседуя таким милым образом, друзья спустились по склону к дороге, где их ждал королевский лимузин.
Самсон поднял брови. Машина – это хороший знак. Снова Шинкль?..
В просторном салоне королевского «роллс-ройса» расчувствовавшийся от собственного героизма Поль сказал:
– Я все никак не найду времени сказать, что я очень благодарен тебе, Самсон.
– За что? За то, что ты из-за моей глупой самонадеянности очутился в тюрьме?
Поль открыл окно. Ветер развевал его светло-русые кудри.
– Банально, но мне вдруг понравилось… жить!
Самсон заметил, что от Поля пахнет спиртным. Когда успел?.. Словно угадав мысли Самсона, Поль сказал:
– Твои аспероны очень милые люди. У парижан такого радушия не встретишь. Алебардщики по дороге угостили необычайно вкусным вином. В жизни не пробовал такой прелести! Не остаться ли мне по этой причине в Асперонии, как ты думаешь? А что? Ты по блату устроишь мне гражданство, вернее, подданство, ты как друг просто обязан это сделать! У меня ведь нет никаких документов. Я даже не знаю, где они могут быть… В последний раз я свой паспорт видел лет двадцать назад… Нужны же мне хоть какие-то документы! Король ты или не король, черт бы тебя побрал! Дай команду выдать мне паспорт. На любое имя, мне безразлично на какое… Думаю, тебя послушают. Пойми, без паспорта я чувствую себя неполноценным, этаким космополитом поневоле… И потом, это будет в демографических интересах государства, которым ты так бездарно руководишь, – ведь одним аспероном станет больше.
– Зачем я извлекал тебя из Сены? Чтобы ты опять взялся за старое?
– Мы, ваше величество, с вами очень похожи. Оба любим выпить. Но отличаемся разными подходами к выпивке. Угодив в тюрьму и испытывав по этой причине впервые за долгие годы вполне понятные муки вынужденного – слава Богу, что лишь трехчасового – воздержания, я окончательно понял, что без спиртного жизнь для меня не может представлять никакого интереса… Я пил, пью и буду пить. Это стиль жизни. Ты же пьешь от случая к случаю. Ты пьешь бессистемно и деидеологично. И это меня страшно огорчает. Со своими неограниченными возможностями ты бы мог пить с утра до вечера и предаваться всяческим романтическим мечтам. Как это прекрасно! А ты вместо этого тратишь время на всякую ерунду вроде так называемых государственных дел. Такие вот соображения, ваше величество…
Несколько дней спустя Поль улетел в Париж. Он увозил с собой подарки короля: белый костюм, орден Святого Лоренцо и ящик пятидесятиградусной асперонской водки.
Теперь Самсон за Поля не переживал… Он был уверен, если Поль и сопьется, то произойдет это очень и очень не скоро. А если и сопьется в ближайшее время, то это будет в русле идеологических установок, заложенных в него свыше. И тут уж ничего с этим не поделать…
Накануне отъезда Поль попросил показать ему армбургские достопримечательности. Самсон легко согласился и не нашел ничего лучше, как повести его на кладбище, где хоронили исключительно членов королевской семьи.
Сам король оказался на семейном кладбище впервые. Его никогда не тянуло к умершим родственникам.
Друзья долго молча бродили меж царственных могил.
Стоял погожий, тихий, нежаркий день. Славный такой день, приятный. Как раз для посещения кладбищ, отметил про себя Самсон.
Хорошо было ступать по дорожкам, выложенным темно-красным камнем. Сухие мелкие листья шуршали под ногами.
В голове покойно плавали мысли о том, что сам ты в качестве покойника окажешься на кладбище все же не скоро, по крайней мере, не сегодня и не завтра.
Поль был потрясен роскошью усыпальниц, склепов и гробниц.
Когда они увидели грандиозное изваяние, надгробный памятник Людвигу, воздвигнутый тому вскоре после его трагической кончины, то, пораженные, замерли, на короткое время тоже превратившись в изваяния.
Двухметровый металлический атлет, брат короля, стоял в позе футболиста, изготовившегося пробить пенальти. На солнце скульптура сверкала так, словно была отлита из золота.
– Очень жизненно, очень… – наконец отметил Поль и еще раз пристально посмотрел на статую. – Кажется, еще мгновение, и он ударит по мячу. Или лягнет кого-нибудь…
– Вот-вот… – пробормотал Самсон и недовольно крякнул.
Памятник королю не понравился.
– Святые угодники, каких же это все денег стоило! – ахал Голицын.
– Видишь ли, милый дружок, короли Асперонии всегда экономили на мирском, – Самсон благочестиво сложил руки на животе, – они жалели деньги на подлинные произведения искусства: на покупку древнегреческих скульптур и приобретение шедевров знаменитым живописцев. Они покупали что подешевле, только чтобы заполнить помещения королевского дворца. Поэтому там столько всякого барахла… Зато смерть, как видишь, они обставляли любовно, не считаясь с любыми тратами. Над чем, кстати, стоит призадуматься каждому…
