делать. Машинально засовываю руку в карман за телефоном, которого теперь там нет, и вытаскиваю записку Тома.
Ночь. Над головой звездное небо и огромная, предательская луна, которая не позволяет скрыться. Я падаю, прячусь, но меня находят, и приходится снова изо всех сил бежать по бесконечно длинному полю. Ноги вязнут в высокой траве, становятся ватными. Мне тяжело, я совершенно выдохлась, но все равно нужно бежать, бежать. За мной гонятся люди, я смотрю на их лица, но никого из них не узнаю, я никогда раньше их не видела и не знаю, зачем они за мной бегут. Вот, наконец, спасение, впереди обрыв, а внизу течет река. На мгновенье я замираю, потому что с обрыва открывается потрясающий вид. Мост через реку подсвечен и в воде отражаются разноцветные блестки подсветки, и необыкновенно яркий свет звезд и луны. Надо бежать, меня настигают, останавливаться нельзя я прыгаю, лечу вниз и уже перед тем как в погрузиться в воду понимаю, что это не вода, это течет расплавленный металл, и именно поэтому он так красиво и переливается всеми цветами радуги. Я зависаю в воздухе над этой металлической рекой и зажмуриваю глаза от ужаса. Выхода нет: или я сейчас упаду в этот жидкий металл или меня поймают. Я чувствую, как меня настигают, кто-то трогает за плечо и зовет по имени. Все, это конец. Я поднимаю голову, открываю глаза и просыпаюсь. Вокруг темно, рядом со мной спит мужчина. «Кто это?» В темноте я не могу рассмотреть его лицо. «Где я?» Я пытаюсь отделить сон от реальности, судорожно протираю глаза, но все равно не понимаю, где я нахожусь.
– Нина, – окликает меня тихий женский голос. Я всматриваюсь в темноту, туда, откуда доносится зов, и вижу девушку, одетую как стюардесса. Реальность возвращается. Самолет, я в самолете и лечу домой.
– Вы Нина, вы летите в Санкт-Петербург и у вас пересадка во Франкфурте? – спрашивает она меня.
–Да, – я послушно киваю головой.
–У вас есть немецкая виза? – продолжает она?
–Нет.
Я начинаю понимать, что меня поджидает очередной сюрприз.
–У вас будет очень маленькое время на пересадку, около пятнадцати минут, вы не могли бы, взять ручную кладь и пойти со мной?
–Да, я снова киваю головой и начинаю перелезать через спящего рядом со мной мужика. Главное ничего не забыть.
Меня отводят бизнес класс, здесь тоже все еще спят. Меня и еще одного пассажира сажают рядом с выходом. Стюардесса объясняет, что самолет немного опоздает, поэтому нас отвезут прямо к другому самолету. Она просит наши документы и посадочные талоны. Мы отдаем ей паспорта, она забирает и уходит.
– Во, фашисты, вечно накосячат, а нам потом расхлебывай!– говорит мой новый сосед неожиданно громко и по-русски. Я вздрагиваю.
–Кстати меня Вова зовут, – продолжает он так же громко, – а тебя?
Я прижимаю палец к губам и показываю на спящих вокруг нас людей. Вова недоуменно пожимает плечами и разваливается в кресле.
–Нет, чтобы сразу сюда посадили, – ворчит он себе под нос, и через пару минут издает ровный могучий храп.
Иллюминаторы закрыты, я сижу на кресле ближе к проходу, и мне его не открыть. Я смотрю вперед. Дверь в кабину пилотов открыта, стюардесса разносит пилотам кофе и еду. Впереди тоже ничего не видно, на лобовом стекле отражается приборная доска. Любуюсь огоньками на стекле и погружаюсь в свои невеселые мысли.
«Зачем он это сделал?», – думаю я о Томе, пытаясь найти хотя бы какое-то рациональное зерно в его поведении. «Скучно ему, – говорит мой внутренний голос. – У него все есть, деньги, дом, он облизан и залюблен со всех сторон, ему не о чем беспокоиться. Ему даже о потере работы не нужно переживать, он акционер и совладелец группы компаний. А душа хочет трудиться. Тебя же учили в школе, что душа обязана трудиться. Его, наверное, тоже учили, не даром он про Достоевского говорил, вот он и трудится, создает себе повод пострадать. Теперь у него есть настоящая тема– я ее люблю, а она уехала в Россию. Посмотрите на меня, как я страдаю. Круто же». А если я там умру? – пытаюсь я спорить с внутренним голосом. «Умрешь – так это еще и лучше, мертвых любить легче, они ничего не просят, ничего делать для них не надо, да и страдать по ним проще – диван, кальян и танец теней из «Баядерки»». А Виталик? – спрашиваю я, но тут же запрещаю себе про это думать. Слишком страшной мне кажется эта правда.
Вскоре мой нос улавливает запах еды. В эконом классе уже разносят завтрак, но здесь еще тихо и темно. Видя, что я не сплю, стюардесса приносит мне еду. Есть совершенно не хочется, прошу кофе. Кофе все такой же мерзкий, выливаю в него два пакета сливок и высыпаю четыре пакетика сахара, но все равно он горчит на вкус. Вспоминаю, какой у нас замечательный кофе на работе. Воспоминания снова загоняют меня в тоску. Наконец начинают будить и бизнес класс. Хотя еще не объявили о том, что мы снижаемся, я чувствую, как самолет начинает терять высоту. Пилоты выключают освещение в кабине и сквозь лобовое стекло виднеются огоньки городов. Я подвигаюсь поближе к проходу, чтобы лучше видеть, но стюардесса закрывает дверь в кабину пилотов.
Мы во Франкфурте. Шасси стукаются о посадочную полосу, и двигатели включаются в реверсный режим. Нас с Вовой выводят из самолета первыми, мы ждем, пока снимут наши чемоданы и садимся на электромобиль, который быстро мчит нас по летному полю. Наш рейс ждет только нас, стюардесса отдает наши паспорта, и мы садимся в самолет.
Самолет в Питер почти пустой. Пока я укладываю коробки с Лего в багажное отделение над своим креслом, Вова оглядывает меня критическим взглядом:
–А ты ничего, – говорит он, осматривая с ног, – у тебя мужик есть?
Я поворачиваюсь к Вове, молчу, улыбаюсь и занимаю место у окна.
–У меня конечно баба получше была, но я от нее ушел. Достала она меня своими скандалами. Поеду в Питер, у меня там сестра живет в Купчино, ты знаешь, где Купчино? Это где Бухарестская, Будапештская, ну вобщем где-то там. Ты сама-то Питерская?
– Да, – киваю головой. У меня нет никакого желания с ним ни о чем говорить, но он своим грузным, стокиллограмовым телом закрыл мне все пути к бегству. И я молча слушаю, не возражая, ожидая когда он, наконец, выговорится и замолчит.
– А в Америке что делала? Мужика себе искала? Интеллигентика небось!
