Как человек, вне сомнения, неглупый и профессиональный, Верховный Главнокомандующий не мог не понимать всех недостатков своих ближайших помощников по управлению Действующей армией. В то же время сам великий князь Николай Николаевич также сознавал свою неготовность к «большой стратегии». Восточно-Прусская наступательная операция и ситуация с Варшавской группировкой в августе 1914 года убедили его в справедливости такого тезиса. Поэтому Главковерх старался по всем существенным вопросам проводить совещания со штабами фронтов. Показательно, что впервые великий князь Николай Николаевич выехал из Барановичей 2 сентября, когда Северо-Западный фронт был разгромлен, потеряв за месяц боев около четверти миллиона человек (сто процентов исходной группировки) против пятидесяти тысяч у противника. Верховный Главнокомандующий верно понимал, что фронты лучше знают обстановку и лучше подготовлены в профессиональном отношении, нежели чины Ставки. Но и здесь требовался личный контроль Ставки. Так что по итогам совещания 2 сентября в Белостоке, в штабе Северо-Западного фронта, был смещен главкосевзап ген. Я.Г. Жилинский.
Надо помнить здесь еще, что раз Ставка не выезжала в армии, то советы главкомов являлись единственным независимым от генералов Янушкевича и Данилова устным источником оперативной информации (письменные доклады великий князь Николай Николаевич воспринимать не мог). Чем более Главковерх убеждался в слабости Янушкевича и Данилова, тем больше ему требовалось мнение фронтов. Таким образом, как следствие, великий князь Николай Николаевич «управлял путем созыва совещаний главнокомандующих армий фронтов». При этом такие созывы и, значит, поездка штаба Ставки в штабы фронтов осуществлялись по несколько раз в месяц. Так, совещание ноября 1914 года в Седлеце, на котором Главковерх разрешил главнокомандующему армий Северо-Западного фронта ген. Н.В. Рузскому отступать от Лодзи, стало шестнадцатым с начала войны. Подытоживая, один из ближайших советников лучшего стратега России ген. М.В. Алексеева, ген. В.Е. Борисов, называет такой метод — «совещательное полководчество Ставки». А значит, «ее метод ведения масс доказывал лишь ее военную неподготовленность к тому делу, за которое она взялась»[385].
Казалось бы, что Верховный Главнокомандующий принял верную стратегию руководства военными действиями. А именно — совещаниями с фронтовыми командованиями, по итогам каковых принималось окончательное решение в масштабах всей Действующей армии. Однако здесь таилась своя загвоздка. С ходом боевых действий фронты стали по-различному воспринимать складывавшуюся обстановку на театре военных действий. Тем более что каждый главком считал верной свою точку зрения. С занятием поста главкосевзапа ген. Н.В. Рузским, который в августе командовал 3-й армией Юго-Западного фронта, разногласия еще более усилились. Новый главкосевзап и фактически руководивший операциями начальник штаба Юго-Западного фронта ген. М.В. Алексеев были соперниками и недругами еще со времен русско-японской войны 1904 — 1905 гг. Самолюбивый генерал Рузский не мог переносить советов от своего бывшего начальника — главкоюза ген. Н.И. Иванова, за которым стоял генерал Алексеев.
Однако за Н.В. Рузским стоял сам Верховный Главнокомандующий. После разгрома под Танненбергом, желая затушевать перед армией и страной тяжелейшее поражение, великий князь Николай Николаевич сделал ставку на искусственное раздувание какого-либо малозначительного успеха в судьбоносную победу. Тем самым отметались бы подозрения в адрес Ставки, не сумевшей противостоять германцам. Через два дня после пленения немцами корпусов 2-й армии в Восточной Пруссии войска 3-й армии Юго-Западного фронта без боя заняли столицу австрийской Галиции — город Львов. Это само по себе незначительное событие было раздуто Ставкой в грандиозную победу, причем утверждалось, что Львов был взят после кровопролитного штурма. Командарм-3 ген. Н.В. Рузский за Львов получил беспрецедентную награду — одновременно ордена Св. Георгия 4-й и 3-й степеней. А в октябре еще и 2-ю степень. Вскоре ген. Н.В. Рузский становится главнокомандующим армий Северо-Западного фронта. Львовская эпопея генерала Рузского показала, что великий князь Николай Николаевич оценивает военный талант по выгодности его для интересов Ставки и по географическим пунктам, а не по уничтожению живой силы противника.
Перенос противником боевых действий на левый берег Средней Вислы, в стык между русскими фронтами, еще более усугубил разногласия фронтовых штабов. Соответственно, роль Верховного Главнокомандующего должна была получить большее значение, так как приходилось уже не столько вырабатывать компромисс, сколько улаживать противоречия. Так как великий князь Николай Николаевич не мог получить исчерпывающей работы от своих сотрудников, то ему приходилось лавировать между мнениями фронтовых штабов. Получалось, что «вместо того, чтобы ясно поставить стратегическую цель войны и сообразно с этим, выработав общий план действий, дать определенные задачи фронтам, Верховный Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич или колебался между различными, иногда противоположными взглядами своих подчиненных, или старался примирить расходившиеся взгляды принятием какого-либо среднего решения»[386].
Итогами такой деятельности становились либо поражения, либо неиспользование успеха. Например, в ходе Варшавско-Ивангородской наступательной операции 15 сентября — 26 октября 1914 года, когда впервые ярко высветились разногласия между фронтами (причем главкосевзап ген. Н.В. Рузский даже предложил сдать немцам Варшаву), район Варшавы передавался под ответственность сначала Юго-Западного, а затем — Северо-Западного фронта. В ходе Лодзинской оборонительной операции 29 октября — 6 декабря 1914 года, когда германское командование на Востоке получило подкрепления из Франции, генерал Рузский предложил отступить от Лодзи к Варшаве, выравнивая фронт. Кажется верной точка зрения, базирующаяся на нехватке боеприпасов и слабости подходивших резервов, что вынуждало русских сократить фронт обороны. Однако этот отход (23 ноября) не позволил армиям Юго-Западного фронта развить успех на краковском направлении, где русская 3-я армия ген. Р.Д. Радко-Дмитриева имела шанс взять Краков. Конечным результатом негативного соглашательства со стороны Ставки стала Горлицкая катастрофа апреля 1915 года.
Одним из наиболее характерных качеств личности Верховного Главнокомандующего было его упорство, почти всегда переходившее в упрямство. Действительно, великий князь Николай Николаевич трижды пытался осуществить свою идею-фикс: глубокое вторжение в Германию по кратчайшему операционному направлению — на Берлин. Этого непрестанно требовали французы, и русская Ставка неизменно выполняла требования союзников. Хотя ни разу такое сосредоточение не смогло бы оказать существенного влияния на ход сражений во Франции и Бельгии, где после Битвы на Марне все стало понятно. Британский военный представитель при русском командовании полковник А. Нокс впоследствии, говоря о русском сосредоточении перед Лодзинской операцией, писал: «Как и во время августовского наступления в Восточной Пруссии, планы великого князя были продиктованы желанием помочь союзникам на западе ценою каких бы то ни было жертв со стороны России»[387].
Сначала это — сосредоточение группы армий у Варшавы в августе 1914 года. Вследствие ослабления армий обоих фронтов в пользу этой группировки русские потерпели поражение под Люблином и под Танненбергом. В итоге 9-я армия была переброшена к Люблину, что позволило остановить австро-венгров и вырвать победу в Галицийской битве[388]. Впоследствии часть участников войны пыталась представить это мероприятие в виде полководческого таланта великого князя Николая Николаевича, который сумел переломить ход операции данным своеобразным стратегическим резервом. Но не стоит ли задаться более простым вопросом: а если бы 4-я армия не была ослаблена в ходе сосредоточения? Да, превосходство противника было слишком велико, но разве сорок тысяч дополнительных штыков помешали бы командарму-4? А потом пришлось бросать сюда уже четыре корпуса, чтобы исправить ситуацию.
В то же время 10-й армии пришлось закрывать границы с Восточной Пруссией по рекам Нареву и Бобру. А будь у командармов еще по одному корпусу — быть может, тогда уже противник бежал бы к Нижней Висле? Здесь надо сказать, что за три дня до Танненберга Ставка выработала мысль о переброске 1-й армии также к Варшаве, оставляя в Восточной Пруссии одну лишь 2-ю армию, которая и была уничтожена немцами в танненбергском «котле». Этот замысел принадлежал генерал-квартирмейстеру Ставки ген. Ю.Н. Данилову, а великий князь Николай Николаевич уже был готов утвердить его. Только поражение и угроза катастрофы раскрыли глаза деятелям Ставки, готовым на все, чтобы сохранить кровь французов за счет русской крови. Вот после этого Верховный Главнокомандующий и стал прибегать к практике совещаний с фронтовыми штабами — стратегический «талант» генерала Данилова стал окончательно ясен.
