Однако пришла, как обещала. Никогда не подведет.
Старина Зильке.
Золотистые волосы упрятаны под платок, на лацкане халата следы отрыжки подопечного младенца. Как всегда, одета не по погоде и зябко дрожит. Но улыбается. Лицо, даже к концу зимы сохранившее загар, расплылось в широкой ухмылке.
Зильке взяла Пауля под руку; по автоматическому сигналу Регулировочной башни (уже без дружелюбного полицейского в семи метрах над землей) они пересекли улицу и подошли к Дагмар.
Троица решила отобедать в величественном «Хаус Фатерлянде». Стилизованные под разные страны, залы самого большого в мире знаменитого ресторана «Отчий дом» вмещали восемь тысяч человек. К услугам клиентов — американский бар «Дикий Запад», испанский винный погребок, японская чайная комната. Имелись варианты турецкого, венгерского и венского кафе. Как ни смешно, в заведении никогда не было английского и французского ресторанов, ибо ультрапатриот герр Кемпински, еврей-ресторатор, основавший «Хаус Фатерлянд», так и не простил бывшим противникам Германии Версальский договор.
В былые счастливые времена семейство Штенгель всегда выбирало американский бар. Заказывали стейк, кукурузный хлеб и причудливо цветной коктейль для Фриды. Но сейчас Пауль, истинный немецкий солдат аж с двумя девушками под руку, увлек своих спутниц к баварской пивной «Левенброй».
Там стоял невообразимый шум — динамики извергали марши, соперничавшие с грохотом пивных кружек. Публика буйная, ликующая, малоприятная. И даже опасная. Но все вместе — великолепное прикрытие для тайной встречи расовых врагов и прокоммунистических предателей рейха.
Под рев динамиков, исторгавших неизбежного «Хорста Весселя», сели за столик.
— Не корчи рожи, Дагмар. — Зильке лучезарно улыбалась.
— Не могу. Мерзкая песня. Как им-то не надоест?
— Зато никто не подслушает.
После того как Пауль вернулся из Польши и приступил к своему плану, они впервые собрались втроем.
Дагмар по-прежнему жила у Штенгелей; вместе с ней в квартире теснились еще три обездоленных еврея, в том числе Фридины родители, чье жилье недавно захапала какая-то мелкая партийная сошка.
Зильке все еще отбывала трудовую повинность и обитала у своих работодателей, а Пауль, вернувшись с фронта, проходил подготовку к службе в СС.
Но вот наконец они свиделись.
Заказали сосиски с квашеной капустой, которые в ресторанах еще подавали, Паулю — пиво, девушкам — яблочный сок. Дагмар набросилась на еду. Больше года назад в стране ввели карточки, но евреи получали минимум продуктов и, конечно, не допускались к такой роскоши, как сосиски и фруктовый сок.
— Скажу коротко, поскольку время поджимает, — заговорил Пауль. — Значит, дела стали хуже. Гораздо хуже. Невозможно описать, что я видел на Востоке, и, думаю, то же самое будет здесь. Это лишь вопрос времени.
— Что еще можно с нами сделать? — сердито спросила Дагмар. — И так живем как нищие, униженные и забитые. На папином магазине свастики от…
— Нет папиного магазина, Дагмар, — перебила Зильке. — И папы твоего нет. Все кончено, нельзя жить прошлым.
— Легко тебе…
— Погоди, Дагмар, — вмешался Пауль. — Зильке права. Что было, то было, но это ничто по сравнению с тем, что будет. Он об этом говорит. Без умолку. В рейхстаге, по радио. Нынешняя война закончится уничтожением — либо Германии, либо евреев.
— Да, но…
— Он не шутит, Дагмар. Массовые убийства начались, я это видел. И обратной дороги нет. Через пять-десять лет в Берлине не останется ни одного живого еврея. Бежать нельзя, этот вариант прикрыли. Значит, надо прятаться.
Пауля перебили. К их столику подошли армейский фельдфебель и два капрала.
— Ничего себе! — сказал фельдфебель, здоровенный мордоворот. — Камрад захапал себе всех девок. Нечестно. Две — одному. Мы хотим в долю.
Он грохнул свою кружку на стол и втиснул стул между Зильке и Дагмар.
— Извините, вы нам мешаете, — поспешно сказал Пауль. — Ведь есть же свободные столики.
— Мешаем? Ну да, с двумя бабами хлопотно. А как же армейское братство? Ты из СС, но мы же едины.
Капралы шагнули ближе, обдав девушек пивным перегаром.
— Дамы — мои сестра и кузина, — сказал Пауль. — У нас семейное дело…
— Свезло нам, ребята! — заржал фельдфебель. — Малый не пялит этих телок. Две на троих — недурственный расклад. Девочки, приве-е-ет!
— Отвалите, парни, — сказала Зильке. — У нас разговор.
— Давай поговорим! — Фельдфебель ее облапил.
Пауль растерялся. Всякий скандал грозил разбирательством, а у Дагмар нет документов. И бугай старше чином.
— Эй, вы, фельдфебель! — раздался властный окрик. Дагмар вскочила на ноги, взгляд ее пылал. — Назовите свое имя и номер части! — громко приказала она.
Начальственный тон удивил фельдфебеля.
— Осади назад, милашка, — ответил он. — С какого ляду мне представляться?
— С такого, что вы и ваши приятели оскорбили немецких женщин. Сестру и кузину военнослужащего. Вы об этом очень пожалеете, потому что я не шлюха, к которой можно запросто подвалить. Назовите свое имя, я сообщу его своему жениху.
— Какому еще жениху? — Фельдфебель явно встревожился и убрал руку с плеча Зильке.
— Моему жениху Хайнцу Франку, старшему инспектору гестапо. Ему будет очень интересно узнать, как военнослужащие вермахта ведут себя в увольнении. Вы позорите фюрера.
Солдаты струхнули. В Берлине никто всуе не поминал могущественное гестапо. Имя этой организации произносили шепотом, его не выкрикивали в переполненном ресторане. Фельдфебель вскочил и промямлил извинение за неудачную шутку. Он и капралы невнятно представились, после чего всех троих будто сдуло ветром.
— Ну ты даешь! — выдохнул Пауль. — Рехнуться можно.
— Зато от них избавились.
— Ты привлекла внимание, — проворчала Зильке. — Ведь знаешь — нельзя.
— А что было делать? Сидеть и хныкать, как вы?
— Видали — хныкать!
— Конечно, мы бы строили планы, а солдатня нас лапала. Так, что ли?
— Какие планы? — рявкнула Зильке. — Пока что планы строили только мы. Или у тебя свой план спасения?
— Мне бы не пришлось спасаться, если б такие, как твоя мамаша, не записали меня в нелюди.
Повисло сердитое молчание.
— Ничего не меняется, — усмехнулся Пауль. — С двадцать шестого года так и грызетесь.
Девушки ожгли друг друга взглядами.
— Все, закончили! — сказал Пауль. — Надо научиться ладить, раз уж мы собираемся жить вместе.
— Вместе? — изумилась Дагмар. — То есть втроем?
— Да, в этом мой план.
— Но… я думала, что… буду с тобой… — В огромных карих глазах плескалось недоумение. — Что ты обо мне позаботишься.
— Я и хочу о тебе заботиться. Но в одиночку не сумею. Зильке согласилась участвовать.
— В чем?
— Ты должна исчезнуть, Дагмар. И поскорее. В Берлине тысячи евреев. Уверяю тебя, когда припечет, все кинутся искать укрытие.
— Думаешь? — горько усмехнулась Дагмар. — Скорее уж вскинут лапки кверху и подчинятся приказу. Как паршивые трусы, какими все они оказались. До сих пор все так себя вели. Кроме моего отца.
— И кроме нас, Дагмар. Кроме нас, — мягко сказал Пауль. — Медлить нельзя. Действовать надо сейчас. Исчезнуть. Дагмар Фишер должна умереть. Превратиться в другого человека. Тебе нужна новая личность.
— Как это?
— Личность уважаемого члена семейства Штенгель. Великолепный арийский череп обеспечил меня службой в СС, и теперь я должен обзавестись приличной семьей. Мне нужна супруга…
Впервые за день Дагмар просветлела:
— Супруга! Боже, что за чудной способ сделать предложение!
— Дагмар… — начал Пауль.
— Великолепный план! Жена эсэсовца — куда уж лучше прикрытие. Правда, обстановка совсем не романтичная, мне всегда виделись Париж и Эйфелева башня, но я согласна.
Чем-то явно смущенная, Зильке пальцем рисовала круги на мокрой столешнице.
Пауль взял Дагмар за руку:
— Ты знаешь, я бы все за это отдал. Ты знаешь, что ты для меня.
Зильке отвернулась, разглядывая официанток в баварских костюмах, что сновали с подносами, тяжелыми от пенных глиняных кружек.
— Но ведь ты сказал… — растерялась Дагмар.
— И ты знаешь, что немец не может жениться на еврейке.
— Ты говорил о моей новой личности.
— Я имел в виду личность, которой не нужна тщательная проверка, неизбежная при заключении брака. Тебе хорошо известно, что всякая немка, особенно невеста эсэсовца, обязана представить свою родословную с восемнадцатого века. Все церковные и гражданские метрики проверяют.
— Тогда о чем разговор?
— Женатый военнослужащий имеет право обзавестись домом, а жена его вправе нанять служанку.
