Евсей не сразу осмелился встать с колен. Сперва он прочел молитву, восхваляя мудрость богов, благодаря за то, что Они обратили на него Свой взор и, среди многих подобных, избрали для исполнения Своей воли. И лишь потом, немного успокоившись и приведя в порядок свои мысли и чувства, он поднялся, огляделся вокруг — никого. Вздохнул полной грудью…
Только теперь он ощутил едва заметный сладковатый запах, который словно туман заволок всю полянку. Караванщик не видел растения, которое его источало, хотя, воистину, оно должно было быть чем-то необыкновенным. Его аромат мутил рассудок, затуманивал глаза, стремился усыпить на года, на века. Еще немного и, не в силах сопротивляться ему, Евсей рухнул бы на землю, но тут рука вдруг наткнулась на что-то…
Мгновенно приходя в себя, караванщик отдернул обожженные холодом пальцы. В первый миг, не видя ничего перед собою, лишь немного сгустившийся, текучий, словно вода в реке, воздух, он решил, что коснулся самой бездны. Когда же, отбросив страхи, Евсей вновь поднес руку к этому нечто — невидимому, словно воздух, холодному, будто лед и прочному, как скала, он вдруг осознал…
"Нет, самому бы мне вовек не понять, — он был уверен. — Если бы на меня не снизошло озарение…"
Это был полог. Тот самый шатер, что отделял караван от снежной пустыни, являя собой здесь и сейчас границу двух миров — магического и настоящего.
Караванщик с трудом подавил искушение попытаться приподнять полог, выглянуть наружу. Страх удержал его. Евсей всем сердцем, всей душой ощутил его, когда подумал: "А что случится, если, сделав это, я порву нити магии? Что станет со всеми? Мы замерзнем во хладе снегов или рухнем в бездну, не удержавшись на грани…" — и он отступил.
Его взгляд обратился к небесам. С удивлением он увидел, что солнце уже скатилось к горизонту, окрасив все вокруг — и небо, и землю, — алой, как сама кровь, зарею.
Караванщик прошел шершавой ладонью по лицу, протер глаза.
"Что же это было? — думал он. — Сон, навеянный дурманом? Мираж, возникший из игры теней или явь, самая удивительная и сказочная из возможных? — ему страстно хотелось верить, что случившееся с ним произошло на самом деле, что ему действительно выпала великая честь говорить с богинями, с величайшей среди них — госпожой Кигаль. И, все же, в его разум закрались сомнения, слишком уж невероятным все это казалось. — Невероятным и достойным легенд. Что бы там ни было, я выполню Вашу волю. Я составлю легендарный свод новой эры. Не судите меня строго, великие боги, я всего лишь недостойный смертный. Но я буду стараться изо всех сил сделать все так, чтобы вы не пожалели о своем откровении, не важно, пришло ли оно ко мне во сне или наяву".
И, на миг склонившись в поклоне перед сделавшимися невидимыми небожителями, он пошел назад, к повозкам каравана.
Глава 11
Когда Евсей вышел из леса, вечер уже передал бразды правления над миром тихой, задумчивой ночи. Она накинула на поле туманную дымку сумрака, вобравшую в себя все краски света, растворяя одну в другой, смешавши небо с землей, превратив повозки в призрачные очертания, ложившиеся тенями на бардово-алый бархат еще не успевшего остыть горизонта. На небе зажглись звезды — огромные и яркие, как никогда прежде, вернувшие себе все силы, растраченные на земле людей на борьбу с отблесками бесконечной снежной глади. И лишь луна, потускнев, словно с последней встречи с ней минули тысячи лет, смотрела вниз с задумчивой грустью.
На земле, стремясь повторить небесный мир, заполняя его образами просторы, с которых вечер стер очертания былого многоцветного величия, запылали высокие, полные сказочной силы костры, вокруг которых собрались караванщики…
— Где ты пропадал? — внезапно раздавшийся за спиной голос брата заставил Евсея вздрогнуть. — Я уже собрался посылать за тобой дозорных! Откуда это безрассудство? Грань времен уже близка, и…
— Но ведь ночь только началась… — он хотел сказать: "Ты не поверишь, что со мной произошло. Я встретил…" — но Атен не дал ему. Хозяин каравана продолжал сердито ворчать, не слыша… Вернее — не желая слушать никаких объяснений:
— Нет, я ожидал чего-то подобного от рабов. Они должны были попытаться, испытывая судьбу, каким-нибудь образом остаться здесь, надеясь на милость богов. И не удивился, когда они, пошушукавшись, потянулись под вечер куда-то в сторону леса. Хорошо, что дозорные были начеку. Ничего, эти твари сами себя наказали — лишили вечера радости, променяв его на цепи и колодки закрытых повозок. Но ты-то, ты…!
— Здесь негде спрятаться, — Евсей перестал искать себе оправдание. С его губ сорвался смешок, который, прозвучав неожиданно, как гром среди ясного неба, привлек к себе внимание хозяина каравана, заставил его забыть о ворчании и обвинениях, чего не смогли бы сделать никакие рассуждения и убеждения.
— Вот как? — их глаза, мерцавшие отблесками костров, на миг встретились.
Выдержав пристальный, полный недоверчивого снисхождения взгляд Атена, Евсей продолжал:
— Я дошел до самой грани этого края, до полога шатра.
— Но это невозможно! Шатер не покрыл бы и сотой части окружающего нас мира…
— Вспомни легенды. На земле надежд, в мире, куда попадают благие души уснувших вечным сном, возможно все. И шаг равен веку, и миг — бесконечной дороге.
— Для богов нет невозможного, — пробормотал Атен, опустив голову на грудь. Его лицо, погруженное в полумрак, с плясавшими по нему отблесками костра, стало мрачным. Губы сжались. И, все же, сколь бы ни были далеки в этот миг его мысли, он заставил себя вернуться назад, к разговору с Евсеем, — Удивительный день. Нам будет что вспоминать долгими днями пути, о чем рассказывать всем встречным. Вот только тебе как летописцу прибавится работы.
— Да уж, — сам того не желая, караванщик вспомнил разговор с богинями. — Боюсь, на ближайшие несколько дней тебе придется освободить меня от обязанностей помощника.
— Ничего, мы справимся и вдвоем с Лисом.
— А если не вдвоем?
— О чем ты? — тот мгновенно собрался, глаза, сощурившись, настороженно глядели на брата, словно ожидая какого-нибудь подвоха.
— Ну, — Евсей не ожидал столь болезненной реакции на абсолютно невинные слова и немного растерялся. — Сейчас такое время… Каждый день происходит что-то особенное, неповторимое, достойное собственной легенды. Если так пойдет и дальше, у меня просто не останется времени ни на что другое. Нет, я вовсе не хочу устраниться от всех забот каравана, как летописцу, мне нужно будет быть в гуще событий. И, как только будет выпадать свободное время, я стану помогать тебе во всем… — он вздохнул, качнул головой, заставляя себя успокоиться и, оставив ненужные уже пояснения, перейти к главному. — Но ведь помощник должен быть постоянным, не временным… В общем, почему бы тебе не назначить кого-нибудь другого на мое место?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
