— Хватит трепаться. Веди девочек, Рафаэль, нужно ехать. Чем дольше мы находимся здесь, тем больше вероятность, что военные засекут машину на закрытой территории.
Еще раз бросив скептический взгляд на мужчину, что подпирает своей задницей машину Виктора, я все же направляюсь в вертолет.
— Синьора, идемте. — Протягиваю руку, помогая женщине спуститься со ступеней, пока та запахивает норковое пальто. Каблук соскальзывает, и она едва не падает на меня, но я ловко подхватываю жену дона Сандро на руки. — Аккуратней, синьора. — Опускаю ее на землю и следом подаю чемодан.
— Спасибо, Рафаэль, я совсем разнервничалась. — Женский голос наполнен звенящей тревогой, но она быстро берет себя в руки. — Ты точно не можешь остаться с нами?
— Не могу, я нужен дону. Не переживайте, хвоста нет, а в Италии уже все новости пестрят о несчастном случае с семьей Сандро. Искать ни у кого не возникнет мотивов.
Замечаю стоящую на борту малышку и напоследок запечатлеваю ее образ в памяти: малахитовые омуты глаз и пухлые губки. От колючего мороза она слегка морщит нос, а эта шапка с большим помпоном и торчащие из-под нее темные, аккуратно заплетенные косички, придают девчонке такого озорства, что тошно становится от того, как мне будет всего этого не хватать. Уже представляю, в какой мрак погрузился особняк из-за ее отсутствия. И я боюсь возвращаться домой, ведь там теперь ждет холодная пустота. Я так привязался к этой девчушке, что разлука кажется мне немыслимым мучением.
Возможно, что это наша последняя встреча, и такая мысль вынуждает сердце неприятно кольнуть. Я подхватываю малышку на руки, и моего лица касаются большие белые банты. Зарываюсь носом в ее волосы и втягиваю в себя аромат дикого персика, заполняя им легкие до отказа. А потом, зажмурившись, заставляю себя отстраниться и заглянуть в ее светлое личико. Не думал, что прощание дастся мне так тяжело. Я каждый раз находил в ней успокоение, когда усаживал девочку себе на колени и читал ей историю маленького принца. Мою любимую историю, которую понимала только она. Для ее возраста эта сказка совсем не подходящая, но она всегда слушала меня с упоением и потом заваливала сотнями вопросов. Порой это меня даже немного раздражало, только вот сейчас я готов ответить хоть еще на тысячу.
— Ну что, мой цветочек, готова к маленькому путешествию? — выдавливаю не своим от напряжения голоса и целую малышку в пухлую щечку, попадая под чары ее огромных изумрудных глаз, но приходится оторваться от них, чтобы поглядывать под ноги. Местами припорошенный снегом асфальт покрыт льдом, и свалиться с моей маленькой девочкой на руках я бы хотел меньше всего.
— Я полечу, как мальчик из нашей любимой сказки, по лазным планетам? Да, Аффи?
— Полетишь, куколка, вместе полетим, но обещай дождаться меня и быть умницей. Ладно?
— Ладно. Только поливай мою лозочку, холосо? Ей, навелное, сейчас одиноко.
— Хорошо, малышка. — Чувствую, как от волнения мой голос осип и, прочистив горло, добавляю. — Я сберегу твою розу.
— Обещаешь, Аффи? — Недоверчивый тон заставляет меня повернуть голову к малышке. Усмехаюсь оттого, как ее брови хмуро сведены к переносице, а нижняя губа выпячена вперед. Невероятный ребенок.
— Обе…
Перевожу взгляд на дорогу, но от увиденной картины договорить не успеваю. Ужас мгновенно овладевает моим телом, а кровь в жилах застывает колючим льдом. Тот самый мужчина, водитель, направляет пистолет на жену дона. Я не успеваю предупредить Виктора, когда раздается громкий выстрел. Женщина падает на белоснежное покрывало земли, что тотчас окрашивается в багровый цвет. Время замедляет свой ход, и меня словно накрывает непробиваемым вакуумом, но я все же читаю по губам синьоры последние слова: «Спаси ее». Очередной выстрел заставляет меня начать двигаться, и перед глазами я новая ужасающая картина: безжизненное тело друга.
В полной растерянности я сжимаю малышку в руках и, не раздумывая, прыгаю в ближайший кювет, чудом уворачиваясь от свистящих пуль. Правда, буквально сразу понимаю, что одна вошла мне прямо в плечо, но сейчас это неважно. Главное то, кого я крепко сжимаю в объятиях. Встаю и устремляюсь в тень деревьев, немного пригибаясь от звуков новых выстрелов. Не знаю, сколько я бежал, но очнулся только в глубине леса, не прекращая нервно озираться по сторонам. Постепенно прихожу в чувство и слышу тихое хлюпанье у себя на груди. Замечаю на большом помпоне брызги крови и тут же опускаю девочку на ноги, судорожно осматривая малышку. А затем шумно выдыхаю, понимая, что это всего лишь моя кровь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Джиа в порядке.
Пухлые губки плотно сжаты, а зеленые глаза блестят от слез, вот только в них читается не страх, а гнев. Они смотрят на меня снизу вверх, выражая обиду и злость одновременно, но больше ничего. Ни единого писка. Ни рыданий. Ни паники. Холодная, как снежинка, упавшая ей прямо на нос. Девочка всегда выделялась стойкостью среди своих сверстников, даже если и плакала, то так, чтобы никто не видел. Прижимаю ее к себе и, не в силах сдержать нахлынувшего облегчения, утыкаюсь ей в угловатое плечико и плачу. Взрослый мужчина оказался слабее ребенка. Я не простил бы себе, если бы из-за моей глупости пострадала эта маленькая девчушка, покорившая меня с первой встречи. Хотелось бы мне увидеть, какой она вырастет. Как изменятся черты ее лица и станут более правильными, утонченными, как нежная кожа будет покрываться румянцем на девичьих щеках. Я уверен, она расцветет, как бутон утренней розы. И знаю наверняка, что глаз прекраснее больше не встречу ни в одной из жизней. Я полюбил ее всем своим каменным сердцем, и мысль о том, что она могла пострадать, равносильна смерти.
Поднимаю ее на руки и направляюсь, не разбирая дороги, подальше от аэродрома. Не обращая внимания на собственное ранение, пробираюсь через глубокие сугробы. У меня нет права проиграть. Только не сейчас. Февраль, насколько мне известно, один из самых суровых зимних месяцев в России. И в данный момент я в этом не перестаю убеждаться. Вдобавок к ее шубке, я еще завернул малышку в свой пиджак и продолжаю путь. До поздней ночи иду и, кажется, уже не ощущаю собственных ног, но остановиться нет ни единого шанса. Я неустанно растираю маленький комочек в своих руках, не позволяя ей замерзнуть, а она мужественно терпит, пока мы не натыкаемся на небольшое поселение.
Позже я выяснил, что это оказалась глухая деревня возле Саратова. Стучусь в первый попавшийся дом, хозяевами которого оказывается взрослая бездетная пара. Выбора у меня нет, поэтому, пообещав им хорошие деньги, я оставляю по сути чужим людям свою малышку. Мне еще предстоит придумать, как вернуться обратно в Италию и преподнести боссу известие о гибели жены. Больше всего меня тревожит, что человек, организовавший на нас покушение, остался жив. А значит, и информация о бесследно исчезнувшей девочке рано или поздно может всплыть.
***
Разлепляю веки и в ярости переворачиваю стол, вырываясь из цепких когтей памяти, а дальше все как в тумане: шум погрома меняется от оглушительного грохота мебели до пронзительного звона разбитых стекол. Прихожу в себя уже сидя на коленях. Опираюсь трясущимися руками о бедра и склоняю голову вниз, замечая свежие багровые стрелы крови, стремительно бегущие вдоль пальцев. Дышу так глубоко, что, кажется, вот-вот в помещении закончится воздух.
— Раф, — ладонь Уго мягко ложится на мою спину, и он сам опускается на корточки, нависая надо мной, — мне жаль.
— Я не верю… — сдавленно вырывается у меня.
— Давай, поднимайся. — Гирландайо опирается о мое плечо и поднимается первым, протягивая мне руку. — Все-таки стоит признать, что ее больше нет. Вико, больной ублюдок, не отказал себе в удовольствии достать тебя через нее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Заткнись! — рычу на друга, резко вскакивая, но от нахлынувшего шока, видимо, ноги уже не держат, и мне приходится упереться ладонями в стену. Как только перевожу дыхание, начинаю лупить кулаками в выступающие бревна, пока Уго не скручивает меня в крепкой хватке.
